Поверь мне

Поверь мне
Наталья Климушина

Прекрасный мир будущего на цветущей Земле вовсе не является гарантией счастливой жизни. Пережив страшное предательство, Тирис переезжает в другой Округ, не подозревая, кем является на самом деле и какой маховик событий начнет раскручиваться с этого момента. Вынужденная искать работу, девушка встречает Судью, преступившего закон, единственного, кто может освободить ее от преследований мрачного прошлого…

Наталья Климушина

Поверь мне

Глава 1.

– Мира, пожалуйста, оставь меня ненадолго. Мне нужно побыть… в одиночестве. – шептала я, с трудом разлепляя сухие потрескавшиеся губы. – Я справлюсь, правда. Посижу пока здесь…

Старшая сестра Мира тревожно смотрела на меня своими теплыми шоколадными глазами, затем, погладив меня по волосам, тихо вздохнула и медленно пошла к аэролету.

Август подходил к концу, разнося уже холодеющими ветрами весть о скорой смене времени года, прощался пряными запахами трав с подножья северных гор, ласкал сладкой свежестью чистейшего соснового леса. Природа всегда успокаивала меня, восстанавливала, возвращала себе. Словно к целительному источнику, приходила я залечивать свои раны на эту тихую, защищенную от чужих взглядов, полных осуждения и жалости поляну, спрятавшуюся прямо у подножья горного хребта, на краю заповедника Северного Округа. Сюда же я вновь попросила привезти меня сестру Миру, теперь, когда уже и восстанавливать-то, если честно было нечего. Мой мир грез о любви и счастье был растоптан, раскрошен до основания, и даже не знаю, стоило ли пытаться вновь собрать себя по кусочкам. Слезы давно иссякли, глаза припухли, но долгожданное облегчение все не наступало. Я бы приняла все – и опустошение, и горечь, и обиду, только бы боль ушла. Но она не уходила. Острая, горькая, она грязным сапогом крушила все, что еще осталось у меня от самой себя – разлетающееся ошметками самоуважение и вера в людей.

– Пожалуйста, помоги. Убери боль. Я больше не хочу чувствовать. Ничего. Пожалуйста… – я не знала, кого прошу, впиваясь ногтями в грубую кору и падая на колени около ближайшего дерева. – Не могу больше… пожалуйста, не надо…

Я открыла глаза, потому что меня кто-то тряс за плечо и испуганно повторял: «Тирис! Что с тобой! Тирис, тебе плохо?»

Я что, заснула? На коленях? Около дерева?

– Мира? – я повернула осоловевшее лицо и посмотрела на испуганную сестру. Она что-то еще говорила, тянула меня за руку, а я… я была удивительно, потрясающе… пуста.

– Срочно домой, Тирис, и зачем я только тебя послушала. Срочно в медкапсулу! Тебе опять плохо! Мама с папой меня убьют. – Мира суетилась, запихивая меня в кабину и наскоро пристегивая.

– Все хорошо, Мира. Правда. Спасибо, что привезла меня подышать воздухом. – Я удивленно осматривалась, словно увидела мир в первый раз. И волнения сестры вдруг показались мне такими далекими. И все произошедшее словно было не со мной. Я улыбнулась: боли не было. Совсем. Все было спокойно. Внутри – невесомо. Я подняла глаза к небу. Какое чистое, хрустальное, вечное… неужели, под ним, таким потрясающим, мне могло быть так больно? Нет… мне, наверное, показалось… Сосновые иголочки словно светились в лучах уходящего светила. Какой дивный обман зрения. Я вдохнула прохладный, чистый воздух, омылась им изнутри, все хорошо… Как же давно мне не было так… спокойно. Наверное, природа на меня так действует. Точно. Словно произошла перезагрузка. Я улыбалась. Мой мир снова ощущался стабильным, вросшим корнями глубоко в почву. Я в жизни не была более уравновешена, чем сейчас… Там, очень глубоко внутри, что-то такое было, что воспринималось густой отвратительной кляксой, но она так далеко, глубоко запечатана, а здесь, под этим небом так чудесно, эфирно, так … ровно.

