Отныне и в Вечность. Червивое яблоко 3

– Не нужно зарождать во мне сомнения, дорогой. Я хочу, чтобы с телегонией все так и обстояло, как утверждают высоколобые. Для меня и без того жуткое разочарование, что не могу я сейчас забеременеть… Что значит, почему? Почему не могу, или почему жалею? Не могу забеременеть, потому, что не судьба. Против физиологии не попрешь. Так уж к нашей с тобой встрече в моем организме все неудачно подгадалось. Ах, что это было бы за счастье во время первой брачной ночи мило улыбнуться своему счастливому супругу и заявить, что трюм этого принадлежащего ему корабля, – она похлопала себя ладонью по животу, – загружен до отказа кое-кем другим. Что о первенце великого рода королей Свенланда Фетменов я заранее надежно озаботилась, чтобы ему, великому королю, от его великих королевских забот пустяками не отвлекаться. А вот избавляться от этого первенца великому королю Фетмену нет никакого смысла, потому что лишил меня девственности такой мужчина, что его Фетменовым генам в моей хромосомной цепочке ничего путного не светит, все мало-мальски свободные места уже заполнены так же надежно, как и трюм… Основательно и надежно! – уточнила она, на мгновение задумавшись. – Обними меня, дорогой. Хоть я и чувствую себя, будто по мне промчалось стадо багамутов, но ведь ты снова хочешь меня, я вижу. И самое приятное, что я тоже очень этого хочу. Только не вздумай влюбляться в меня, совместного будущего у нас быть не может. Даже как у любовников. Супругой я королю Фетмену стану о-очень плохой. Хуже некуда, сам виноват, придурок. Но вот королевой я намерена стать великой, а посему великим людям в моих фаворитах делать нечего. Тебе же, очень даже может быть, за эту ночь еще придется кровью платить. Гнать тебя будут как кенгуры багамута – одиночку. И преследовать. И травить. Уехать бы тебе отсюда куда-нибудь подальше, хоть бы в Чину, что ли, пока не поздно. Почему в Чину? Ну, не в Бразил же? Бразилки, говорят, женщины темпераментные, а я эгоистка и ревнивая. Возьми меня дорогой. Возьми везде, я не хочу оставлять никому другому ни одного уголочка своего тела, самого потаенного. Ты должен быть у меня первым во всех, а-абсолютно всех смыслах.

И тут у Люкса в голове будто бы лопнула какая-то перенапряженная струна. Будто окна какие-то распахнула в нем Свена, высветив нестерпимой яркости светом самые дальние уголки его памяти. Все о чем она рассказывала, что от него хотела, все происходящее наедине между мужчиной и женщиной было ему, оказывается, давно уже знакомо и не раз испытано, и память об этом – он чувствовал, он знал! – должна была быть ему ценна и дорога. Да что там, будто плотина какая-то оказалась прорванной в его памяти. В него хлынули образы странных, но бесконечно знакомых и даже дорогих ему миров, могучих космических кораблей, людей, женщин, прежде всего, женщин, любивших его и любимых им… им?.. им, кем же еще! Ну же, ну, одно усилие, еще оно маленькое усилие и он все поймет, поймет окончательно и бесповоротно, а Свена приваливалась к нему, дрожа и всхлипывая, и ее руки, ее губы были всюду, всюду, всюду…

За окном медленно поднимался рассвет.

4

– Боже, если бы нам было так легко уладить свои дела, как Ваши, дорогой сэр актуализатор, мы были бы на седьмом небе от счастья, – сказал Флай, покосившись на Фетмена. – В чем Вы тут видите проблему?

– Но это же ясно, – удивился Генрик. – Штатным расписанием лаборатории сотрудники, которые занимались бы подбором университетской молодежи, не предусмотрены. Между тем, если этим не заниматься, как пополнять лабораторные кадры? Формально мы можем, конечно, отправить запрос в Управление кадров Его Величия, но пока они там раскачаются… да и кого они нам пришлют? Здесь же мы можем отбирать самых одаренных, самых перспективных. В конце концов, и Виддер, и эта умненькая девочка Анабель – местные, лемуры, а они сегодня мои ключевые сотрудники, начальники аналитических отделов. Да разве одни они? В наших структурах полно лемуров. Я и сам по происхождению лемур, не будем и об этом забывать.

