Два солнца в моей реке

Два солнца в моей реке
Наталия Михайловна Терентьева

Золотые небеса
Хочется жить сегодня и сейчас, хочется верить в любовь, которая не обманет, хочется перестать быть умным проницательным психологом, к которому каждый день идут со своими бедами, страхами, сомнениями люди, и броситься, не раздумывая, в новое огромное чувство, навсегда забыв об одиночестве, о неизжитых детских обидах, о семейной тайне, не дающей покоя уже двадцать лет.

Наталия Терентьева

Два солнца в моей реке

© Н. Терентьева, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

* * *

Тебя убьет не тот медведь,

которого ты видишь.

    Эскимосская пословица

Ты со мною прощался,
И снег был похож на цветы,
А сегодня вернулся,
И цветы так похожи на снег.

    Фань Юй, V век н. э.

Глава 1

Каждое утро, идя на работу, я смотрю на лица людей, спешащих мне навстречу, и думаю – может быть, кто-то из них только что записался ко мне на прием. И завтра или через пару дней придет, чтобы рассказать обо всем плохом, что произошло у него в жизни за последнее время. За месяц, за год, за пятнадцать лет. Время идет так быстро и с такой разной скоростью, что иногда трудно уследить за происходящим. Вроде только что окончила школу, ты еще никак не можешь почувствовать себя взрослой, а вчера отпраздновали тридцать лет. Недавно покупали сыну первый велосипед и прикрепляли маленькие колесики, чтобы он не упал, а сегодня сын, смущаясь, спросил, надо ли ему сбривать пробившиеся над детской еще губой темные усики или немного подождать. Пока ты думала, что ответить, у сына выросла борода и появилась девушка, которая лучше знает, надо ли ему брить усы или лучше ходить похожим на нарядного дикобраза – девушка подарила ему оранжевую бандану и разноцветные носки, а ты ничего не можешь поделать – жизнь летит вперед, не ждет, пока ты сама повзрослеешь и помудреешь.

Я стараюсь рассуждать как можно более общо, представлять, что мне не тридцать восемь, а, скажем, две тысячи триста восемьдесят восемь, и я знаю всё, что было и что будет, что прошло и что еще не началось, все тайные причины человеческих бед и страданий. А иначе я сама сойду с ума, каждый день выслушивая истории моих посетителей – про усы, велосипеды, невест сына, свекровей, соседей, начальников и самих себя, потерявшихся в бурном потоке жизни. Некоторые из них считают себя моими пациентами – но я не врач в собственном смысле слова, и по образованию, и в обычном понимании – «прием – диагноз – таблетка».

Некоторые называют себя «клиентами». Но я не продаю услуги. И не считаю то, что я делаю, «услугой». Ничего плохого в этом старом русском слове нет, у глагола «услужить» даже есть приятный, добрый смысл. «Хочу чем-нибудь тебе услужить…» И слышишь – «помочь, сделать хорошее». Но сегодня в слове «услуга» слышится что-то приниженное, бытовое, сиюминутное, дешевое по сути своей.

Я работаю в кабинете бесплатной психологической помощи, открытой усилиями нашего городского главы. Говорят, что его первая жена когда-то выбросилась в окно, потому что не смогла пережить неизлечимой болезни обоих детей и их ранней гибели, одного за другим. Так это или нет, но первое, что он сделал, когда стал управлять городским округом, – предложил открыть несколько таких кабинетов и по конкурсу пригласить туда работать.

Я увидела в Сети объявление, слегка удивилась – довольно необычное предложение, и решила попробовать. Мое образование дает мне эту возможность. Конкурс был, но совсем небольшой, потому что требовалось иметь высшее психологическое образование, диплом гособразца и опыт работы с людьми не менее семи лет. Зарплата предлагалась по меркам нашего города неплохая, но очередь, мягко говоря, не выстроилась. В результате из пяти обещанных центров открылись три, два вскоре закрылись, наверное, глава не успевает следить за всем происходящим в нашем городе и всех относящихся к нему теперь поселках, селах и деревнях. А мой кабинет остался работать, и мне неожиданно понравилась новая работа, поглотившая меня полностью.

До этого я преподавала психологию в нашем университете, любила свою профессию и никогда не думала, что появится что-то, что заставит меня уйти с кафедры и перестать читать лекции и вести семинары. Но потом на наш факультет назначили нового декана и… многое в моей жизни изменилось, скажем так.

– Ольга Андреевна, на двенадцать мужчина не придет, можно мне с вами поговорить? – В дверь заглянула моя секретарь Юлечка.

Юлечка проходила практику в нашем кабинете в качестве стажера, она учится на психолога уже шестой год, время от времени уходя в академический отпуск. Работать у меня ей понравилось, она задержалась здесь, я подозреваю из-за того, что я помогаю ей разобраться в ее запутанной личной ситуации.

Она состоит в том, что Юлечка беззаветно любит смазливого мальчика, которого нужно встряхнуть, отобрать у него машину, деньги, большую часть ненужной одежды, все украшения и лишние игрушки и заставить пойти работать хотя бы три раза в неделю. Но Юлечка его любит и ничего поделать с собой не может. Видит что-то свое. Терпит, страдает, возмущается и любит.

Как можно любить нечто очень жалкое, ничтожное, не имеющее воли, цели, совести? А если у этого нечто – симпатичное личико, длинные ровные ноги и очаровательная улыбка? Спросите у мужчин, они большие специалисты в том, как выбирать себе любовь по экстерьеру, не заглядывая внутрь, точнее, наполняя нутро по своему воображению. Красивая – значит, хорошая. Гармония мира – внутри нас, и нам очень трудно с этим что-то поделать. Так я объяснила однажды Юлечке, и она услышала в моих словах что-то приятное для себя.