– Ты… Ты какая-то другая… – Мира внимательно смотрела на меня. – Что произошло за те пять минут, пока меня не было? Ты… улыбаешься?

За пять минут? Мне показалось, прошла целая вечность. Прекрасная, живительная, бальзамирующая мою душу, вечность.

– Теперь все будет хорошо. Я уверена. Полетели домой.

Мир некогда благополучной семьи Алири треснул пополам, разделив жизнь на до и после. Эдуард Алири нервно мерял шагами просторную, заполненную солнцем гостиную на втором уровне дорогостоящего жилого комплекса. Он с тоской подумал – ничто уже не будет как прежде. И в этой уютной гостиной, еще совсем недавно являющейся средоточием счастья их маленького мира еще долго не будут звенеть радостью и любовью голоса его любимых женщин – жены и двух дочерей. Неожиданная, потрясающая в своей жестокости и невероятности трагедия, произошедшая с его младшей дочерью, истощила казавшийся бездонным колодец счастья семьи в одночасье.

Бледное лицо жены было залито слезами уже не первый день, и смотреть на это у профессора квантовой генетики сил больше не было. В висках стучало, мысли ходили по кругу, одни и те же, уже более двух недель. «Нужно срочно в медкапсулу, на профилактику, так и до инсульта недалеко».

– Кьяра, другого выхода нет. Малышке трудно, здесь все напоминает о … об этом. Она права, пусть переводится в главный филиал, доучится два года там. Мы, разумеется, поедем с ней вместе. Я найду там работу, ты, возможно, сможешь работать дистанционно… – Эдуард устало потер переносицу, подошел к окну, устало посмотрел воспаленными глазами (он ведь тоже не железный) на уходящий розовато-алый диск и глубоко вздохнул, – все, что могли, мы сделали.

– А если не всё, Эд!? Тирис столько перенесла, я просто не знаю, как она держится. Вдруг мы должны… были… поверить ей… Капсула вылечила тело, но ее психическое состояние… Она совсем закрылась, как нам ей помочь?

– Знаю, Кьяра, знаю… Но все слышали свидетельства Судей, парень непричастен к несчастному случаю. Она сама это сделала… Ты же понимаешь, никто из специалистов не смог помочь, она не идет с ними на контакт. Мы должны поддержать ее. Хоть как-то… Она думает, что потеряла наше доверие.

– Эд, но, твоя работа? Твой проект? Все разработки… Столько лет впустую… И мне придется все начинать сначала… Но ты, конечно, прав. Мы не можем оставить ее. Нужно ехать.

Я тихо стояла за дверью и понимала, что мне не нужна больше их поддержка. Я все преодолела, они что, не видят – я справилась, я пережила, я смогла. Чего я точно не смогу – так это видеть их скорбные, сердобольные лица, постоянно напоминающие мне, что я больше не счастливая успешная Тирис, а «бедная девочка, на долю которой столько выпало, что она не в себе и чуть не оболгала такого хорошего мальчика».

Я медленно вошла в приоткрытую дверь.

– Мам. Пап. Не нужно никуда ехать. Я должна сама. Переведусь в Юго-западный филиал университета, продолжу учебу там, поживу пока у бабушки. Я справлюсь, правда. Отпустите меня. Мне так нужно. Здесь …невыносимо.

Глава 2

Два года спустя.

Мне нужна была работа. Срочно. Любая, главное – социально одобряемая, приличная и общественно значимая. И дело было совершенно не в деньгах. Требовалось доказать мою устойчивую, прочную социальную позицию и позитивную и благонадежную роль в обществе. И все это для того, чтобы доказать свою эмоциональную стабильность, а также способность адекватно существовать в нормальном обществе, так как я отказалась проходить «лечение по программе восстановления личности после сильного эмоционального потрясения». Иначе меня ждали эмоциональные взыскания в качестве принудительного лечения в «Клинике Эмоционального Восстановления». Из которой я могла выйти очень и очень нескоро, поскольку и так полтора года водила за нос специалистов по биопсихологии, пока они не выдали заключение, что психологическое лечение не дало результатов. А я не понимала, зачем мне нужно лечение, со мной все было в порядке. Я слышала, как в мой адрес звучали слова «эмоциональная холодность», «изменение личности», «эмпатическая невосприимчивость» и многие другие, малопонятные мне термины. У каждого в жизни бывают неблагоприятные события, стрессы, они на нас влияют, но мы живем дальше. Покрываемся панцирем, обрастаем доспехами, обезболиваем свои рецепторы. Включаемся как можем в режим сохранения энергии и продолжаем свой путь. Я считала, что восстановилась полностью, хоть и несколько изменилась. Может, повзрослела. Стала опытнее, вынула из кожи осколки розовых очков, залечила шрамы. Но ведь этот путь проходит каждый человек, разве нет?

