Джокер в пустой колоде

Калошин повернулся к Доронину:

– Молодецвсе-таки ты, лейтенант! Не ошибся я в тебе. Варит, варит твоя головушка, – по-отечески потрепал его по выбритому по-военному затылку. – Пошли. Начальство, поди, заждалось нас. Может быть, и Воронцов уже вернулся.

– Меня, товарищ майор, еще одно обстоятельство насторожило, – идя по тропинке вслед за Калошиным, прервал тяжелые размышления начальника Доронин.

– Ну, давай, делись своими мыслями, – Калошин немного замедлил шаг и полуобернулся к Василию, чтобы лучше слышать собеседника – под ногами шуршала трава.

– Полежаев нам не сказал о причине разрыва отношений с Каретниковым. Не хотел раскрывать перед нами секреты своей работы? Но он мог не говорить о ней подробно, просто объяснить, что Каретников отказался ему помогать в работе. Каретников, наоборот, должен был переадресовать ответ на этот вопрос своему коллеге, а он спокойно раскрывает причину их разрыва так, как если бы он знал, что его слова никем не будут опровергнуты. Ведь причина могла быть и в другом. А если учесть, что в тот момент, когда мы спрашивали Полежаева об этом, он, наверняка уже знал, по крайней мере, должен был подозревать, что ему что-то грозит, логично было бы ему первому нам рассказать о том, о чем поведал Каретников. Но он промолчал, как будто это была не его тайна. – Калошин внимательно слушал помощника и чувствовал, что есть в этих немного сумбурных объяснениях Доронина зерно истины. Все это следовало проанализировать, подвести под определенную схему, и же потом расставлять точки над i. б этом он и сказал Доронину. Тот согласился. И они поспешили к своей машине.

Глава 10.

В отделе царила тягостная обстановка. В воздухе, буквально, висело напряжение. Костя Воронцов был уже на месте, но выглядел крайне расстроенным. Он сидел за столом, обхватив голову руками, и невидящим взглядом смотрел на разложенные по суконной столешнице бумаги.

Моршанский стоял у окна и курил в открытую форточку. Увидев входящих мужчин, поспешил загасить папиросу и показал глазами на Воронцова:

– Девчонка убитая, оказывается, была его подружкой. Вы не знали?

Калошин с Дорониным ошарашено посмотрели друг на друга.

– Ничего себе, поворот… – Калошин направился к Косте, присел напротив него, дотронулся до его руки и тихо спросил:

– Давно встречались?

Воронцов встрепенулся, посмотрел на начальника и потряс головой.

– Не успели. Только танцевали несколько раз. – Тяжело вздохнул. – Нравилась она мне очень, товарищ майор. Необыкновенная такая, чистая… М-м-м… -схватился опять за голову. – Я ведь должен был пойти вместе с ними, но, сами знаете, не смог. Если бы я был там!.. Ну, почему так получилось?.. – он посмотрел взглядом обиженного ребенка на Калошина.

– Знаешь, Костя, что случилось, то случилось, мы не в силах это исправить, а вот найти того, кто это сделал, наша общая с тобой задача. Ты – мужчина – должен взять себя в руки, и начнем работать. Дело очень серьезное, боюсь, что и ро сон нам с вами придется забыть. – Калошин подошел к своему сейфу, открыл его и достал початую бутылку водки. Доронин молча поставил на стол стаканы. Моршанский первым взял свой на четверть наполненный стакан и махом выпил, нюхнул небольшой кусочек хлеба, который отрезал Доронин, и немного виновато посмотрел на оперативников:

– Я извиняюсь: имел вчера неосторожность… Сил даже для работы нет. Спасибо. – Вытер сильно вспотевшее лицо платком и сам подал стакан Воронцову: – Давай, Константин! Майор прав – надо работать.

В этот момент в кабинет вошел Сухарев, окинул всех быстрым взглядом, подошел к столу и, молча взяв стакан, как и Моршанский, залпом, ни слова не говоря, выпил. Секунду не дышал, потом смачно крякнул и, сев на стул, закурил. Воронцов немного оживился и затянул предложенную начальником папиросу. После нескольких затяжек Сухарев обратился к Калошину:

– Ну, что там у тебя? – и увидев хмурое лицо подчиненного, привстал со стула: – Тоже?!

Калошин поспешил успокоить Сухарева и доложил все подробно. Тот облегченно вздохнул, задал несколько уточняющих вопросов и жестом предложил всем подойти к столу:

– Геннадий Евсеевич, пиши план оперативно-розыскных мероприятий. Воронцов – докладную о своей командировке. К нашей работе, я думаю, следует привлечь участковых – есть у меня на примете пара толковых «орлов» – употребил свое любимое, – им мы поручим опросить ребят, что были на озере, и их родственников. Я согласен с вами, что эти молодые люди навряд ли напрямую причастны к этому делу, но проверить надо всех. Калошин и Доронин занимаетесь вплотную исчезновением профессора, – и обратился к Моршанскому: – Герман Борисович, думаю кому-то из нас надо ехать в Москву. Главному я доложу.

Моршанский закивал:

– Да-да, поеду сам. У меня и связи есть в научных кругах. Придется все контакты обоих фигурантов изучить, проверить алиби Каретникова, – согласен – что-то не договаривает мужик. -Вдруг он встрепенулся: – А вдруг найдется наш профессор, а мы уже волну подняли?

– О-о, уж как я рад был бы пошуметь на пустом месте, нежели замолчать такое событие и оказаться потом в полном дерьме! – Сухарев с силой придавил окурок в пепельнице.