– Да, заходи, конечно.

– Ольга Андреевна… Он вчера ночью поставил фотографию вот с такой подписью… – Она протянула мне телефон.

«Ожидая тебя, мой малыш» – было написано по-английски под фотографией довольно молодого, но уже очень потрепанного жизнью человека. Как-то в прошлый раз он выглядел получше… Может быть, обработал ту фотографию – убрал второй подбородок, мешки под глазами, обвисшие щеки. И не такой уж он очаровательный, оказывается.

– Это строчка из песни, – стала быстро объяснять Юлечка, – но я понимаю, что он что-то имеет в виду. Как вы думаете, кому он это пишет? Вэйтинг фор ю…

– А ты как думаешь, кого он вэйтинг?

– Я чувствую, – Юлечка отбросила волосы, все время сваливающиеся ей на лицо, – что не меня.

– Почему?

Юлечка с надеждой посмотрела на меня. Для нее надежда – даже в моем вопросе. Я не успела больше ничего сказать, потому что дверь открылась, и зашел мужчина лет сорока восьми. Больше сорока пяти, но меньше пятидесяти, лучше так сказать, возраст я обычно вижу очень хорошо.

– Я без записи, ага? – Мужчина, не дожидаясь ответа, прошел и сел передо мной.

Не могу сказать, что кабинет психологической помощи как-то концептуально рассчитан на то, чтобы я могла доверительно разговаривать с моими посетителями. Посреди небольшой светлой комнаты с двумя высокими окнами стоит стол, за ним сижу я на белом крутящемся стуле, для посетителей предназначены два стула перед столом. Хотя за год вдвоем ко мне приходили не более пяти пар, из них две – мама с подростком. Большие окна иногда очень мешают, потому что для людей с внутренними проблемами слишком яркое солнце, сильный ветер, дождь, стучащий об откос, вороны, сороки, воробьи, синицы – это всё дополнительные факторы для раздражения или печали. Под дождь хочется плакать, солнце зовет и манит туда, куда дороги нет, от ветра хочется спрятаться в объятия того, кого уже нет, птицы поют слишком жизнерадостно или кричат слишком мрачно и тревожно. И еще сижу я, подозрительно доброжелательная и спокойная.

Вот и сейчас мужчина сел и первым делом с неприязнью посмотрел в окно за моей спиной, где с самого утра заливались две очень веселые пичужки. И солнца сегодня нет, и ветер с мелким дождем, а они сидят где-то под карнизом и поют о чем-то своем, о птичьем. Или жалуются на жизнь, так же, как мои посетители.

– Не думаю, что вы можете мне помочь, – сказал он и, взяв со стола чистый листок бумаги, стал его складывать. Пополам, еще пополам, еще… Я думала, что он складывает журавлика или самолетик, и терпеливо ждала. Но он свернул лист раз в десять, скомкал остаток, поискал ведро для бумаги, не нашел, подбросил шарик вверх, ударил по нему, как по мячу. Потом проследил взглядом, куда улетел бумажный шарик. И так и продолжал туда смотреть.

– Я постараюсь, – наконец сказала я.

– Бесполезно. Не знаю, зачем я пришел.

– Расскажите, что произошло.

– А ничего. Ни-че-го! Я разорен. У меня нет больше ничего. И трое детей. И еще двое в первой семье. И они хотят есть. Каждый день. А мне нечем их кормить, потому что я поставил на кон всё и всё проиграл.

Я внимательно посмотрела на мужчину. Игрок? Не похоже. Игроков обычный человек глазом из толпы не выцепит. Я тоже могу ошибиться, но в разговоре пойму, если у человека есть такая пагубная страсть – играть, ставя на кон, как выражается мой сегодняшний посетитель, всё, в том числе и жизнь своих детей.

– Расскажите по порядку.

– По порядку? – Мужчина вскинул на меня глаза. – А в чем порядок? В том, что сначала обманули меня, потом я решил тоже обмануть, чтобы хотя бы вернуть свое, и не смог? Вот такой порядок. Вы это хотите услышать? Они – смогли, а я не смог. Даже обмануть не смог!

Я смотрела в глаза человеку, пришедшему, чтобы рассказать о своих проблемах, чтобы с чьей-то посторонней помощью не сломаться под их тяжестью, и не могла поймать его взгляд. Да. Тяжелый случай, а с легкими ко мне, как правило, не приходят. Иногда я думаю, что если бы моя жизнь сложилась по-другому и меня дома ждали бы дети и моя собственная семья, я бы не смогла, наверное, каждый день заполняться чужими проблемами, большей частью неразрешимыми. Чаще всего я могу лишь помочь человеку адаптироваться к новой, более сложной, чем вчера, жизни. Иногда, конечно, находится какой-то выход, которого человек сам не видит. А если не видит – может быть, лично для него это и не выход? Я всегда об этом думаю, когда пытаюсь распутать чьи-то проблемы и помочь.

– Я слушаю вас.

Мужчина посидел еще молча.

– Хорошо, я расскажу. Я пришел, потому что мне некуда идти. Все друзья отвернулись. Потому что я должен каждому, а вернуть деньги не могу. Я могу только повеситься или прыгнуть с моста, привязав к ногам кирпич. Но у меня даже нет страховки на мою собственную жизнь, и мои дети ничего не получат.

– А почему?

– Что – почему?