Лицевая-изнаночная

– Ты что, сынок? – не поняла такой реакции Нина.

– Да так, – Андрей насупился и глянул на Димку, который сидел на диване рядом с бабушкой и что-то смотрел в смартфоне.

– Опять ты в телефоне зависаешь, – строго обратился к нему отец. Как мне надоели твои игрушки!

– Ну, пап! – тянул мальчишка, не отрывая взгляда от экрана.

– Андрей, да оставь ты его в покое. Сейчас он сам уберет телефон, когда чай пить пойдем. Да ведь, Дима? – бабушка опять потрепала внука по голове.

Мальчик с благодарностью глянул на Нину, молча отложил телефон и побежал к матери на кухню.

Когда Нина и Андрей остались одни, сын тихо сказал:

– Папа умер всего пять лет назад, а тебе уже какие-то Сергеи Семеновичи названивают? – его просто распирало от обиды.

– Андрюша, ну зачем ты? – Нина совершенно растерялась, она не ожидала, что взрослый 40-летний мужчина будет так бурно реагировать на ее личную жизнь.

– Вот так и знай, мне это не нравится, – упрямо выпалил Андрей.

Нина автоматически потянулась к своей дамской сумке и с разочарованием отложила ее в сторону: она забыла дома спасительное вязание, которое выручало ее в самых щепетильных ситуациях.

– Хорошо, не расстраивайся, никаких Сергеев Семеновичей, – она погладила Андрея по спине.

Он, как в детстве, передернул лопатками, пытаясь сбросить руку матери. Нина встала и пошла на кухню к Ларисе.

Чаепитие на этот раз не задалось. Андрей продолжал дуться, как обиженный мальчик, Лариса, ничего не понимая, переводила взгляд с мужа на свекровь, Нина была в полной растерянности. Только Димка смешно уплетал королевскую ватрушку, которую мать испекла к приходу гостьи.

– Пойду я, дети, – Нина встала из-за стола.

– Куда торопишься, на свидание? – зло спросил Андрей.

– Дел полно. Тетя Вера просила ей помочь, например, – Нина привычно сглаживала острые углы, что-то на ходу придумывала, всеми силами пытаясь избежать конфликта.

«Вот опять! Размазня! – ругала она себя по дороге домой. – Я имею полное право на личную жизнь, и никто не должен мне указывать, даже сын».

Поведение Андрея раззадорило ее. Теперь ей хотелось общаться с Семёнычем, хотя до этого момента Нина еще сомневалась. А тут еще и приглашение незнакомца с собакой на прогулку в парке.

«Вот я ему покажу, как матери указывать, – Нина решила, что обязательно встретится и с Сергеем Семеновичем, и сходит в парк. – Все вы горазды за меня решать. Нет уж, обойдетесь!»

Она почему-то говорила во множественном числе, хотя спорила про себя только с Андреем.

Прямо на ходу Нина достала телефон и вызвала последнего абонента, то есть Сергея Семеновича.

– Сергей, здравствуйте, это опять я, – решительно заговорила она в трубку. – Вы знаете, оказалось, что вечером я совершенно свободна, никаких планов.

Они пошли гулять на реку. Вечерело, с воды дул легкий ветерок, Вере пришлось накинуть куртку. В летнем воздухе разносились визг ребят, купающихся у пирса, отдаленный шум моторной лодки, легкий стрекот кузнечиков. Хотелось дышать полной грудью, подставлять лицо заходящему солнцу и ни о чем не думать.

Но Нина так не умела – ни о чем не думать. Вот и сейчас она просто разрывалась надвое. С одной стороны пыталась сосредоточиться на свидании, было видно, как Семёныч пытается ее увлечь разговорами о реке и теплоходах, ей было даже жалко его. Он так сильно старался, что покрылся испариной. С другой стороны, Нина переживала из-за реакции сына.