Моршанский сел писать постановление о возбуждении уголовного дела:

– Объединять пока не буду. Дождемся вестей о профессоре – «нет тела – нет дела». Кстати, что там наши эксперты? Поторопить бы надо, – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал, быстро водя ручкой по бланку.

Костя Воронцов поднялся и пошел к двери:

– Я схожу, узнаю. – И вышел.

Сухарев обратился к присутствующим:

– Товарищи офицеры, прошу вас о случившемся не распространяться. Родственникам погибших ребят мы сказали, что это просто несчастный случай. Трупы увезли в морг, ими пока занимается Карнаухов. Друзей предупредили также. Но они сейчас в таком состоянии! Особенно эти, сестры Мелюковы. Отец их, на наше счастье, сейчас в командировке в Москве. С мамашей их я сам побеседую. Парень этот, Петр, все понял, обещал молчать. Толковый, вроде, хлопец. А обывателей волновать рано. И так что-нибудь да просочится раньше времени.

– А я, товарищ подполковник, – Моршанский обратился к Сухареву, – в свою очередь, если что, в КГБ прошу пока не обращаться, приеду из Москвы – сам поеду в область. У меня там тоже знакомые есть, с одним из них мы в войну вместе диверсантов разоблачали, надо сказать, вполне успешно. – следователь был сегодня весьма снисходителен – свое должностное превосходство не выказывал, как обычно, возможно не только выпитое располагало его к дружеским жестам, но и крайняя серьезность дела. Сейчас была важна сплоченность всех служб, и он это осознавал.

Вернулся Воронцов вместе с Гулько. Тот сразу от двери начал:

– Торопите, товарищи начальники, поработать бы надо еще. Да и Карнаухов не готов ответить на все ваши вопросы. Я же скажу только, что следов практически, – увидев вопросительный взгляд следователя, подняв палец, повторил: – п р а к т и ч е с к и нет, но это не значит, что их нет совсем.

– Слушай, Гулько! Прекращай разводить антимонию! – попенял ему Сухарев. – Если есть что – говори, нет – так иди и работай.

– Ну, хорошо – хорошо! – примирительно сказал эксперт. – Часть голой ножки нашел на песчаном откосе, неподалеку от убиенных ребяток. Ножка там не маленькая, явно мужику принадлежит. Слепочек я снял, поработаю с ним еще. Там есть некоторая странность, уточню позже. А вы пока решайте, насколько важна моя находка. И еще: кровь возле мальчишечки не только его – и по количеству, и по виду наложения одной лужицы на другую, а также по расположению брызг самой крови. Думаю, что исследование по группам подтвердит это.

Следователь и оперативники переглянулись между собой.

– Значит, парень увидел труп и…?– начал Сухарев.

– Наклонился, – продолжил Гулько, – а сзади ему на шею накинули, скорее всего, петлю из проволоки или тонкого троса, тем самым разрезав его горло. Девочка же, наверняка, видела своего убийцу – он вышел ей навстречу. Похоже, она ни единого звука издать не могла, была слишком испугана, буквально парализована страхом. Во всяком случае, Петр этот, как его?.. – услышав подсказку следователя, продолжил – Да-да, Неродько, вообще ничего не слышал, хотя находился не так далеко от места убийства, во всяком случае, если бы она закричала, то он, наверняка, услышал бы.

– Да не факт! – перебил его Сухарев. – Он, скорее всего, спал, а если учесть, что ребята до этого выпили, то он мог и крик не услышать.

– Тоже не факт, – возразил начальнику Гулько, но тот примирительно махнул рукой:

– Это не главное, давай дальше!

– Да, собственно, я уже почти закончил: петлю на шейку девчушке, – при этих словах он покосился на Воронцова, тот отвернулся к окну, закусив губы, – так вот, петлю накинули спереди, у нее несколько другие разрывы – Карнаухов отчитается. Но она, видимо, в последний момент пыталась сопротивляться, схватилась за петлю – у нее характерные раны на пальчиках. Все, пойду работать. Письменный отчет позже. – Получив молчаливое согласие начальника, ушел.

Сухарев обратился к оперативникам:

–Как вам нравится след голой ноги? Там что, кто-то купался?

Воронцов, отойдя от окна, подошел к столу. Обратился к начальнику:

– Разрешите изложить свои соображения? – и, получив разрешение, сказал: – У меня было не раз, когда леска цеплялась за корягу, приходилось разуваться и лезть в воду. А там, по-моему, очень многие рыбачат.

– Так, Воронцов, молодец! Тебе и карты в руки – ищи тех, кто мог эти дни там рыбачить – как я понимаю, у тебя знакомых много среди любителей рыбалки – ищи и беседуй. На всякий случай возьми из младшего состава кого-нибудь, если пойдешь на озеро. Но сегодня уже поздно, так что давайте по домам, а завтра всех рано утром жду у себя. – Сухарев попрощался со всеми и вышел. Моршанский собрал свои бумаги и тоже удалился – ему рано выезжать.

Калошин закрыл сейф, повернулся к Воронцову:

– Ну, что, Константин, нарыл что-нибудь в К***?

– Да как будто ничего особенного. Все пациенты на месте, сбежавших нет. С весны выписали только троих, но у них не было психических заболеваний. Двое – с потерей памяти, один проходил судебно-медицинскую экспертизу. Вывод – абсолютно здоров.

– А те двое? – скорее для порядка спросил майор.