Прелестник

Мари вошла в девичью. Еще в коридоре она слышала визг и топот, но все равно вошла и застыла у порога.

Девицы, выстроившись вдоль стен, следили за Луи, который, будучи с завязанными глазами, выставив руки перед собой, пытался кого-нибудь поймать. Вероятно, его попытки и вызывали хохот девиц.

Войдя в комнату и не успев толком понять, что тут происходит, Мари неожиданно оказалась прямо на пути юного маркиза. Не успев ничего предпринять, она очутилась в его руках.

Луи, совершенно довольный, сорвал повязку с глаз и, немного удивившись, воскликнул:

– Вот и попалась, птичка! А что полагается, если я поймаю птичку?

– Поцелуй! – дружно завопили девушки, глядя на парочку в нетерпении.

– И аминь! – провозгласил юноша и, молниеносно прижав девушку к себе, властно поцеловал ее прямо в губы, так что она даже пикнуть не успела.

В следующий миг, когда он устремил торжествующий взгляд на свою жертву, Мари в негодовании с силой ударила его по нежной щеке.

Послышался громкий возглас девушек. Однако ее поступок явно отрезвил маркиза. Он невольно отошел на пару шагов; лицо его залила краска. Еще бы! Никогда не встречал он такого сопротивления со стороны женщины.

Не желая показывать своего смущения, он, пытаясь говорить как можно развязнее, произнес:

– Как приятно получить награду от этой прелестной ручки. – Но глаза его говорили совсем другое.

– Мари, в уме ли ты? – сказала ей одна из девушек.

– Вы…вы что, не видите, кто перед вами? – возмутилась Мари.

– Мы-то видим, а вот ты не видишь. Ты здесь недавно, ничего не знаешь, а суешь нос, куда не просят, а вы, сударь, еще ей почести оказываете.

Луи не вступал в спор. Мари смутилась, но все же продолжала:

– Я вижу перед собой непорядочного человека, который, вероятно, слишком высокого мнения о себе; и он оскорбляет женщин, тогда как его шпага призвана защищать их честь. Это низко.

– Уж помолчала бы, – заявила самая смелая из девушек, Альбина, – сама небось потаскуха, а все туда же – морали читать. Думаешь, не знаем, куда ты метишь? Проповедь нам тут читаешь, а чтой-то не видать твоей постели, где положено…

На лице маркиза появилась бесстыдная улыбка. Он подошел к совершенно потрясенной Мари, взял ее за подбородок и, глядя в глаза, произнес:

– Так-то, дорогуша, в чужом глазу сучки разглядывать… А если я накажу тебя за дерзость…

– Воля ваша, – ничуть не дрогнув, ответила Мари и с насмешливой и презрительной улыбкой положила свою ладонь на его руку. Он опустил ее.

– Вот дуреха, помолчала бы, – шепнул кто-то.

– Нет, почему же? Пусть говорит… – произнес Луи, надвигаясь на нее.

Девушка стала пятиться, но маркиз уверенно шел на нее. Мари почувствовала, что уперлась спиной в стену.

– Не подходите… – проговорила она, но это не остановило маркиза.

– Не подходите, я не отвечаю за себя, – повторила Мари, когда он был совсем близко. В глазах его сверкало что-то зверское, безумное, властное.

– Говори же, что тебе еще не нравится, – тихо сказал он.

Мари смотрела ему в лицо, не зная, чего можно ожидать. Напряжение не отпускало ее. И не было в целом мире человека, который бы вступился за нее. Все эти девушки стояли теперь вместе и с любопытством ждали, что же будет. Мари они не приняли в свою компанию, больше того, страшно завидовали ей, и вот сейчас им было приятно видеть ее унижение. Это так обидно.

Луи тем временем удалось совладать с обуревавшими его эмоциями, он отступил, но напоследок обратился к девушкам:

– Ну, мои голубушки, образумьте свою подружку, а то… дружба наша кончится, – и медленно направился к двери.

– Ваша светлость, камзол забыли, – учтиво сказала Мари, протягивая ему шитый серебром камзол из бархата.

Маркиз обернулся. На его лице была, что называется, буря. Но он, дрогнув губами и ничего не говоря, взял камзол и, мрачно взглянув на Мари, вышел. Как показалось Мари, в его глазах стояли слезы.

Как только дверь захлопнулась, девушки окружили Мари.

– Что ты наделала? Что теперь будет? – упрекали ее.

– Ничего не будет.

– Верно, ей-то ничего не будет, – сказала дерзкая Альбина. – Это перед нами ты цирк разыгрываешь, а ночью по-другому петь будешь в постели-то у красавчика.

Мари в негодовании ответила:

– Считайте, как вам нравится. Но вы, я вижу, рады потакать ему.

– Это честь. Да без тебя у нас было все хорошо. А теперь, если он рассердится на нас… и откуда ты взялась на нашу голову?

– Не рассердится ваш угодник. Уж если так, пусть меня наказывает, я не боюсь.

– Вот сумасшедшая девка, хочешь, чтоб тебя выпороли?

– Посмотрим…

Мари не хотела больше тут оставаться. Она даже забыла, зачем приходила.

Весь день прошел как в тумане. Мари не отпускали досадные мысли. Она чувствовала себя совсем одинокой и беззащитной. До этого дня Луи был единственным человеком, с кем она могла поговорить от души. Но теперь… Напрасно она надеялась, что он совсем не похож на типичных аристократов, не знающих, чем заняться. Он сделан из такого же теста, как они; он самовлюбленный, избалованный и бессовестный. И как она могла предположить, что этот новый донжуан питает к ней особые чувства? Он только развлекается и не видит в ней ничего, кроме средства убить свою скуку. В какой-то миг Мари так увлеклась и ушла в свои переживания, что опомнилась, лишь наткнувшись на что-то, вернее, на кого-то… Ахнув, Мари поспешила извиниться:

– Ради бога, простите, сударь.

– Надеюсь, не каждый раз мы будем приветствовать друг друга таким образом? – раздался в ответ невозмутимый голос виконта д’Эперне. Виконтом д’Эперне был Люсьен, Люсьен Мари де Провен.

– Извините, сударь, я отвлеклась.

– Нельзя так часто отвлекаться, милочка, так и шею свернуть недолго. Ну, что скажешь, нравится тебе здесь?

Мари, опустив глаза, не своим голосом ответила:

– Да, сударь.

Люсьен очень внимательно посмотрел на нее и с сомнением произнес: