Чумщск. Боженька из машины

– Гаврилушка, все сделано. Как договаривались. Может быть, дать тебе в охрану пару человек?

– Благодарю вас, но это будет излишне хлопотно, шумно и привлечет никому не нужный интерес.

– Дай Бог. А как же с обещанным?

– Конечно, конечно. Тут все, как и договаривались. Держите.

– Вот и хорошо. Ладно, иди с Богом, желаю вам счастья. Написать не забудь, как доберетесь.

Жбырь вернулся в кабинет, открыл сейф и бросил в него увесистый сверток. Затем удовлетворенно потер руки, уселся за свой стол и хитро посмотрел на Ободняковых.

– Господа, сегодня у меня весьма удачный, я бы даже сказал, благоприятный день. От чего я пребываю в прекрасном расположении духа. Моё поющее сердце велит мне отпустить вас сию же секунду и прикрыть глаза на эту недостойную записку, которая бросает тень на двух благородных, не лишенных талантов артистов.

– Это чрезвычайно радостно слышать! – живо отозвался Усатый.

– Наша природа совершенно противится самой идее заточения. В конце концов, у нас совсем скоро выступление, – подхватил Крашеный.

– Я все понимаю. Но и вы, господа, должны войти в моё положение. Я готов пойти на уступки взамен на небольшую услугу, тем более, что мы решились говорить об искусстве – сказал исправник.

– Пренепременно! Контрамарочку? Автограф? Произнесение вашего имени со сцены? – радостно бросился перечислять Крашеный.

– А может быть развернуть выступление прямо здесь? Это мы мигом! – предложил Усатый, уже привыкший выступать в самых неподходящих для этого местах.

– Нет-нет, господа! Премного благодарен за вашу отзывчивость, но просьба моя состоит несколько в другом. Она, конечно же, напрямую относится к области вашей профессии… А впрочем, попрошу проследовать за мной. Объясню на месте.

Полицейский поднялся, открыл дверь и сделал приглашающий жест. Артисты встали и вышли из кабинета.

Городовой провел заинтригованных Ободняковых по темному коридору и остановился около двери с табличкою «Детския мальчуковые спальни».

– Мы еще многого не успели перестроить, бюджеты задерживают, да и рабочие слишком не расторопны, а все сотрудники заняты поиском растреклятых индеянов… Попрошу вас, господа, не шуметь. Сейчас по расписанию у него тихий час, но нам все же придется его разбудить, он жутко этого не любит, поэтому нужно это сделать как можно более ласково.

– Его – это кого? – поинтересовался Усатый.

– Моего отпрыска, Василия, – сказал Жбырь и осторожно открыл двери.

Перед глазами артистов предстала большая комната, с зашторенными окнами. Вдоль стен, раскрашенных медвежатами в люльках и другой спящей живностью, штабелями располагались пустые детские кроватки, под каждой из которых стояли эмалированные горшки. На двух совмещенных кроватях лежала огромная бесформенная куча, накрытая одеялом. Из-под него выглядывала внушительных размеров немытая пятка. По прогнувшемуся от веса ложу и громогласным звукам, артисты догадались, что отпрыск капитана давно вышел из нежного возраста и лет ему никак не менее двадцати.

– Васенькааа, – тихо и нежно протянул исправник, – Василий, вставай, я к тебе артистов привел.

Потревоженное звуками тело недовольно зашевелилось, однако ж, не встало. Ободняковы слушаясь внутренних инстинктов, отступили от кровати на шаг.

– Васютка, просыпайся! Ты же сам упрашивал тятеньку об артистах. Вставай, погляди, целых двое! – продолжал исправник.

– Отлезь, батя, – глухим басом отозвалась куча, – я расписание блюду, тихий час у меня.

– Сынок, так ведь ненадолго они. У господ и своих дел невпроворот, я насилу уговорил артистов помочь в нашем деле. Нехорошо заставлять ожидать таких уважаемых людей, вставай Васенька.

Видимо слова Жбыря подействовали на спящего. Капитанов сынок откинул одеяло, уселся на кровати и поглядел красными от недосыпу глазами на своих посетителей. Васенька был облачен в тесную желтого цвета пижаму, которая кое-где разошлась по швам и была украшена коричневыми пятнами. «Шоколад» подумал Крашеный. «Повидло» мелькнуло в голове у Усатого.

– Кофий! – вдруг приказал детина.

Исправник тут же метнулся к тумбочке, вынул из нее металлический термосок и протянул Василию.

– Васенька предпочитает холодный кофий, от горячего у него изжога, вот мы в термосе и заготавливаем, – зачем-то объяснил Жбырь.

