– А о чем ты пишешь? – поинтересовалась Алина.
Мне было неловко делиться этим с ней, но странным образом никотин, который обычно убивал, стал вдруг расслаблять.
– О людях, о чувствах. Словом, ни о чем и обо всем сразу, – проговорил я, улыбаясь.
– Звучит многообещающе, – откликнулась она.
– Не совсем. Это просто особый способ самопроявления и самоанализа, чтобы окружающие не испугались излишнего потока мыслей, выходящих за пределы нормы, – поправил я.
Она улыбнулась:
– Теперь звучит немного странно.
Алина стряхнула пепел и взглянула в окно. Она все делала с изяществом: зажигала сигарету, словно в фильмах с Марлен Дитрих, легко исправляла выбившуюся прядь волос и грациозно вытягивала тонкую шею, как лебедь. Даже в ее голосе звучала какая-то удивительная тонкость, будто она вот-вот сорвется.
Мы замолчали, и в этот момент посетило меня чувство стыда за то, что впервые за много лет я чувствовал неловкость в общении с девушкой.
Сцена развивалась на кухне.
– Не кажется ли тебе странным проводить свой собственный день рождения с человеком, которого ты едва знаешь, в то время как твои друзья остались без твоего внимания в гостиной? – осмелился спросить я.
– Заканчивай, – сказала Алина, махнув рукой. – И вдруг ты окажешься вором и что-то стащишь? Как мне потом отвечать перед родителями?
– Справедливо замечено. А не хочешь, кстати, попробовать вино, которое я купил?
– Ой, я уже немного перебрала… Хотя давай, дай мне попробовать.
Я открыл первую бутылку, налил немного вина в фужер и передал ей. Она выпила, немного нахмурилась.
– Ну что, не так уж и плохо, – сказал я, протягивая ни к чему не обязывающее поздравление, и мы направились в гостиную.
В гостиной друзья Алины и Ирины оживленно обсуждали что-то, смеялись, слушали музыку, которая казалась мне немного глупой, и делали селфи. Воздух был пропитан спокойствием, тишиной и приятной атмосферой.
– Честно говоря, мне не очень нравится такая музыка, – отметил я.
– А что ты предпочитаешь слушать? – поинтересовалась Алина.
Каким-то образом вокруг начало все оживать, и вскоре всплыло предложение об участии в странной игре, основанной на смешении алкогольных напитков. Суть этой игры заключалась в том, что проигравший должен был выпить это отвратительное месиво залпом.
Я включил свой плейлист и показал его Алине. Она снова улыбнулась, и ее улыбка была настолько теплой, доброй, что я почувствовал, как ее радость может заразить меня: было невероятно видеть, как моя музыка вызывает такие яркие эмоции у нее.
– Я даже не думал, что наши музыкальные вкусы настолько совпадают, – сказала Алина с улыбкой. – Мне нравятся люди, ценящие качественную музыку.
– Почему? – поинтересовался я.
– Плейлист человека – как зеркало его души. Сколько времени ты уже слушаешь Эми Уайнхаус? Ты, случаем, не переживаешь сложного расставания? – задала она вопрос с любопытством.
– Нет, – ответил я, улыбаясь. – Просто музыка настолько потрясающа, что хочется слушать ее снова и снова. И, конечно, под вино она звучит еще прекраснее.
Мы долго и увлеченно беседовали с Алиной. Оказалось, что она студентка филологического факультета и умудрялась следить за последними тенденциями в мире искусства. Меня поразило то, что почти всё, о чем мы говорили, находило отклик у нас обоих.
– Я обожаю Пелевина! – воскликнул я, схватив с полки привлекательный экземпляр «Generation P».
– Я тоже, – отозвалась Алина. – Но в данный момент мне приходится изучать Гомера. Честно говоря, было бы хорошо, если бы я ожидала от него большего, но бесконечные описания кораблей… Я люблю литературу, но не настолько, чтобы мучить себя.
– Я тоже пробовал читать его летом, – признался я. – Но в какой-то момент задремал, и мне даже стало немного стыдно.
– Зато честно, – сказала Алина и улыбнулась. – Многие почему-то гордятся тем, что прочитали «Илиаду».
– А вот я радуюсь тому, что закончил музыкальную школу и играю на фортепиано.
– Музыкантов не приемлю, – заявила Алина. – У всех моих бывших было какое-то странное отношение к музыке.
– Ну, кого не любить, – усмехнулся я.
Каждый любимый фильм, книга, исполнитель – вещи несомненно интимные. Наши общие интересы к Тому Йорку, Льву Толстому, Ларсу фон Триеру, а также к алкоголю и сигаретам сближали нас в этот вечер. Прошло сто лет с тех пор, как мне так приятно было разговаривать с кем-то новым.
– Дима, это нечестно, – ворвалась в комнату Ирина, где мы уединились с Алиной, чтобы продолжить разговор о «Воскресении» Толстого. – Мы так и не обсудили с тобой Аню!
– Кто такая Аня? – спросила Алина.
– Наша общая подруга…
– Девушка, что вчера рассталась с другим парнем, – добавила Ирина. – А еще они с Димой встречались! Там вообще такая история забавная, Гель…
Иногда я благодарил судьбу за знакомство с Ирой, ведь ее поддержка была непревзойденной… Но в тот момент я был готов ее задушить.
– Ты дружишь с бывшей? – улыбнулась Алина.
– Это действительно долгая и позорная история, – ответил я, отступая на некоторое время, чтобы поговорить с Ирой.
Позже, оставшись один наедине с Алиной на балконе, я услышал от нее историю, схожую с тем, что рассказывают в антидень святого Валентина: про парня, в которого она была влюблена со школы и который оставил ее ради Питера. Звучало слишком стереотипно.
– Скажи мне, как мужчина, почему он так поступил со мной? – спросила она после своего повествования.
– Не могу точно сказать, – ответил я. – Но в любом случае ты этого не заслужила.
Алина посмотрела на меня с недоумением.
– Ну не перегибай палку, – улыбнулась она. – А вина у тебя еще осталось там?
– По-моему, да, но, может, и нет. Я уже не помню.
В небе вдруг засверкало яркое ослепительное свечение – это был салют. Сноп искр взметнулся к темным небесам, рассыпаясь на крошечные огоньки и нежно освещая пустынные улицы.
– Салют в твою честь. Как галантно, – прошептал я, улыбаясь.
– Нет, это не для меня. Просто у кого-то тоже сегодня день рождения, – ответила Алина. – Мне холодно, – сказала она. – Давай на кухню, я проголодалась и хочу чего-нибудь выпить.