Отныне и в Вечность. Червивое яблоко 3

– Немедленно послать вдогонку флаттер. Мало одного – посылай сколько надо. Пусть забирают капитаншевых биопов, отловят по дороге саму капитана, если она еще до полюсов не дотрюхала… я не знаю, как отловят! Это не мое, это твое дело!.. и назад! Сюда! На все про все даю три дня! Если на третий день капитана с ее гоблинами здесь не будет, а вы до конца недели со своими загонщиками не найдете и не обложите объект, лучше бы тебе на свет не родиться вообще. И не думай, что буду тебя опять прикрывать от твоего Графенбергера, я еще сам ему тебя гнобить помогу! Службу внешнего наблюдения переподчинить капитанше! Флаттер передать в ее полное и безраздельное распоряжение! Все! Выполняйте!

– Вы, наверное, забыли, что Графенбергер требует коллективного решения, поскольку его светлость… – перебил его Флай, явно страхуясь.

– Да не дергайтесь Вы так, – презрительно прищурился сам себя не узнававший Фетмен. – Считайте, что распоряжение исходит от меня единолично. Приказ его светлостью отдавался, чтобы флаттер не повредил клонфильтр. Но, по вашим же собственным словам, объект уже давно полностью самоуправляем. А это означает, что клонфильтр давным-давно уже накрылся к той самой матери, что и не удивительно, раз идиоты-силовики допустили, что в руки объекта попал бластер, и он из этого бластера шмаляет теперь почем зря направо и налево. Да и вообще, победителей не судят… как учит нас именно его светлость.

– Малиновых я получу или нет? – угрюмо спросил Изегрим.

– Считай, что уже получил. Обратись к Брандису… ах, черт!.. Брандиса нет в Вуппертале… ну, кто там его замещает, к тому и обратись, скажи, что я велел. Отловите объект, парализующих игл не жалеть, и имейте в виду, что сопротивляемость объекта яду может оказаться самой, так сказать… вот именно! И немедленно, вы слышите, немедленно высылайте флаттер за Брунгильдой. Если кто и способен взять объект, так это только она. Если бы вы лично знали человека, с которого сделан этот клон, как я его знаю, вы бы мне тут все покои обдиареили с пола до потолка, его даже яд рибартоновских скрыплов не брал… что вы тут торчите, черт вас раздери! Расселись, понимаете ли! Почему вы еще здесь?

Оба посещанта испарились из покоев сэра Наместника с похвальной и вполне-себе объяснимой скоростью.

Фетмен, отдуваясь, подошел к бару, налил себе целый фужер крепчайшего дринка и вылакал его единым духом.

Какие идиоты! – сказал он себе. – Если бы не гонялись за объектом с таким усердием, он, небось, сам давным-давно явился бы в Вупперталь и сам же себя тутошним яйцеголовым на операционный стол уложил.

Он снова налил фужер дринка и опрокинул в себя, как воду, даже не почувствовав ни крепости, ни вкуса. Что за приказы он тут наотдавал! Как бы не пришлось теперь за них… Эх, жаль, что наладил отсюда свою красивофилейную подстилку. Невелика барыня, переждала бы за дверью, ни хрена с нею не случилось бы, а вот ее филейчики сейчас пришлись бы очень кстати для приведения в чувство всей его, Фетмена, так сказать, внутренней разбудораженности.

Фетмен сунул пустой бокал обратно в бар и полез в постель.

Неужели я и в самом деле ошибся? – думал он. – Может, прав Стасик Ховрин, и не противиться надо было однокашнику своему суперменистому, а вовсе даже и наоборот? Но ведь с другой-то стороны была Империя, вся ее мощь, вся сила? Госссподи, да ведь разве я что? Я хотел, как лучше. Мне же, как тут говорят, до факела, кому служить. Ты приказывай, я буду выполнять со всем усердием. Этим Гнездовым птенчикам легко чистоплюйствовать при ихнем хозяине. Они, что же, всерьез думают, что всем вокруг нравится подличать? Что все мы тут законченные мерзавцы и негодяи? Отнюдь! Мы просто делаем, как нас заставляют. Мы делаем, что от нас ждут. Мы подчиняемся системе. Или обстоятельствам. Иные даже воруют, чтобы просто не быть белыми воронами. А уж что касается добрых дел… их и сейчас делают многие, заметьте, несмотря на насмешки и нахлобучки, а ведь, в принципе, это иногда и самому добродию может так аукнуться, что… Вот и получается, что для кого-то ты негодяй, а кто и поминает тебя исключительно добрыми словами. Поведение людей внизу определяют находящиеся на самом верху, понятно вам, идиоты? Ты сделай так, чтобы мне быть сволочью было нецелесообразно, я и не буду. Охотно. Люди всегда стараются оправдывать ожидания тех, от кого зависят… Ах, ну кто же, кто мог ожидать, что этот слюнтяй и чистоплюй с тетушкой своей придурочной может оказаться так необоримо силен? Что делать-то, госссподи?