Когда шестнадцать месяцев назад я перевелась из небольшого прибрежного города Северного Округа в центральный филиал моего университета в одном из самых больших городов Юго-западного Округа, чтобы доучиться и получить диплом по молекулярной биологии, меня встретили не слишком вежливо. Так как в первый же день я схлестнулась в столовом кампусе с дочкой ректора, возомнившей себя местной звездой. Но так уж случилось, что я, оглушенная совсем недавно пережитой болью, просто не реагировала на людей вокруг так, как этого от меня ждали. «Неадекватная», «замороженная», «невменяемая», «бревно» – самые мягкие прозвища, которыми меня пытались наделить, но не получилось, так как меня ничто в тот момент не задевало. А людям ведь так неинтересно, без отдачи. Моей единственной реакцией был просто холодно-отстранённый взгляд на любого идиота, пытавшегося меня задеть. За ним было тепло и безопасно. Я действительно ничего не чувствовала. А вот остальные чувствовали себя не в своей тарелке. Когда на меня в столовой вывернули поднос с едой – я просто взяла другой. Когда на общей физической подготовке мне примагнитили кроссовки к железному тренажеру, я улыбнулась и спокойно пошла в медкапсулу, залечивать ушибы. Когда на меня свалили всю самую грязную работу в оранжерее, я просто надела перчатки и выскоблила все до блеска. Какая разница, что делать? Любой труд важен. Поэтому, через некоторое время от меня отстали. И даже зауважали.

И вот опять, все сначала. Ну далась им всем моя эмоциональность! Я устала доказывать, что у меня все хорошо. Я просто пережила все самое плохое в своей жизни и пошла дальше, так как не видела смысла останавливаться и смаковать больные воспоминания. В кабинете биопсихолога я сидела уже полчаса и не могла взять в толк, что от меня требовалось. Усталая женщина, профессионально изображавшая дружелюбие и личную заинтересованность во мне, некрасиво пучила прозрачно голубые глаза и фальшиво улыбалась. Кстати, фальшь я всегда чувствовала хорошо.

– Итак, Тирис, посмотрите на голограмму. Что вы чувствуете?

На голограмме маленький розовощекий мальчуган играл с неуклюжим пузатым щенком и заливался смехом. Потрясающая в своей наигранности и приторности иллюзия счастья. Но у меня была своя формула счастья, и она называлась – искренность и покой. Ложь я ненавидела. В любом ее проявлении. И бесконечно оберегала свою душу от любых на нее посягательств. Голограмма являлась сгенерированным продуктом искусственного интеллекта, поэтому, глядя на нее, нормальному человеку, как мне казалось, нельзя было ничего почувствовать. А придумывать мне не хотелось. Что я и озвучила. Но, видимо, неубедительно.

– Но какие чувства вызывает у вас эта картина? Что вы ощущаете? – с придыханием произнесла женщина, имя которой я так и не смогла запомнить, еще больше округлила глаза, положила руку на грудь, видимо именно в этом месте нужно было что-то почувствовать, и терпеливо ждала ответа.

– Простите, как вас?

– Марчел, можете звать меня Марчел… – женщина натужно заулыбалась.

– Марчел, я чувствую, что устала. Можно мне уйти?

