Поверь мне

– Такую печать дам тебе лично я, потому что я – один из пяти Верховных Судей Юго-западного Округа. И я прошу у тебя помощи.

Глава 6

Всю ночь в голове крутились обрывки вчерашнего разговора. Профессор дал мне срок – два дня. И свой прямой номер. Звонить в любое время суток. Перед глазами все еще стояли его безнадежные раненые глаза. «Я прошу у тебя помощи…» У папы были такие же, два года назад. Успокоившись, я поняла, что, по сути, зря так перенервничала. То, что со мной произошел несчастный случай – можно было выяснить, имея связи. А профессор имел, я была в этом уверена. И то, что последовало за ним – эмоциональные взыскания, тоже было логичным. Я просто не была готова к тому, что кто-то об этом знает. Петр Васильевич лишь просил о помощи, он не требовал, не шантажировал. Просто сразу проявил то, что знал обо мне и обозначил причины, почему просит именно меня – я не имела привычки лгать, даже в мелочах, а он это знал точно, потому что он – Судья. Потому меня и выбрал – это тоже логично. Ларе тогда все-таки не показалось – ее действительно сканировали.

То, что Бекетов был Судьей, конечно, было громом среди ясного неба. Неужели никто не знал? Что он делал в нашем университете? Выяснял что-то? Искал кого-то? Про Судей пресса практически не писала – боялись. Их боялись почти все. Особенно Верховных. Боялись и избегали. Но в первую очередь – их уважали. Потому что каждый знал – если что-то случится, то искать правды и защиты он будет именно у Судьи. Я стала вспоминать, что нам говорили про Судей, кажется, это еще было на втором курсе. Преподаватель, молодой доцент, активно пытаясь завладеть вниманием студентов, двигался по кафедре, с удовольствием развивая тему периода расцвета Земли:

«В Постпортальный период, когда восстановление Земли шло небывалыми темпами, помимо обогащения флоры и фауны, животного мира, стало меняться питание людей на более качественное и натуральное, произошли ментальные и эмоциональные изменения, личностный рост, здоровье человека, учитывая технологии этого мира стало отменным, тогда вдруг ученые обнаружили изменения и в генетическом коде человека. Точнее, его полное восстановление! ДНК человека стало стремительно, можно сказать, ресурсно и энергетически обогащаться! Необходимость в генетических картах и принудительных браках исчезла. Вместе с тем, появилась новая мутация в ДНК некоторых людей, которых мы сейчас знаем как Судей. Людей с генетической способностью слышать правду, отличать ее от лжи. Люди-сенсоры, люди-сканеры. Как они отличают правду от лжи? Каждый Судья по-своему, но большинство чувствует ее как запахи, которые формируются сразу в постцентральной извилине сенсорной коры. Конечно, к настоящим запахам это не имеет никакого отношения. Чем серьезнее ложь, тем отвратительнее запах – тухлые яйца, гнилое мясо, аммиачные пары… Что же до правды? А вот правда пахнет приятно, некоторые описывали ее как запахи луговых трав, свежих фруктов, пряных специй или полное отсутствие запахов, кристально чистый воздух. Вы решите, это здорово, всегда знать, говорит ли правду ваш собеседник? Не думаю. Как вы считаете, сколько раз в день может соврать нормальный, в целом, совершенно не лживый среднестатистический человек? А статистика говорит, что от четырех до двадцати – это усредненное значение. И нет, это не значит, что человек этот пропащий лгун. Ну вот вы не выспались, чувствуете себя плохо, на вопрос, как дела, отвечаете, что все хорошо.