Сна не было ни в одном глазу. До утра было еще далеко.

5

Известие о том, что замок и власть над округой госпоже вернул не кто-нибудь, а сам Светлый, облетел окрестности с пугающей быстротой. Поверили в это известие все без исключения и безоговорочно, не только и не столько потому, что Он мог извергать из себя молнии – убивать все горазды! – вот воскрешение мертвых, это совсем другое дело. А что Он сделал с юным степняком, иначе, чем воскрешением, и не назовешь.

Когда под стенами замка Люкс схватил раненного викинга на руки, то сразу же понял, что рана его очень тяжела и, может быть, даже смертельна. Он прижал Оле к груди и… вдруг будто бы протек в него, слился с ним. Люкс воспринимал тело юноши как свое собственное и знал – откуда, черт побери? – что и как надо делать, чтобы удержать в нем жизнь и залечить рану. Первым делом, чтобы Оле не умер от болевого шока, Люкс замкнул на себя все его страдания, всю боль, судорожно перехватил управление жизненно важными функциями и, поскольку клеточные процессы в живых организмах полностью автономны, лихорадочно искал – и нашел! – способ запустить регенерацию поврежденных тканей.

Связь с раненным нельзя было прекращать ни на минуту даже после того, как рана полностью затянулась. В нем все время возникали и тут же начинали лавинообразно разрастаться всяческие изменения и искажения, то и дело грозя перейти в состояние, несовместимое с жизнью. И их надо было вовремя отловить. И купировать. И убрать причину. Люкс вынужден был не только забыть о каком бы то ни было отдыхе, он вообще не мог позволить себе расслабиться ни на минуту… а тут еще боль – своя боль, в позвоночнике, и боль от Оле, которая везде вообще.

Проводить несколько суток подряд без сна было для Люкса, в общем-то, делом привычным, правда, сейчас дополнительным грузом давила на него ответственность за чужую жизнь. К счастью, юный викинг обладал крепким закаленным организмом, так что к концу второго дня всем стало ясно, что жизнь его была уже вне опасности. А на третий день рана практически зарубцевалась, и неугомонный Оле попытался подняться с постели – впрочем, неудачно, крови им было потеряно слишком много, и слаб он был как новорожденный котенок.

Напряжение, так долго не отпускавшее Люкса, к вечеру второго дня несколько ослабло. К этому времени он практически полностью вернул Оле управление телом, оставив за собою только контроль. Люкс даже позволил себе немного вздремнуть. А когда проснулся, то с тревожным недоумением и растерянностью почувствовал в себе странную пустоту, дискомфорт какой-то странный, причем чувство это было отчетливо связано с Манон. Привычно покопавшись в себе, он обнаружил отсутствие того душевного контакта, что возник между ними еще там, на полюсах, и не разрывался до сих пор ни на единую секунду. Если раньше что-то ставило его в тупик, он тут же обращался за советом к друзьям, причем в человеческих взаимоотношениях он больше всего доверял именно Манон, мужчины казались ему в этом смысле не то чтобы более примитивными, но более прямолинейными, что ли. Конечно, у него всегда была возможность завладеть сознанием окружающих, но за время путешествия он твердо усвоил, что они воспринимают это крайне болезненно. Так что теперь это стало табу, причем настолько жесткое, что ему требовалось сделать над собою нешуточное усилие, чтобы начать копаться в человеческом мозгу, даже когда его об этом просили. Люкс интуитивно чувствовал, что важен не только сам факт изменений в нюансах их взаимоотношений с Манон, но и – пожалуй, даже в большей степени – те выводы, которые так и норовили лезть ему в голову. Однако беспомощная растерянность не могла завладеть Люксом надолго. Момент истины был не за горами.

Пока Люкс бессонно и бессменно дежурил у постели раненного, друзья тоже не теряли времени даром.