– Должен признаться, что мы еще не понимаем сути дела, по которому вы нас пригласили в сии… в сии кабинеты, – произнес Усатый, глядя как сын исправника огромными глотками, проливая напиток себе на пижаму, хлебает из термоса.

– Быть может нам предложено разыграть одну из сцен? – снова высказал готовность оказать услугу Крашеный.

– Господа, я всё разъясню. Но для начала знакомьтесь – мой сын Василий, Василий, это господа Ободковы – артисты, временно приехавшие к нам с гастролью и согласившиеся мне помочь.

Василий вяло кивнул, продолжая употреблять из термоса.

– Просьба моя заключена в следующем. Мой Васенька в некотором роде наделен талантами, – начал Жбырь.

В это время великовозрастный отпрыск, наделенный определенными талантами, оторвался от термоса и вынул откуда-то надгрызенный кусок колбасы, полбуханки подсохшего хлеба и принялся поедать снедь, обильно посыпая крошками пижаму, кровать и пол.

– Эти таланты сродни вашим. Я хочу сказать, что мой сын имеет дарование лицедея, но что не менее весомо, обладает актерским желанием такой силы, что намерен поступать в театральное училище, чтобы посвятить всю свою жизнь искусству, – продолжал Жбырь, замышляя сделать своё обращение высокопарным, наполненным удачными сравнениями и метафорами.

– О! Хотение служить Мельпомене есть желание достойное, не могущее вызывать ничего кроме искреннего уважения, – с воодушевлением отозвался Крашеный.

Василий, не мысливший свою жизнь без кокетки Мельпомены, вгрызался в колбасу с таким неистовством, будто от этого зависела судьба государственного театра, сама идея искусства и даже Отечества. По спальне раздался густой запах копченостей.

– Однако ж, как известно, иногда нашим желаниям противустоят силы, не преодолимые ничем, кроме как авторитетом и поручительством лиц, обладающих неким влиянием на ту область, в которой испытуемый желает преуспеть, имея в мыслях своих… – тут Жбырь совершенно запутавшись в собственных оборотах речи и поняв, что забредает в совершеннейшие дебри грамматики и штилей, отчаялся и выпалил:

– Нам нужна беспроигрышная увертюра!

Крашеный несколько оторопел, услышав не до конца понятное определение, взглянул на товарища, и, убедившись в том, что в глазах Усатого тоже застыл немой вопрос, поинтересовался:

– Позвольте уточнить, вы требуете от нас музыкальных услуг? Признаюсь, мы несколько по другой части. Конечно, сочинительствуем время от времени. Я был когда-то хорош в виолончелях…

– А я имею отношение к флейте, – заметил Усатый.

– Однако ж это не самые сильные наши стороны, наш инструмент – языки тела, – несколько виновато закончил Крашеный.

Васенька давно уж слопал припасы и теперь смотрел осоловевшим и несколько недовольным взглядом на артистов, при этом ковыряя в зубах таким огромным отполированным ногтищем, что артисты даже испытали что-то вроде уважения.

– Ах, господа, прошу прощения за несколько неясное определение! Беспроигрышная увертюра, мда… Тут я скорее обрисовываю штуку, вещицу, апарт, если угодно, коротенькую сценку, которая гарантировала бы успех моему Васеньке на экзаменационной комиссии. Некую миниатюрку, которая дала бы стопроцентный шанс попасть в театральное училище, всякому, кто ее покажет.

Крашеный удивленно вскинул брови, а Усатый поморщился так, будто его пнули сапогом в лодыжку.

– Есть у вас оные? – вдруг подал голос Василий не вынимая изо рта ногтя.

– Довольно неожиданный и, признаться, совершенно неясный вопрос. То есть вопрос ясен, однако ж, вряд ли успех вашего мероприятия зависит только лишь от выбора материала, – после небольшой паузы произнес Усатый, – есть много других элементов, могущих быть принятыми во внимание экзаменаторами, как то: мимика, жесты, манера речи, да и взгляд немаловажный ашпект… – то ли от замешательства, то ли еще от чего, Усатый произнес последнее слово через просторечное «ша».

– Вы можете ответить мне четко – есть ли у вас беспроигрышная увертюра? Такая, чтобы наверняка покорить? – настаивал исправник, грозя толстым указательным пальцем.

– Несомненно, мы можем рекомендовать вам чтецкую программу, однако ж, гарантировать хоть какой-то результат мы не беремся. Доведение же материала до увлекательного и убедительного просмотра есть личная забота абитуриента, – промямлил Крашеный.