– Вот видите, – ОС пожал плечами. – Значит, выход все-таки имеется?

– Вероятно, раз нас в лаборатории так много, но я его не вижу. Все эти сотрудники появились тут еще до меня, и я представления не имею, как эта работа была тогда организована. Секретность эта самая ваша, чертова, и никакой преемственности.

Беседа проходила в отдельном кабинете той самой таверны, куда когда-то вытаскивал Фетмена неугомонный Брандис полакомиться плонсами по чински и сладенькими молоденькими лемурками. Плонсы и сейчас исходили на столе экзотическими ароматами, правда, вот о девицах речь даже и не заходила, всем присутствующим было не до девиц.

Каждая из сторон преследовала на встрече свои интересы. Флай был в совершенной панике, поскольку накануне выяснилось, что Изегрим не просто куда-то не вовремя отлучился, а был ограблен и убит вместе с еще одним орденским проходимцем-финансистом, с которым и обделывал, по всей видимости, какие-то незаконные, но явно финансового плана делишки. Трупы обоих проходимцев были обнаружены в Рейне в сетях какого-то рыбака, чуть не свихнувшегося от такого улова, Графенбергер на все вопросы и предложения встретиться отвечал исключительно непечатно, а теперь и вовсе куда-то пропал, не оставивши никому никаких распоряжений. Фетмен отчаянно паниковал оттого, что вся ответственность за отлов объекта на Трассе могла из-за этого лечь на Брунгильду, от которой теперь всячески и отмежовывался, чтобы весьма возможный провал в этом случае не отразился на нем самом. Что касается Генрика, его личнокорыстный интерес был совершенно особенного свойства.

Дело было в том, что Жанет взбунтовалась.

Теперь, когда со смертью Изегрима ее жизни перестала угрожать опасность, Жанет не желала больше сидеть взаперти в его, Генриковых "апартаментах". Ей хотелось либо в полной мере "приобщаться" к загадочной и манящей подземной жизни (– Ах! -), либо уж, на худой конец, вернуться к привычной околоуниверситетской, в которой – что греха таить – были свои, пусть и немудрящие, но-таки удовольствия и радости. Генрик же, подсевший на ее тело, как на наркотик, уже не мыслил без нее своих ночей.

Разумеется, тайные отлучки Грота из лаборатории не были для Генрика никаким секретом, тем более что и сам он был одним из найденных Гротом талантливых студиозусов. А поскольку никаких тайных ходов Грот не знал, поневоле ему приходилось улаживать проблему с охраной. Генриковы охи и вздохи вызвали у его собеседников превратное представление о его, Генриковых нуждах и несколько преждевременную радость по поводу возможности реализации принципа "ты мне, я тебе". Генрику же надо было пристроить Жанет при лаборатории официально, чтобы ее появление в лабораторных румах ни у одной сексотской сволочи не вызывало острых позывов к доносительству. Причем сделать это надо было так, чтобы предложение исходило от собеседников, и соглашаться на него следовало после основательных с их стороны уговоров и убеждений.

Фетмен и Флай переглянулись, после чего Наместник заговорил, сочась и даже истекая бесконечной сердечностью.

– Дорогой друг! – слова прозвучали о-очень прочувственно, Фетмен остался доволен. – Дорогой друг, мы все трясемся, так сказать, в одном флаттере…

Флай в восторге вздернул брови и показал Наместнику за спиной Генрика большой палец. Фетмен скромно потупился.

– Да! Именно в одном… э… мы и… вот именно. Трясемся. Мы обречены на помогать друг другу и на выручать. И дело даже не только. Вы, лично, Вы как личность, так сказать, очень симпатичны силовикам и, вообще, лично нам.

Флай все так же за Генриковой спиной беззвучно поплескал в ладошки.

– В конце концов, у всех людей есть потребности в… э… соответствующих потребностях. Я имею в виду – женщины и все такое в смысле секса.

Фетмен через раскрытую дверь кабинета оглядел долгим взглядом наличествующих в общем зале лемурочек. Лемурочек было много. Лемурочки были милы и очень себе вполне ничего в смысле сексапильности для употребления… Брандиса бы сюда.

