Два солнца в моей реке

– Почему? Я тебе скажу правду, голова твоя ее переварит, и – всё пройдет.

– Мариш, я психолог, а ты не психолог. Ты грубая и бесцеремонная. Ты не разбираешься в этом. Не надо.

– Ладно. Чем угощаешь?

– Ничем.

– Тогда пошли в ресторан. Тут у меня один знакомый открыл в вашем городе ресторан азиатской кухни, чем мы хуже Москвы. Попробуем кузнечиков в соусе из утренней росы. Давай, одевайся.

– Я одета.

– Ты в таком виде пойдешь на улицу?

Я кивнула. Ненавижу, когда Марина начинает общаться со мной, как с неполноценным ребенком. Наверное, это у нее компенсация, оттого что нет детей. Но у меня ведь тоже нет детей, и я не общаюсь с ней, как с ребенком. Может быть, я общаюсь с ней, как с мамой? Нет, я маме никогда не грубила. Я маму очень любила, восхищалась ей, хотела быть такой, как она. Когда она уехала, когда мы всё это осознали, я плакала так, что у меня глаза на время стали плохо видеть.

– Я думаю, мама уехала из-за тебя, Мариша. Потому что ты невыносимая.

– Она мне, кстати, написала.

– Что?! – Я не поверила своим ушам. – Мама?! Тебе? Где?

– В запрещенной соцсети. Нашла меня и написала.

– Почему не мне? А когда?

– Вчера.

Я быстро полезла посмотреть, нет ли у меня где-то новых сообщений. Нет.

– Покажи.

Мариша вздохнула:

– Она спросила, можно ли у нас поживет один ее знакомый, временно. Она же не знает, где мы с тобой теперь живем. Вообще ничего не знает.

– Странно как… И больше ничего?

– Ничего.

– Может быть, это не она?

– Она.

Мариша протянула мне айфон:

– Смотри.

«Привет, Марина! Может ли у вас пожить один мой знакомый?»

– Что за ерунда…

– Ну да. Первое письмо за двадцать лет.

– Не письмо – вопрос, – уточнила я. – Сколько ей сейчас?

– Считай. Ей было тридцать шесть, прошло…

– Ой…

– Ну да.

– А непохоже по фотографии… Пятьдесят шесть? Нашей маме? А кажется, что под сорок, как и нам…

– В Австралии, наверное, по-другому идет время. Это же другое полушарие, они вверх ногами ходят. Или она не работает. Плавает в океане с дельфинами. Они делают ее моложе, своей энергией, и вообще – они же лучше нас. Гладкие, быстрые, веселые… – Мариша подмигнула мне. – Я бы не отказалась от таких друзей. Что-то щебечут, можно не вслушиваться.

– Мариша! Ненавижу этот твой цинизм!

– Поэтому ты там, где ты есть, а я – министр.

– Министр ничего в республике, которой нет.

– Лёль, какая же ты дура… Я удивляюсь, как люди к тебе за советом ходят.

– Так они тоже глупые. Мы с ними на одном языке разговариваем.

Лёля погладила меня по голове.

– Дурашка моя. Даром что кандидат наук. Тебе хватает денег?

Я пожала плечами и сняла ее руку со своей головы.

– Залезь в холодильник, убедись. У меня даже деньги остаются.

– Копи, спрячь и потеряй. Помнишь, как ты потеряла деньги дома? Нашла, кстати?

– Нет. Где-то лежат и смеются.

– Или ты их в химчистку сдала.

– Или сдала. Ничего в моей жизни из-за этого не поменялось. Просто не сделала каких-то глупых покупок. Кстати, а почему ее знакомый не может пожить в гостинице?

– Не знаю.

– Что ты ей ответила?

– Она спрашивает нас обеих. Спрашивает «у вас». То есть помнит, что нас двое.

– Как будто не мать… Давай спросим, как у нее дела? Как она вообще…