«А может он прав? Зачем мне эти отношения?» – рассуждала она. Но тут же одергивала себя: «Это для Андрея я старая, он же мне сын. А на самом деле 60 лет – далеко не тот возраст, чтобы хоронить себя и жить только прошлым».

– Как считаешь, Сергей, – обратилась она к Семёнычу, с которым они решили перейти на «ты». – С какого возраста у человека начинается старость?

Он глянул вдаль, куда-то за горизонт водной глади.

– Мне вот 65 лет. Лет 30 назад я думал, что в таком возрасте не грех и помереть – жизнь прошла, чего там еще от нее ждать. Но сейчас все иначе, – Семёныч замолчал.

Он был простым механиком, а их красивым словам не учат.

– Хочешь мороженого? – спросил он и, не дожидаясь ответа, потянул ее к лотку под ярко-красным зонтиком.

– Мне шоколадный пломбир, – только и успела пискнуть Нина.

Они присели на скамейку, чтобы было удобнее есть.

– Вот простая вещь – мороженое, – Семёныч плотоядно куснул вафельный стаканчик вместе с десертом и зажмурился – стало холодно зубам. – Мне оно всегда нравилось, и в 10 лет, и в 40 и сейчас. Время ничего не изменило, я все тот же пацан, просто тело стало другим. Так что я не знаю, когда приходит старость. Внутри мне всегда одинаково – примерно 30 лет, я и в юности себя так ощущал, старше ровесников. А ты как?

– Не знаю, – честно призналась Нина. – Но старой себя точно не считаю.

– Тебе вообще бояться нечего. Ты замечательно выглядишь, – сделал комплимент Семёныч.

Это был подходящий момент, чтобы вывести отношения на новый уровень. Нине он начал нравится: вдумчивый, неглупый, расторопный. Так подумал и Семёныч, он придвинулся к ней поближе. Его руки были слегка липкими от мороженого, он не знал, что с ними делать, потому что намеревался приобнять Нину. Поэтому молниеносным движением обтер липкие ладони об штанины.

Весь романтический настрой Нины тут же пропал.

Она ничего не сказала, даже бровью не повела, но теперь смотрела на Семёныча с легким сожалением. Он тут же почувствовал свой промах и густо покраснел.

– Вот видишь, где уж я старик, даже руки об себя, как младенец, вытираю, – неловко отшутился неудавшийся джентльмен.

– Возьми, – Нина порылась в сумке и протянула ему белый отглаженный носовой платок.

Семёныч вытер руки. Помолчали. Красный шар солнца уже коснулся реки. Наступали сумерки. Мимо них промчались мальчишки на велосипедах. Они намотали свою нехитрую одёжку на рули и ехали в одних мокрых плавках.

– Пойдем-ка домой, – предложила Нина и встала со скамейки.

Вслед за ней поднялся и Семёныч.

– Нина, ты прости меня, если я что-то не так сделал. Но вот такой я простой человек. Может, мне воспитания и не хватает, но.., – он на секунду замолчал, – …но со мной не пропадешь.

Они неторопливо шли пешком.

– Скажи, а почему ты развелся с женой? – задала Нина вопрос, который занимал ее во время свидания. Сейчас, когда почти стемнело, ей было легче его задать.

– Тебе правду сказать? Если ничего не приукрашивать, то разлюбил, начал изменять, не с кем-то конкретным, а так, с кем придется. Потом мне надоела эта игра в кошки-мышки. Честно ей сказал, что больше не могу. Ну что, теперь не будешь со мной мороженое есть? – он усмехнулся.

– А долго вы вместе прожили? – она проигнорировала шутку.

– Семнадцать лет. Дочке тогда 16 было. Вот только ее мне жалко и было. Жена всякого бреда ей про меня наплела, так что дочка лет десять не общалась. Потом стала взрослой, может быть, что-то поняла в жизни, и когда я ей однажды позвонил, она не бросила трубку. Теперь общаемся, внуки ко мне хорошо относятся.