– Ничто человеческое не чуждо никому из человеков, это все понимают, – продолжал он. – Смотрят сквозь пальцы, я имею в виду. Вот, например, совсем недавно один высокопоставленный имперец, даже… словом, о-очень высокий по положению, даже актуализатор, если уж точно… был замечен днем в кабаке у стены Капитулярия за воркованием с весьма симпатичной лемурочкой, хотя заявки на его свободный выход в город из его канцелярии в мою канцелярию не поступало вообще. Время, как я уже сказал, было присутственное, а сам имперец был без какой бы то ни было охраны, что и вообще уж ни в какие ворота.

Генрик сделал вид, что очень смущен и растерян, хотя, в предвидении сегодняшнего разговора, приложил немалые усилия, чтобы быть сэром Фетменом, наконец-то, увиденным.

– Ну-ну, – продолжал Фетмен, самодовольно улыбаясь, – не нужно смущаться. В том, что сэр актуализатор был замечен, нет его вины. Наблюдантом был высококлассный профессионал… да что там, я сам и был этим наблюдантом. К тому же наблюдаемый увлекся, лемурочка была уж очень хороша. Повторяю, в самом факте нет ничего такого, что выходило бы за рамки имперских обычаев. Конечно, сэр наблюдаемый избыточно рисковал. На всех планетах Империи чиновники высшего эшелона устраиваются в подобных случаях, таскают местных лялек к себе под землю, и охрана закрывает на это глаза. Вам, в смысле – ему, совсем не обязательно договариваться с низовой охраной, сэр. Распоряжение на допуск лялечки может поступать в охрану с самого верха, от меня или сэра Секретаря Флая.

– Сэры, – взвыл Генрик, – большое спасибо за вашу любезность, я не премину ею воспользоваться, но чем это поможет мне в вербовке новых сотрудников? Конечно, мне никто не откажет в выходе на поверхность, но у меня нет времени постоянно бегать по инстанциям.

– А в чем проблема, дорогой друг? – вмешался Флай, – и тут никаких проблем! Я могу Вам выдать постоянный пропуск на поверхность. Ходите, вербуйте.

– И за это тоже спасибо, – с трудом скрывая восторг, ответил Генрик. – Буду очень благодарен. Это крайне полезно на завершающем этапе вербовки. Но как быть с предварительным отбором? Я человек занятой. Где мне взять время лично высматривать среди сотен студиозусов…

– Но почему же лично? – удивился Флай, и добавил, проявляя замечательную, впрочем, вполне себе предвиденную Генриком осведомленость в его, Генрика амурных делишках. – Эта лемурочка, которая подруга, имеет к университету самое непосредственное отношение. Она, если не ошибаюсь, внучка хранителя библиотечных фондов и вполне себе своя в студиозной среде. Почему бы и не использовать ее, так сказать, потенциал? Оформите девочку при лаборатории агентом по связям с общественностью, пусть совмещает приятное Вам с Вам же и полезным.

Генрик сделал вид, что он крайне удивлен и даже растерян.

– Как? Агентом по связям? Но, в таком случае… С другой стороны, она мне успела все уши продолбить о двух-трех ярких и талантливых мальчишках-естественниках, я еще и приревновал, признаться…

– Вот видите, – добавил Фетмен снисходительно. – Тем более, став штатным сотрудником, она будет иметь право свободного прохода в лабораторию. По крайней мере, на цокольный уровень. В этом случае, кстати, для Вас отпала бы всяческая необходимость в канителиться с ее допуском.

– Ни слова больше, господа, ни слова больше! Я все понял. Я восхищен! Вы правы, сэры. Вы меня убедили. Кому из вас я должен подать соответствующее прошение?

– Какие пошлости, друг мой! Никому, – с великолепной небрежностью пожал плечами Флай. – В конце концов, я Ответственный секретарь, или кто? Все необходимые распоряжения будут отданы сегодня же, и я лично прослежу, чтобы приказ появился уже завтра. Если пустить его по инстанциям, исполнители проваландаются столько, что Вы загнетесь от спермотоксикоза, дорогой сэр, дожидаючись-то. Исполнители – это, знаете ли, такой народ!.. согласование, визирование, страховка, подстраховка, перестраховка.

