Анатомия обмана

Мила урезонила мать и направилась к добротно одетой женщине лет сорока с грустными глазами и детской прогулочной коляской, в которой сидел мальчик лет шести. Мамы тепло поприветствовали друг друга и обменялись новостями. Мила представила Лесю и поинтересовалась:

– Как дела у Димки, Инга Павловна?

– Сегодня лучше, даже песенки попел, – радуясь вниманию, женщина приветливо улыбнулась и уточнила: – А как ваш малыш?

– Как обычно: и хнычет, и скачет. Видимо, зубки режутся.

– Придется набраться терпения. Это быстро пройдет, главное, был бы здоров.

Когда собеседница скрылась, Леся бесцеремонно прокомментировала:

– Чего она такого бугая в коляске возит? Пусть бы сам бегал.

– Для них это было бы счастьем. Мама, ее сын – инвалид.

– Не в себе что ли? То-то взгляд у него не от мира сего.

– Нормальный у него взгляд, а вот ручки и ножки слабые.

– Да что ты? Видать, папашка у него сильно закладывает.

– Да он вовсе в рот не берет. Ни граммулечки.

– А ты прямо-таки все знаешь! – съехидничала мать.

– Знаю. Вадим Николаевич Зорькин – командир Сашиной части. Их старший сын в этом году выпускается из военного училища. Родители решили родить малыша, чтобы к старости не было одиноко, а вон какой бедой все обернулось. Врагу не пожелаешь

– Может, выправится?

– Это вряд ли, куда они его только не возили. И к врачам, и к знахарям.

Леся задумалась. Ее взгляд оживился.

– Людка, а командир части – большая шишка?

– Еще бы! Самый главный начальник. А тебе зачем? – заволновалась дочь.

– Прямая выгода может выйти для вас через эту историю, – прикинула Леся. – Случись мальцу пойти, родители от радости любое ваше желание исполнят. Так ведь?

– Не знаю, – пожала плечами Мила.

– Я знаю, – заверила мать. – Тогда служба у нашего Сашка тоже пойдет в гору. И Серегу Наташкиного он, как пить дать, заткнет за пояс. Не все же этой простушке масленица, – недобро усмехнулась она. – Есть у меня на примете мощная бабка, закину удочку. А ты, дочь, пока суд да дело, возьмись учить парня рисовать, приручай их к себе. Матери с отцом больной ребенок втрое дороже, что хошь за его благо отдадут. А мы тут как тут, возьмемся помочь.

– А если не получится, и он не поправится?

– А какой с нас спрос? Мы, мол, хлопотали, силы прилагали. Хуже, чем есть, пацану точно не станет, а старания наши люди оценят.

– Ты в своем уме, мама?! – испугалась Мила. – Такими вещами не шутят.

– А я и не шуткую. Бабка Ковалиха мужиков поднимает, которые десять годков перед этим лежали. Может, и за мальца возьмется. Мать ее еще с войны знает, уговорить сможет. А коли командирский сын пойдет, хвала вам и честь. Глядишь, тогда мой зять Наташкиного мужа по всем статьям обскачет.

– Не обгонит, – усмехнулась дочь. – Именно Сергей у Саши начальник.

– А ты говорила ейный муж, – мать кивнула в сторону Инги.

– Он – самый главный начальник, наподобие директора шахты. А Сергей – непосредственный, как бригадир. Саша пока простой горнорабочий.

Леся тяжело вздохнула, но и не подумала отступать:

– Это только пока. Иной раз в начальники выбиваются и в обход.

– Только не в армии, – запротестовала Мила.

– Много ты понимаешь! Чем таким она, к примеру, от завода отличается? Главное – ладить с начальством и непременно угождать ему.

– Ты только не вздумай сказать это при Саше. Не гневи его – он за Сергея горой.

– А зятю ни к чему знать про наш с тобой разговор. Это твое дело, женское. Ты сама забеги вперед, да соломки, где надо, подстели. Хочется ему думать, что он – голова, не перечь. Осмотрительно поверни, куда следует. Ты же – шея. Командир хворое дитятко любит? Вот ты и возьми их ребеночка под свое крылышко. Глядишь, и аукнется.

– Легко говорить, у меня рук попросту не хватит. Сама едва по дому поспеваю.

– Ты мозгами-то пораскинь, чем мужу помочь. Тогда и дома справишься, и Санька выдвинешь. Наташка, поди, везде поспевает? – уколола она.

– Не знаю. Мы не общаемся.

– Нос она что ли задрала?

– Нет, это я закопалась в делах. Она-то всегда приглашает.

– А чего вздыхаешь?

– Завидно. Ее и сына муж на руках носит. Все по дому помогает!

– И чего это Наташке так везет? Что в ней такого, чего в тебе нет?

– Не знаю, – залилась слезами Мила. – Наверное, она из другого теста слеплена.

– А ты свое счастье сама лепи! Стань командирской жинке правой рукой. Тогда и посмотрим, чья возьмет! Главное, будь ушлой и юркой, тогда и мужу поможешь, и сама не пропадешь, – наставляла Леся. – Скажи, а командирша может помочь вам с квартирой? Поплачься при случае, что тесно, что матери негде жить. Мне ли тебя учить, что сказать?

– Мама, я сама разберусь, – попыталась возразить дочь.

– И на здоровье! Только материнские слова не забывай – ох, как сгодятся. Мать дурного не посоветует. И наводи мосты скорее, пока я тут – подсоблю.

Мила не стала откладывать визит к командирской жене в долгий ящик. Через день она уже терпеливо объясняла мальчику приемы рисования. К концу недели у малыша стало что-то получаться. К исходу второй он лепил и вырезал. Дима раскрепостился, стал веселым и общительным. Прихода взрослой подруги он ждал больше, чем подарков Деда Мороза. Мила предложила купить Диме металлофон, чтобы разрабатывать пальцы и развивать музыкальный слух. Это тоже дало результат: малыш охотно пел и музицировал. Успехи сына окрылили мать. В командирской семье стал меняться климат. На смену унылым вечерам пришла пора домашних посиделок. Друзья дома аплодировали юному таланту и разжигали в нем потребность идти вперед. Семья была на седьмом небе от счастья и не знала, как отблагодарить бескорыстную помощницу. С прикидкой на будущее от денег Мила категорически отказывалась. Ждала своего часа. И такой случай вскоре подвернулся.

Мила закончила занятие, попрощалась с Димой и вышла в коридор.

– Людочка, вы – наш ангел-спаситель. После ваших уроков Митенька такой спокойный, сосредоточенный. Он почти не нервничает, просит карандаши, поет, много рисует, – восхищенно перечисляла успехи ребенка мать.