Это ложь? Конечно. Не такая уж и сильная, но Судья ее сразу определит и насладится ароматом, например, прогорклого масла или жженой каши… Но не только это отличает сенсоров-Судей. Работа Судей заключается в том, чтобы засвидетельствовать ложь или правду человека, то есть, выступить свидетелем, последней инстанцией, и в этом они лгать не могут. Если солгут – первыми отказывают органы чувств, почти всегда первой наступает слепота. И сразу теряют способность отличать правду от лжи. Неработающий ген выключается. И никакие технологии вылечить такое не могут. Повреждения происходят на таком глубинном уровне, что при повторной лжи могут отказать остальные органы чувств и даже опорно-двигательный аппарат. Как правило, этот ген передается по наследству, но это не обязательно. Чтобы получить статус Судьи, человеку необходимо пройти сложнейшее ответственное испытание, гле испытуемого проверяют на способность отличать малейшие оттенки лжи…»

Да уж, попробуй тут иметь легкий характер, если тебе целыми днями воняет от простого «как дела». Поэтому они и живут так закрыто, изолированно, и пишут про них мало, а работают в основном в закрытых залах суда. Потому и окружены почти всегда тишиной. С другой стороны – они нужны нашему обществу. Как давно у нас были зафиксированы нераскрытые преступления? Коррупция практически искоренена. Они необходимы. И я их не боялась. Это другое – я их презирала. Потому что отец Ричарда Солта, моего бывшего парня, был Судьей. И именно он тогда прикрыл своего сына, и ему ничего не было, за то, что он покалечил меня.

Я встряхнула головой, потерла воспаленные глаза. За окном серебрилось утро, заснуть так и не получилось, невеселые мысли, оккупировавшие мой мозг, никуда уходить не собирались. Я налила свой любимый капучино, надела мягкие тапочки и вышла в пижаме на небольшую террасу. К бабушкиному дому прилагался небольшой клочок земли с буйно разросшимся садом. Но он мне именно таким и нравился. Есть что-то искусственное в аккуратно подстриженных, стоящих строем одинаковых деревьях и кустарниках, словно солдаты на плацу. И что-то совершенно неповторимое и уникальное, в свободно растущих деревьях. Я прошла по тропинке и уселась на скамью под небольшой раскидистой яблоней. В этом году яблок не было, деревья отдыхали. Пахло начинающимся днем, природа просыпалась, просыхали травинки от росы, паучки стряхивали со своей паутины хрустальные капельки, лениво поднимались трудолюбивые жужжащие насекомые. Ну что я теряю, в самом деле. Да, плохой характер у парня. Но мне отработать всего несколько месяцев. А потом печать Судьи, и не простого, а Верховного! Выкуси Ричард. Не получится отправить меня в психушку, либо с волчьим билетом «нестабильной». Да, профессор – Судья, но ведь он был всегда добр ко мне. Все не могут быть одинаковыми, нужно принять это. Ненавидеть или презирать Петра Бекетова не получалось. Есть мужчины разные, одни, как Ричард, меняют тебя как товар на ярмарке, на тот, что повыгодней и побогаче, а есть такие как папа, для которых важнее семьи нет ничего. Так и Судьи, давай уж перестанем обижаться на всех из-за бесчестности одного. Нельзя мерять всех одинаково. Я вздохнула, ну что ж, решение принято. И пошла в дом, пора звонить Бекетову.

Я стояла перед зеркалом. Сегодня был выходной, в университет не надо. Мы встречались с профессором Бекетовым через час в его офисе в Доме Судей, для подписания договора на четыре месяца. Сразу же после этого должна была состояться встреча с его сыном, моей непосредственной работой. Неудобно было спросить, какого рода инвалидность у его сына. На коляске? Или вообще лежачий?