– Нет, какие вы молодцы, господа, – Генрик делал вид, что никак не может успокоиться. Впрочем, в его восторгах была изрядная доля естественности. Когда Советник вдруг вздумает разбираться, кто был инициатором сиих возмутительных новшеств, имя научного актуализатора если и всплывет, то лишь опосредованно и в последнюю очередь. – Я в восторге! Вот что значит наличие не только ума, но и специфического опыта… вашего опыта, сэры. Я надеюсь, что вы и впредь не оставите меня своими советами. Нет, какая великолепная мысль!

Оба силовика переглянулись, разом кончили смеяться, физиономии их совершенно синхронно приобрели постное и даже суперпостное выражение.

– Теперь давайте перейдем к обсуждению наших дел, – Флай покачал головой и пригорюнился. – То, о чем мы Вам хотим рассказать и спросить Вашего совета, подпадает под индекс секретности два нуля. Рассказывать это никому за пределами силовых структур мы не имеем права. Именно поэтому для беседы мы пригласили Вас в этот кабак, где нас никто гарантированно подслушать не сможет. Речь пойдет о Трассе, где дела день ото дня идут все хуже, а теперь вот случилось нечто, вообще, возможно, непоправимое. Дело в том, что человек, на котором лежала ответственность за изъятие объекта с трассы, пресловутый аббат Изегрим мертв.

– Объект и прохвоста угрохал? – присвистнул Генрик.

– Если бы. Судя по подельнику, убитому вместе с ним, этот кретин умудрился ввязаться в сомнительные… словом, в финансовые операции Ордена. Причем, с очень крупными суммами. Его подельник по мелочи не играл. Их проследили, ограбили и убили.

– Так-так-так… Сведения достоверны?

– Более чем.

– Эта скотина всегда был нечист на руку, – с отвращением сказал Генрик. Скрывать свое знакомство с убитым он счел глупым. Естественно, силовикам их студенческая связь была давно уже известна. – Видите ли, в студиозные годы я ним тусовался в одной компании.

– Мы в курсе, – кивнул Фетмен. – Это дополнительная причина для нашего обращения к Вам.

Генрик насторожился, весь его интуитивизм встал на дыбы – что-то тут было не так. У мужиков за пазухой было нечто очень для него важное и болезненное, сведения какие-то убойные, впрочем, об их важности для него, Герника, оба совещанта, кажется, не подозревали.

– Давайте лучше Вы, – обратился Фетмен к Флаю. – Вы знаете Изегрима, да и, вообще, лучше владеете материалом.

Флай, соглашаясь, покивал головой.

– Видите ли, дорогой друг, перед самой смертью Изегрима Графенбергер обратился к сэру Фетмену с неким предложением. Обратился официально, даже записался на прием, явно чтобы след остался. Как Вы знаете, этот гад как огня боится персональной ответственности. Везде, где может, старается устроить "братскую могилу" из виз и согласующих подписей, лишь бы персонально не отвечать. К сэру Фетмену он полез исключительно с целью, зная его решительность, чтобы тот его обложил матом с головы до ног, да и принял бы единоличное решение. Понимаете, если решение примет совещание, спросить потом могут, несмотря на братскую могилу: а кто предложил? А мат на вороту не виснет!

– Я его слушать не стал, – не утерпел и вмешался Фетмен. – Отослал его к сэру Секретарю Флаю. Что ж это ты, говорю, через голову прыгаешь?

– Ну, выслушал я его и вижу, – продолжал Флай, – что рассказ звучит достаточно достоверно, а предложения, по крайней мере, заслуживают обсуждения. Я собирался на следующий день созвать всех задействованных в операции руководителей, но тут Изегрима пристукнули, а Графенбергер пропал. И вот теперь…

– Ну, не думаете же вы, что это Графенбергер его кончил? Или, все-таки, думаете?

– Нет, конечно, по видимости он скорее теряет от Изегримовой смерти, хотя, с другой стороны, черный его знает, все так запуталось.

Флай рассказывал долго, подробно, путано, то и дело перебивая себя и возвращаясь к ранее уже рассказанному. Генрик, суть дела, которому, пусть и не в деталях и подробностях, но была уже понятна, окончательно все себе уяснил и искренне пожалел, что позволил душевному старому другу Лису умереть такой легкой смертью.