Манон придирчиво ревизовала хозяйство, вся была в делах и заботах. К Люксу она не то, чтобы охладела, нет, вовсе нет. Просто с тех пор, как Манон почувствовала в себе зарождение новой жизни, все ее внимание, все чувства понемногу переориентировались с внешнего мира внутрь себя, концентрируясь вокруг будущего ребенка. Талия ее – теперь, без доспехов это было уже вполне отчетливо видно – заметно округлилась. Изменения, происходившие с нею, были столь разительны, что не видеть их умудрялся, разве что, только сам Люкс. Взятие замка привело к появлению у нее обширного круга собственных забот, которые и были только ее заботами, и в которых ее друзьям не было места. Но главным в ее жизни был теперь ребенок. Так что выглядела Манон отстраненной не столько от Люкса или друзей, сколько от всего остального мира. Даже ходила теперь, чуть склонив голову к левому плечу, как бы вслушиваясь в нечто, происходящее внутри нее. Скаврон понимающе кивал головой, Нодь ужасался, Кувалда с тревогой косился на пока еще ничего не понимающего Люкса, у которого – что делать! – не было простого житейского человеческого опыта.

Скаврон занимался расследованиями всей цепи преступлений, приведших госпожу на полюса, причем весьма в этих расследованиях преуспел. Все расследования были им проводимы с полным соблюдением законов и всяческих процессуальных тонкостей, для чего он то и дело бегал за консультациями к Люксу, оказавшемуся – к собственному несказанному удивлению – тончайшим знатоком местной юриспруденции.

Нодь и Джон тоже вымотались до последней крайности. На все эти дни они получили в полное и безраздельное распоряжение замковую кузницу со всем ее персоналом. Так что Нодь сумел в полной мере оценить профессионализм Джона Ячменное Зерно и проникся к нему даже некоторым уважением. Плодами их коллективных стараний стали два полных комплекта костяных доспехов, один из которых предназначался Оле, а второй самому Джону, после боя на баррикаде по единодушной просьбе друзей тоже посвященному Люксом в рыцари Света.

Кувалда, во главе замковых кнехтов и окрестных крестьян занимавшийся укреплениями замка – друзьям в ближайшие дни предстояло покинуть его, и следовало обеспечить Манон максимально возможную безопасность – вначале выгадывал любую свободную минуту, чтобы забежать в кузницу размяться с молотом и полюбоваться работой настоящих мастеров. Однако когда Кувалда понял, куда ветер дует во взаимоотношениях Манон и Люкса, и чем этот "ветродуй" может для Люкса обернуться, то стал держаться, по возможности, к нему поближе, чтобы оказаться рядом в нужную минуту.

Момент истины для Люкса наступил как раз на третий день, когда стало окончательно ясно, что за Оле можно было уже не волноваться, и его полное выздоровление есть только вопрос времени.

Несмотря на всеобщую занятость и усталость, перемену в Люксе все почувствовали практически одновременно. Люкс выглядел подавленным, задумчивым и все время молчал. Нодь с Джоном попробовали увлечь его кузнечными делами, под предлогом "для посоветоваться" затащили в кузницу. Люкс обвел ее отсутствующим взглядом, рассеянно похвалил новые доспехи и ушел, ища одиночества. Однако у дверей кузницы его уже дожидался Кувалда, которому "надо было – кровь из носа! – посоветоваться насчет установки на стенах баллист и катапульт".

Друзья совершенно достоверно знали, что с момента взятия замка Люкс с Манон ни разу не оставались наедине. Хорошо, что хотя бы головная боль у него практически прекратилась, да и провалы в памяти последнее время если и случались, то не такие глубокие и стойкие, как прежде. В этом смысле он, конечно, уже не зависел от Манон, от ее коленей, ее рук, но весь тот мир, что с трудом выстроился вокруг него за время их совместной одиссеи, рухнул в одночасье. "Вчера" у него не было, и когда вдребезги разлетелось его "сегодня", он не мог найти себе даже той опоры, что черпают люди в прошлом, проецируя его на будущее.

На развалинах его мира, так сказать, "поверх всего", для будущего оставалась только агрессивное и навязчивое стремление в Вупперталь, причем сила этого стремления на фоне расставания с Манон начала его самого несколько удивлять и даже озадачивать.

Кувалда, то и дело оказывавшийся рядом, прицокивал языком, шумно восхищался то одной, то другой из сновавших по замку особей женского пола, стараясь обратить на них внимание друга. Но – думал Люкс – глаза у друга были не соответствующие словам, настороженные были глаза и острые, не лезть же к нему в душу, не враг, и так видно, что старается ради пользы его, Люкса… как эту самую пользу понимает.

Главное дело, из-за которого пришлось сделать такой большой крюк, было сделано, и – полагал Люкс – можно было двигаться дальше. Вот только Скаврон куда-то подевался, и у кого ты про него не спроси, все отговариваются незнанием… глазки прячут… Конспираторы!

Скаврон появился в замке к ужину несколько бледным и устало – пресыщенным. Бездарно изображая крайнюю озабоченность, на все вопросы – чего бы они ни касались – отвечал однообразно и большей частью невпопад, что злодей и подлец своей благодетельницы и госпожи мерзавец ключник пропал бесследно.