Итак, вопрос на миллион – что надеть? На самом деле, мне все равно. А поскольку я полечу на своем байке, значит – брюки. Ладно, рубашка и мокасины, почти цивильно. Краситься нужно? Я смотрела на себя в зеркало. Я обыкновенная. Рост сто шестьдесят, волосы русые, слегка волнистые. Широкие женские бедра, очерченная талия, полновесная грудь, узкие лодыжки – не толстая, но точно не худенькая. Обычное лицо, чуть пухловатые губы, аккуратный нос, темные серо-синие глаза, черные брови и ресницы. Краситься не люблю. Ну тогда и сейчас не стоит, решила я. Ведь не на смотрины иду, чем меньше во мне работодатель видит женщину, тем лучше, подумала я, и поменяла мокасины на привычные удобные кроссовки. А рубашку на свободную футболку. Никакой женственности. Я давно ее в себе похоронила. И вскрывать могилу не намерена.

Офис находился в центре города, разрешение на парковку явно обрадованный профессор выдал мне еще два часа назад, сказал, меня ждут. Теперь шлем, байк и ветер, бьющий по плечам старой черной защитной куртки. Это для меня отдельное счастье – полет, иллюзия свободы, момент, словно смещенный во времени. Ты нигде – еще не там, но уже не здесь, ты – дорога и чистая радость. Тебя нет, потому что еще нигде нет. Ты растворяешься на полотне трассы между аэролетами, ботами и огоньками, ограничивающими края указателей, вплетаешься в движение и становишься одним целым с этой минутой.

Высокое здание на несколько десятков этажей, парковочные огни проводили меня на пустое место, идентифицировав номер, выдали разрешение. Автоматические стеклянные двери приветливо раскрылись, навстречу вышел мужчина с серьезным непроницаемым лицом, в форме со значком, принадлежащим службе Судейства – скрещенные мечи на щите, окруженные оливковой ветвью. Я приложила левую руку голограммой к сканеру, мужчина вежливо улыбнулся: «Добро пожаловать, госпожа Алири, вас проводят прямо в кабинет». Вот это сервис. Он сделал еле заметный знак и ко мне быстрым шагом подскочил паренек в похожей форме. «Позвольте вас сопроводить, госпожа Алири». Позволю. Лифт, бесконечный подъем, стопятнадцатый этаж, снова стеклянные двери, все прозрачно – это намек что ли? На чистоту помыслов…

– Тирис! Проходи, я очень рад. – Бекетов разве что не бегом подбежал. Настолько сильно рад? Верю. И нервничаю.

– Здравствуйте, Петр Васильевич.

– Вот, ознакомься с договором. Оставлю тебя в тишине, внимательно прочитай. Чай, кофе?

– Воды, если можно. – Как же я не люблю юридические документы. Для меня это другой язык, запутанный и мертвый. Вздохнув, я принялась изучать свой договор.

Спустя примерно двадцать минут, я обнаружила тихо сидящего рядом Бекетова. Видимо, зачиталась, не заметила, а он поделикатничал.

– Профессор. Я не сильна в этом, правда… Может, вы простыми словами разъясните мне тонкости, подвохи… – Я вздохнула. Попросила лису мышку покормить. Он ведь сторона заинтересованная.

– Конечно, Тирис. Но тебе не о чем волноваться, это честный договор. Ты обязуешься проводить время три раза в неделю по три часа, в качестве личного помощника по юридическим вопросам … включает в себя машину в оба конца с водителем, общение, решение организационных вопросов, связанных с недугом работодателя… Возможно, сопровождение на различные мероприятия…Работодатель обязуется… не оскорблять… не принуждать… исключить интимную подоплеку… и далее по списку. Помощь по дому, конечно, не входит, для этого есть специальные люди, разве только … необременительные бытовые просьбы… Здесь нет подвохов. И да, если по какой-то причине он сам скажет, что ты не прошла собеседование – договор расторгается, с выплатой тебе вознаграждения, равного одной неделе работы. И конечно, пункт о неразглашении, сама понимаешь… Я лично составлял для тебя. Ты мне веришь?

Петр Васильевич смотрел прямо в глаза, бесхитростно, спокойно, и ждал ответа. Разве теперь я могла отказать? Я кивнула. Момент сканирования я никогда с ним не замечала, хотя Лара всегда отмечала, что чувствует воздействие. Но, видимо, профессор потому и был Верховным, настоящим профессионалом с огромным опытом.

