Я все понимаю.
– Теперь он будет твоим громоотводом?
– С чего ты взяла? – спросила я.
Напряжение росло с каждой минутой. Я чувствовала, как трясутся мои ноги. Руки как будто онемели, и я боялась уронить графин с соком и несколько чистых тарелок, который смогла взять в свободную руку. Каждое прикосновение к холодному кафельному полу кухни – взрыв в черепной коробке; страх расцветал искрами в моем затылке; закружилась голова, и я захотела сбежать.
– Он очень подходит на эту роль, – ответила Настя и улыбнулась.
– Он просто друг, – сказала я. Я почувствовала легкую дрожь в голосе. – Не отрицаю, что он может мне нравиться. Только как человек и только как друг. Он хороший человек.
Я не отрицаю, что он мне может нравиться.
Я боялась, что он уже мне нравился.
Настя еще долго смотрела мне в спину. Я чувствовала себя разгаданной в воскресном кроссворде. Слово из четырех букв, существительное. Глупая женщина.
Дура!
Дима приехал к девяти. К тому времени прибавилось еще трое человек: друг Паши, Даниил, внимание которого всецело украла Ира; Варя, еще одна наша подруга, которую недолюбливали все за излишнюю доверчивость; и знакомый Насти с самым заурядным именем для русского парня.
Дима приехал, и единственные, кто обратил на это внимание, были я и Карина. Он быстро вошел в дом, снимая с себя зимнее пальто. Он был одет в черную водолазку и черные брюки. Водолазка подчеркивала его плечи, а брюки – бедра.
Почему мужчины так мало уделяют внимание своим бедрам?
И почему он так хорошо выглядел?
Румянец на щеках, горящие голубые глаза. С нашей последней встречи он изменился, хотя прошло меньше недели.
– Я так соскучился, – сказал он, улыбаясь. – У меня столько новостей.
Мы отошли к тому же месту, где мы до этого сидели с Кариной. Дима сел напротив меня рядом с Кариной. От него пахло алкоголем и женскими духами.
Он немного оживил нашу скучную беседу с Кариной. Я внимательно наблюдала за каждым его взглядом, который был обращен на меня.
Было бы честнее сказать, что я выхватывала каждый его взгляд. Мне хотелось посмотреть в его глаза и увидеть свое отражение: какой я буду выглядеть там?
– Этой ночью я был в одном заведении. Странное место, зато музыка там невероятная.
Карина его слушала и смеялась от каждой шутки, а мне вовсе не хотелось смеяться. Я чувствовала себя лишней. Почему он не смотрел на меня?
– Ты сегодня отлично выглядишь, – сказал Дима.
Он опасно смотрел на меня, только на меня. Я прикусила губу, и его взгляд скользил с моих губ, с моей шеи, с моих плеч… Я была ему интересна?
Произошло то же самое, что и в тот раз, на мой день рождения: тот же холодный взгляд, надменный и пренебрежительный. Мне было немного больно. Я ответила ему тем же. Он смущенно отвернулся.
Что за игру он затеял?
Мне казалось, что он нагло закидывал удочку и проверял границы дозволенного: как дальше он мог зайти в своих изощренных эмоциональных играх, чтобы узнать, что я к нему испытываю?
Насколько я позволю ему приблизиться ко мне?
– Ты замерзнешь, возьми мое пальто, – сказал Дима, когда мы все вместе вышли покурить.
– Спасибо, мне не холодно, – ответила я.
Его взгляд говорил: я очень хочу, чтобы ты надела именно мое пальто. Я хочу, чтобы тебе не было больно.
Мой взгляд говорил: ты ведешь себя как ребенок. Стало очевидно, что мы оба игроки. Не только я хотела понравиться ему, потому что могла, но и он хотел понравиться мне. От этого во мне разгоралось желание узнать, к чему приведет перетягивание одеяла и как я спущу его с небес на землю, когда он позволит себе думать, что мои чувства, эмоции, разум в его власти.
Он опустил взгляд в пол и ушел на кухню за соком и газировкой.
Половину вечера мы провели за дурацкой для меня игрой: мы молчали и делали вид, будто мы не существуем. Карина уехала намного раньше обещанного, и мне приходилось оставшуюся часть вечера сидеть в компании Насти и скучной Вари. Дима же сидел один. Он не мог ни с кем найти общий язык, от того выглядел очень глупо и жалко. Словно я была единственным, таким же жалким существом в этой комнате, которое тянулось к нему.
Понемногу вечер терял интерес, и многие готовились к тому, чтобы разойтись. Я заявила о том, что хотела бы прогуляться. Никто не соглашался: многие парни устали и собирались уезжать на такси, и девочки боялись темноты.
– Я могу проводить тебя, – сказал Дима.
Его взгляд говорил: я хочу извиниться, я всего лишь друг и не смею так вести себя.
Мой взгляд говорил: ты придурок, но я хочу, чтобы меня проводил именно ты.
Большую часть пути мы снова поддерживали диалог друг с другом. Часто останавливались, чтобы покурить и посмотреть на город, медленно готовящийся к зиме.
– В детстве родители часто меня возили с собой к бабушке: рядом с ее домом была маленькая речушка, и я любила там кататься на коньках. Мы и в эти праздники снова поедем к ней: я в детстве обожала просыпаться в свежей постеле, освещенной зимним ярким солнцем.
Дима слушал меня и улыбался.
– Я любил зимой с дедушкой на лыжах в лесу кататься, а потом как-то разлюбил. Мне больше плавание нравится. Не хочешь кофе?
Он купил нам горячий кофе и предложил присесть в ближайшем парке. Снег хрустел под ногами, переливался, освещенный фонарями. Отдаленно слышался гул машин и редких трамваев.
– Я люблю зиму, – сказала я. – Есть в ней что-то особенное.
– Я тоже, – ответил Дима. – В детстве кажется, что есть какое-то очарование, а когда взрослеешь, все исчезает.
– Чем ты так разочарован? – спросила я. – И я не могу не задать этот вопрос: почему ты… почему тебе так нравится…
– Спать с разными девушками?
– Да. Что-то случилось?
Он задумался. Ветер слегка тревожил ветви и редких птиц, что в полутьме превращались в быстрые, неуловимые ветви. Перед нами падали последние листья ноября, сухие и безжизненные.
– Большая любовь, – ответил Дима. – А ты почему ищешь громоотвод?
Долгое молчание. Он смотрел куда-то в сторону.