–Тирис, вы проваливаете тест за тестом. Уже несколько недель я совершенно не могу никак проникнуть в вашу душу, понять, что вы чувствуете, понимаете, я не могу помочь вам…

– Зачем? Проникать? Помогать? У вас нет других дел? Что я чувствую? Что вам совершенно не нравится то, что вы сидите здесь со мной, что вас раздражает ваша работа. Вы ведь тоже хотите домой, вас там кто-нибудь ждет?

Видимо, я зацепила нечто болезненное, и Марчел действительно никто дома не ждал, так как женщина вспыхнула и мгновенно стряхнула с лица искусственное дружелюбие, проявив раздражение напополам со злостью и усталостью. Так-то лучше. Честнее.

– Я буду вынуждена отправить отчет в курирующий вас филиал Клиники Эмоционального Восстановления. Возможно, вам потребуется стационарное лечение. Вы по-прежнему не хотите поговорить о том, что вас беспокоит?

– Меня ничего не беспокоит. И будь вы профессионалом своего дела, давно бы почувствовали это, – последние слова я произнесла, скопировав ее принужденно-доброжелательное выражение лица, сделав бровки домиком и приложив руку к груди.

– Сеанс окончен! – Марчел вскочила со стула и пулей вылетела из кабинета, покрывшись красными пятнами.

А что я такого сказала? Правду? И почему на нее все обижаются?

Глава 3

До окончания Института Биоинженерных Технологий мне оставалось всего лишь полгода, из них последние два месяца составляла практика, но на четыре месяца мне требовалась оптимальная социальная занятость.

Именно над этим вопросом мы и корпели уже третий вечер с моей лучшей подругой Ларой Вигнев, просматривая все объявления работодателей за последние три месяца. Новостная лента светилась в визуальном окне, но мы отклоняли вариант за вариантом, настроение портилось.

– Кто вообще такое пишет?! – Лара возмущенно размахивала бутербродом, разбрасывая крошки. – Ну кому придет в голову прийти и устраиваться «наблюдателем свиданий сына», наймите себе сразу детектива или няньку! Не завидую я потом девушке, с такой-то свекровью… Или вот, «статуя-игрушка в детскую комнату» … Хочешь поработать статуей? Платят, кстати, неплохо… Мда, няньки, сиделки, волонтеры, выгул собак… Все не то, мелковато.

Лара была права. Какой только бред не приходит в голову людям с деньгами. С настоящей работой по специальности «молекулярная биология» у меня бы не возникло никаких проблем, у меня были, так называемые «зелёные пальцы», абсолютная взаимная любовь со всем зеленым, что встречалось на моем пути, весь растительный мир немедленно откликался на мои манипуляции, получалось все, связанное с живыми растениями, безусловное большинство проектов, где были задействованы биологически активные вещества, любая зеленая флора – все это слушалось меня так, будто я была прекрасной феей зеленого мира. И в ответ, я так же нежно относилась к каждому изумрудному листочку и травинке на нашей многострадальной планете. Но до диплома нужно было еще доучиться, а значит, работу необходимо искать малоквалифицированную, к тому же, не мешающую учебе, а главное, социально одобряемую.

Солнце медленно садилось, лаская прощальными лучами окна моего небольшого уютного двухэтажного домика, на окраине города, доставшегося мне от бабушки. Между прочим, удивительной личности, которая в свои пятьдесят с небольшим, имела активную жизненную позицию, занималась йогой, путешествовала по миру с очередным ухажером, в общем, наслаждалась жизнью, изредка присылая мне весточку из разных концов света, неизменно улыбаясь своими белоснежными ровными зубами. Не своими, конечно же. В нашем веке технологий, отрастить себе новые зубы, органы или обновить кожу на лице мог позволить себе практически любой человек по обычной медицинской страховке. И, хотя, это особенно не влияло на продолжительность жизни, которая у каждого была генетически заложена своя, зато значительно влияло на ее качество. Жизненный цикл человека на Земле составлял примерно сто – сто двадцать лет, в зависимости от образа жизни, что уже значительно превышало порог продолжительности жизни даже столетней давности, но при этом жизнь была комфортной, устоявшейся, и уж точно значительно более приятной, чем до появления на Земле относительного экологического благополучия.