– Тогда прикладывай чип в нижний правый угол. Вот и все. Деньги поступят на счет сразу по окончании первой недели. Связь со мной – постоянная. В любое время. Ты готова ехать?

Готова ли я? Конечно, готова. Теперь уже, когда все подписано, куда же я денусь. К слову сказать, мое обычное спокойствие практически сразу ко мне вернулось. Эмоции, как всегда, ровные, нейтральные. Это просто работа, которая очень мне нужна, и я собиралась честно отработать свою печать, то есть, мой путь к свободе. Забрав второй экземпляр договора, я проследовала за профессором (а для меня он был профессором, язык не поворачивался назвать его Судьей).

– Будет лучше, если ты пока поедешь со мной, как считаешь?

– Да, хорошо, только включу в моем байке режим автоматического следования, мне потом возвращаться.

– Тебе полагается аэролет с водителем, помнишь?

– Да, помню, но я люблю сама, если честно. С этим ведь нет проблем?

– Конечно, как скажешь.

Странно, мне показалось, Бекетов одновременно рад, взволнован и нервничает. Очень нехарактерное для него поведение. Его средство передвижения было шикарным, огромным, статусным, с кожаным салоном, удобными диванами и подголовниками, похожим на огромного блестящего черного кита. Водитель сразу отгородился шторкой. Сквозь окна бесшумно пролетали утренние пейзажи едва проснувшегося города, минуло всего восемь утра. Я расслабилась, прикрыла глаза. Значит, его сын ранняя пташка. Или, может, мучается бессонницей? Черт, до меня только дошло, что я не спросила о причине инвалидности… Это же может быть важным, и даже не посмотрела, как его зовут. Впрочем, ладно, если мне он совсем не понравится, можно ведь просто провалить собеседование, так?

Спустя пятнадцать минут огромная махина зависла над высотным зданием в элитном районе, запрашивая посадочное место. Мигнули парковочные огни, аэролет плавно сел в специально отведенном месте, водитель услужливо открыл дверь и помог выйти сначала мне, затем профессору.

– Сегодня вы познакомитесь, очертите круг обязанностей, на работу выходишь завтра.

– В том случае, если пройду его собеседование. Да, профессор, прошу прощения за невнимательность, я даже не спросила, как его зовут, вы не …

– Он сам тебе скажет. Это одно из его условий – личное знакомство. Ну что ж, на этом мы с тобой прощаемся. Этаж сто двадцатый, апартаменты пятьдесят восемь. Удачи тебе, Тирис. И удачи всем нам… – тихо добавил Петр Васильевич, затем, резко развернувшись, не дождавшись моего ответа, быстро пошел к аэролету.

Будто сбежал, подумалось мне. Ну что ж, просто откроем новую страницу книги моей жизни. Мне нравилось именно так представлять все некомфортные моменты – просто кадр из жизни. Был один, будет и следующий. Обычная текучка. Просто работа. Я двинулась к лифтам. Сто двадцатый, значит.

Глава 7

Лифт бесшумно распахнул двери в огромном коридоре, напичканном современной техникой – лазерные тяжи на полу – это для автоматических уборщиков, несколько встроенных доставочных аэроботов по стенам, глазки камер, считывающие устройства около дверей. Тем лучше. Техника надежнее, чем люди. Я никогда об этом не забывала. Однажды такой доставочный бот спас мою жизнь. Человек не спас. А бот… но все же не надо сейчас об этом. Так, вот дверь апартаментов номер пятьдесят восемь.

Нажав на кнопку, я практически сразу отскочила – настолько быстро дверь распахнулась, буквально исторгнув из себя растрепанную женщину неопределенного возраста, что-то тихо бормочущую. Уборщица? Любовница? Сиделка? В следующий момент женщина на ходу одеваясь и хватая какие-то мешки и коробки пробормотала: «Сам себе готовь и убирайся, злыдень гордый, что ни слово, обязательно гадость скажет, вот уж…» И вдруг осеклась, увидев меня.

