– здесь Тушкин пропел особенно отчетливо, почти речитативом:
БЕЗ ИСКУССТВА!
Угнетенного безчувствья
Образ– ярок и тосклив.
Чу!
– Тушкин выкатил глаза и повысил голос:
Глядите! с поднебесья,
пОправ тьму, преемля свет,
В колеснице легковесной,
Во сафирном синем блеске
К нам искусство вниз идет!
В окруженьи сонмов ангел…
– Хватит! – раздалось, перекрывая музыку, откуда-то из-под потолка. На сцену рядом с Тушкиным приземлился яблочный огрызок. – Мульонщиков давай!
– И то верно! – подхватили с другой стороны зала. – Заглушись!
– Бедняковых вынь да положь!
– «Инсекта» нам!
– Тушкин, пошел прочь! Дай спектаклю посмотреть!
Оркестр разошелся кто в лес, кто по дрова, затем музыка и вовсе смолкла. Конферансье растерянно посмотрел по сторонам, а затем нашелся. Он состроил невозмутимую мину и с самодовольной ухмылкой доложил:
– Далее продолжать, само собой, не имеет смысла, ведь публика истосковалась по ним – властителям дум и стихий, душевным врачевателям сиречь нашим знаменитым драматургам и артистам. Встречайте! Представители столичного передвижного театру – господа Ободняцовы!
Зал грянул овацией. Занавес, дергаясь, словно крылья умирающей птицы, со скрипом разошелся в стороны. Дрожащий свет прожектора вспыхнул ярче, осветив нехитрые декорации. Оркестр фальшиво затренькал и в зале воцарилась тишина. С трудом разобрав в нестройной музыке нужный такт, Усатый прошептал:
– Ну, с Богом!
Он решительным шагом проследовал к находящемуся справа от зрителя прилавку, заставленному разнообразными склянками. Свет метнулся за Усатым. Тот взял с прилавка бутылек с розовой этикеткой и улыбаясь, немного дрожащим от волнения голосом, произнес в черную пустоту:
– Вот, матушка зеленщица. Отведать
Вам предлагаю данную микстуру.
Всего лишь девять марок, но корпел
Над этим зельем я ночей двенадцать,
Презревши сон, единственно влекомый
Той силой, что скрывает вещество,
Той тайною, что делает набор
Случайных компонентов, заключенных
В одном сосуде, по веленью духов –
Живой субстанцией, врачующей тела.
Стремился я постичь сию науку,
Как, впрочем, делаю всю жизнь свою…
И вот – готово! Вашему супругу
Облегчит состояние она.
Сбоку, из темноты медленно выдвинулся силуэт полной женщины в чепце – это Крашеный из-за кулис с помощью веревки тянул стоящую на колесиках фанерную фигуру.
– О, наш спаситель! Хворей врачеватель,
– тонким женским голосом произнес из-за кулис Крашеный:
Когда б не ты, премудрый Алоиз,
Супруг мой, Бог свидетель, бы лежал
По сей день лежмя, мучимый недугом,
Суставной изнывая болью, шевелясь
С такой же тяжестью, как движется в петлях
Заржавленная дверь. И я без силы
Мужской в дому недолго бы смогла.
А здесь – отведал он твоей микстуры,
И утром уж вскочил с кровати, пляшет
Подай, старуха, обувь! – говорит
Дровишек наколол, сходил по воду,