– Знаешь, в каком-нибудь французском фильме сейчас бы последовал поцелуй, а потом мы бы долго разговаривали о высоком и тонком, – усмехнулся я.
Она засмеялась, и мы направились к кухне.
– А ты умеешь поднимать настроение, – сказал я Алине, помогая ей на кухне.
Вечер медленно подходил к концу. Несколько гостей просили ночлега, зная, что для студентов такси в три часа ночи является непозволительной роскошью. Мы с Алиной собрали остатки салатов, горячих блюд и алкоголя, которые остались.
– Пожалуй, мне пора идти, – сказал я, готовясь покинуть квартиру.
– Не надо, останься, – отозвалась она. – Такси сейчас дорогое, а завтра я тебя просто разбужу пораньше.
– Мне как-то неловко, – возразил я.
– Не переживай, – улыбнулась она.
Мы остались вдвоем в гостиной, наконец-то наслаждаясь тишиной. Звуки притихших гостей за стеной напоминали нам, что мы все-таки не одни в этом доме.
– Предлагаю посмотреть какой-нибудь легкий фильм, – предложила она. – Что скажешь насчет «Пятьдесят оттенков серого»? Можем взять с кухни салат, отбивную и шампанское.
– Звучит неплохо! Но боюсь, что скоро отрублюсь, – отозвался я.
– Такой скучный фильм?
– До ужаса скучный, – вздохнул я.
Я старался держаться, но уже через пятнадцать минут непрекращающихся игр Анастейши с карандашом понял, что силы на исходе.
– Никогда не задумывался, – начала Алина, – почему люди настолько загадочны, что начинают играть в непонятные игры? Постоянное игнорирование или дурацкие умыслы вместо прямых слов. Почему так сложно сказать: «Ты мне не нравишься» или «Ты мне нравишься»?
– Я слишком выпил, чтобы дать осмысленный ответ на подобные вопросы, – признался я. – Но ты права: мы тратим бесчисленные века, пытаясь понять, нравимся мы кому-то или нет, основываясь лишь на догадках и пустых размышлениях. Пустая трата времени.
Но, видимо, как раз этим я и занимался. Мне было непонятно, как моя рука оказалась на плече Алины. Она не оттолкнула ее, не сдвинулась в сторону. Это был проявление сострадания к тем, кто ощущает себя несчастным и одиноким, или, быть может, в этом есть капля надежды?
На что именно была надежда?
Алина была невероятно привлекательной, обаятельной, умной и уверенной в себе. Безусловно, в какой-то момент наших разговоров я начал фантазировать о возможном сексе с ней.
Алина шутила насчет глупости, проявленной как Анастейшей, так и мистером Греем, в то время, когда я сам вел себя просто глупо: моя рука стремилась к ней, мои мысли кружились вокруг нее, а желание поцеловать ее становилось все более непреодолимым. Но знакомый сюжет заурядной БДСМ-драмы меня абсолютно не заинтересовал, и в конечном итоге я просто заснул.
На следующее утро, когда я сел в такси, я все еще размышлял о вчерашнем вечере и не мог понять, что же стало причиной моего поведения: был ли это шарм Алины, мое непреодолимое влечение к ней или же просто алкоголь ударил мне в голову? Возможно, я никогда не узнаю правду. Или, возможно, я уже все понимаю, но просто не хочу признаваться в этом.
Алина. Засуха
У меня было маленькое глупое желание. Я хотела перестать ругаться с Кешей и хотела, чтобы мы наконец-то научились общаться друг с другом. Без претензий. Без злости. Я полагала, что, когда это случится, все начнет приходить в порядок.
Мое желание было исполнено. С Кешей мы больше не ругаемся.
Я не хотела выходить из дома. Появлялась на парах, сдавала работы и зачеты и изредка виделась с друзьями.
Неделю я неловко оглядывалась на соседний подъезд, где он когда-то жил. Бывало, что в холодное и темное ноябрьское утро, когда небо, густое от темноты, становилось уже по-утреннему легким и светлым, я посматривала из окна машины в окно его комнаты. Возвращаясь из универа на такси, я выходила, долго курила на морозе и думала, всматриваясь в каждую деталь его дома, видит ли он меня.
Впервые Кеша услышал меня. Мои слова он воспринял со всей серьезностью. Впервые Кеша сделал что-то для меня, и мне это не нравилось.
Бывали дни и определенные часы, которые напоминали мне о нем. В те моменты я пыталась сконцентрироваться на чем-то незначительном: слушала бестолковые речи моей подруги Насти (она жаловалась на мужчину):
– После последней встречи, – сказала она, – он пропал.
Мы встретились с ней в баре. Было многолюдно, и мы практически не слышали друг друга: голоса людей, музыка, звон бьющихся друг о друга коктейльных бокалов, флюте и пинт – звуки мешались, и голос Насти терялся.
Я уже час пила свой коктейль. Настя шла впереди на два коктейля и шот текилы, от этого речь ее становилась бессвязной.
– Не знаю, – продолжила она. – Всё так угнетает. Я устала от постоянной беготни за мужчинами. От них одни лишь проблемы. Так и хочется сказать им в лоб: «Если это было на одну ночь, так и скажи, идиот, и не трать мое время». – Последнее она произнесла чуть громче нужного, и мужчины, что сидели рядом с нами, обратили на нас внимание. – Да, будьте добры быть честными!
– Один раз я сказала так одному парню, – сказала я. – Он исчез из моей жизни навсегда. Я думаю, что тебе достаточно.
Она нахмурилась, а потом грустно вздохнула и допила остатки коктейля:
– Ты права. Мне действительно пора остановиться.
– Да, – кивнула я. – Может, по домам? Я закажу такси.
– Давай пройдемся, – сказала она. – Мы так редко стали видеться.
Мне поскорее хотелось покинуть заведение: парень в конце барной стойки намеревался подойти ко мне, а в этот вечер я вовсе не была намерена знакомиться с очередным парнем, который через две недели исчезнет из диалога, из жизни и из головы.
– Он же хороший, – сказала Настя на улице. – Почему нет?
Хороший парень. Перевожу для всех: скучный громоотвод, в меру глупый и в меру нарциссичный, с хорошим чувством юмора. Раньше эти парни были мне интересны, потому что они забавляли меня, но сейчас каждого из них я сравниваю с Кешей, каким бы смешным, каким бы красивым ни был молодой человек.
Кеше надо умереть.
Тогда в моих мыслях перестанет тревожно всплывать его взгляд, его голос, его шутки. Кеше нужно исчезнуть из этого города.
По дороге домой Настя продолжала рассуждать о себе и об очередном парне, намерения которого доселе ей явно были неизвестны. Мы шли по мерзлому, ноябрьскому проспекту. Я молилась попасть домой поскорее.
– Я знаю, почему ты так редко появляешься, – сказала Настя, когда мы остановились у перекрестка.
– Знаешь? Что ты имеешь в виду? – спросила я.
Неужели меня всегда можно было прочитать как открытую книгу?
– Я знаю, что Кеша приезжал сюда, – сказала Настя. – От общих знакомых узнала.
Я молча всматривалась в кружащийся снег, в дома, где чьи-то тени так странно и смешно передвигались. На улице крепчало, и на щеках прохожих выступал свежий, морозный румянец.
– Мне жаль, – сказала Настя. – Я не думала, что ты это так воспримешь.
– Все нормально, – сказала я, улыбнувшись. – Я совсем не удивлена: это же Кеша.