Женщина была примерно лет пятидесяти, с растрепанным пучком черных волос на макушке и некрасивыми красными пятнами на смуглом лице. От волнения, поняла я. Прекрасное начало.

– Вы к … нему?

– Да… к нему. – от неожиданности ответила я.

– Бегите отсюда, милочка, что бы вам не предлагали. Хотя… вам решать. Удачи. – И женщина быстро посеменила к лифту, откуда до меня продолжали доноситься обрывки ее тихой ругани.

Я осторожно шагнула внутрь квартиры. Внутри было много пространства, классического, спокойного, светлого. Не чета моему маленькому домику. Я даже засмотрелась. Честно говоря, где-то внутри, я ожидала невероятной роскоши, чего-то из ряда вон. Ну, не золотого унитаза – это дешево, но чего-то подобного. И ошиблась. Пространство было распахнутым, уютным, светлым, глаз отдыхал. Много ненавязчивой зелени – внутри сразу что-то откликнулось на зеленую стену из живого мха разных оттенков – от глубоких изумрудных, крупно очерченных, до нежно салатных буквально напыленных на поверхность, спокойные бежевые оттенки мебели, стен, частично отделанных камнем. Высокие окна в пол, выходящие прямо на пересечение четырех проспектов в одну круглую площадь. Техника гармонично вписывалась в убранство, это был тот внутренний порядок, который звался гармонией. Наверное, проектировал дизайнер с удивительно чутким восприятием мира. Я на минуту вообще забыла, зачем пришла. Одернув себя, громко хлопнула дверью, чтобы хозяин услышал меня. И он услышал.

– Убирайся прочь, Клавдия, неустойку тебе выплатят. Больше не приходи. – Прогрохотал раздраженный мужской голос из глубин необъятной квартиры.

– Я не Клавдия. Здравствуйте, я на собеседование, – крикнула я куда-то на голос, – меня привез ваш отец. – Зачем-то добавила я.

В ответ – тишина. Простояв примерно полминуты, я решилась найти хозяина голоса, наплевав на приличия. Зря, что ли, приехала. По контракту, он сам должен от меня отказаться. Когда вдруг услышала недовольное: «Проходите».

Пройдя вдоль по коридору из большого общего зала (а это был именно зал, который у меня не поворачивался язык назвать комнатой или коридором), я попала в большой коридор, из которого вели три двери. Дальше куда? Так и заблудиться недолго.

– Куда теперь? – крикнула я невидимому хозяину.

– У вас, по-видимому, со слухом плохо? – раздалось совсем рядом из-за ближайшей двери.

Грубо. Но, так даже в чем-то лучше. Я давно поняла, что мне проще общаться с грубыми и прямыми людьми – не надо притворяться, не надо надевать на себя маску вежливости, их мнением можно не дорожить, и отвечать в подобном тоне, что думаешь. Нередко оказывается, что грубость эта напускная, вроде защитной реакции, и под ней скрывается ранимая личность. Хотя, скорее всего не в данном случае. Надо воспринимать это просто работой. А работа бывает местами трудная и неприятная. Как у всех – я в этом уверена. И смело распахнула дверь.

– У меня все хорошо со слухом. – Оглядевшись, поняла, что это рабочий кабинет. Уютный, большой, продуманный. С большим столом, развернутой на нем голограммой с виртуальным помощником, стулом для посетителей, мягким кожаным диваном и двумя креслами в тон. Но вот хозяина недовольного голоса я нигде не увидела. Неужели, ошиблась помещением? Решив не паниковать, просто замерла и стала ждать развития ситуации. Он же как-то даст знать о себе? Что еще за игры…

– Итак, я не расслышал ваше имя. – Раздалось сзади. Он что, прятался за дверью?