– Нашлись, ох, нашлись люди, что сумели его схоронить… никаких следов, хоть обыщись! – орал он на весь замок, и при этом явно старался усесться за столом как можно дальше от Люкса.

Кувалда с Нодем переглянулись так выразительно, что даже незнакомому с сутью проблемы Джону Ячменное Зерно все тут же стало ясно. Скаврон обмер, косясь на Люкса, однако же, пронесло – Люкс сидел, глубоко задумавшись, и застольные разговоры не слушал.

Уходить решено было утром. А ночью, вопреки всеобщим ожиданиям, Манон к Люксу не пришла.

Наутро перед друзьями предстал совсем другой, незнакомый им Люкс. Он осунулся, заметно посуровел, лоб его пересекли две резкие вертикальные морщины.

Не терпящим возражения голосом он заявил, что оставляет в замке с Манон для охраны двух рыцарей Света – Оле, который, будучи раненным, ехать все равно не может, и Джона вместе с его парнями.

– Раз уж назвались моими рыцарями, – пресек он попытки возражений, – выполняйте приказания. Ты, – сказал он, ткнувши пальцем в Джона, – будешь комендантом Монпари и отвечаешь передо мной за безопасность замка, его обитателей и, прежде всего, Манон. – Люкс сделал внушительную паузу и повернулся к Оле. – Теперь ты. Тебя я назначаю личным телохранителем Манон на все время беременности.

– Хранитель чрева, – пробормотал себе под нос Скаврон. Люкс пристально посмотрел на него долгим взглядом, потом одобрительно кивнул головой, соглашаясь.

– Да. Именно так – хранитель чрева. А когда она родит, будешь дядькой малыша, его тенью и телохранителем. Такова моя воля, и менять ее никто не вправе… даже Манон.

– И о Манон не забывай, – снова встрял Скаврон. – Чтобы все ее желания, высказанные и невысказанные…

Кувалда резко ткнул его локтем в бок, и Скаврон, поперхнувшись, умолк. Люкс снова посмотрел на него все тем же пристальным долгим взглядом, потом покивал головой … скорее, собственным мыслям, чем словам кузнеца, и сказал тихо:

– Пора, друзья. По коням.

И когда уже все усаживались по седлам, разбирали вьючных гиппов и выстраивались в походный порядок, Кувалда нагнулся к уху Манон.

– Будь, пожалуйста, осторожнее. Даже если ты права, а я ошибаюсь, и этот самый Изегрим с Лисом разные люди, но нападением на баррикаду командовал точно Лис. Не ненормальный же я, в самом деле! Я его узнал. И он меня тоже узнал, я думаю, потому и слинял вовремя, не стал дождаться, пока мы этот его отряд разнесем в мелкие дребезги. Ах, жалко, Зернышко его не заметил. Душевно тебя прошу, не доверяй ни Лису, ни его посланцам. И если он к тебе заявится под любой личиной, пусть на него незаметно Зернышко посмотрит. Лиса он не знает, зато дважды видел Изегрима, а я что хочешь готов поставить об заклад, что это один и тот же человек.

6

Рекс появился на людях совершенно внезапно, как буря, смерч, торнадо какое-нибудь. Чуть ли не сбив с ног оказавшуюся у него на дороге Лину Флери и, не узнавая бывшую секретаршу своего бывшего шефа, он рявкнул своим оглушительным басом:

– Где она?

– Э… ах, ну да… – сказала несколько растерявшаяся Лина. – Госпожа Дуна увезла ее на Райну. Все-таки у них там есть опыт работы с клонами, пусть и не человеческими. Надо блокировать неконтролируемые изменения. Серж велел добыть в Империи оборудование для глубокой гибернации, хоть бы для этого пришлось разорить любую имперскую лабораторию. Шульц со своими парнями этим занимаются, но когда еще они его привезут? А если гибернации не сделать, из нее через пару недель ничего, кроме олигофрена не получится. Не обрекать же несчастную на такую жестокую судьбу, она, в известном смысле, сестра…

Рекс шумно перевел дыхание, покивал головой и пристально взглянул в лицо собеседнице. В глазах его промелькнуло узнавание.

– Лина? Вы здесь? С нами?

– Доктор Сальм… – Лина в свою очередь посмотрела на него не менее пристально, – Вальтер тоже здесь. Мне кажется, Вы в курсе, так сказать, "тончайших нюансов" наших с ним взаимоотношений. Вальтер уже занимается организацией на Азере научного центра вроде Корпуса пространщиков. Вы вообще удивитесь, Рекс, сколько наших с Вами бывших коллег по Корпусу сюда уже перекочевали.