– В прошлый раз Вероника отформатировала диск и в буквальном смысле убила год коллективной работы. Год! Ты понимаешь, Лидушка? Нам пришлось восстанавливать доступы к базе, по памяти воспроизводить кодировки, диск на моем компьютере стоит всего института!
– Почему бы тебе не усилить защиту, если твой агрегат бесценен? – с усмешкой спросила Лида, наблюдая его метания. Она знала, что он не слышит, уже успела привыкнуть, иногда ей казалось, что она просто функция, голосовой помощник 3D, безупречно снимающий стресс. Ну, так она говорила.
Калмыков развел руками, остановившись, как к полу прибитый:
– Этого я и сам не пойму. Защита стоит бетонная. И не только программная, Лида. Биологическая, генная! Там столько параметров допуска, что ты бы вообще не заметила на рабочем столе двери в Альтар! И виртак подключить не смогла бы!
– Твоя дочь – твоя копия, милый. Ты ведь сам не раз говорил…
– Да, мы похожи. Не внешне, конечно. Лида, я был не готов. Где же я просчитался?
– Как всегда, – пользуясь тем, что он замер, Лида встала и щелкнула чайником. – Милый, просчет лишь один: ты не понимаешь людей. Мы слишком сложные соединения и не поддаемся твоей оцифровке. Кстати, зачем ты вырубил пробки?
– Я ведь не знал, куда она влезла. Потому и прервал все процессы. Знаешь, на лице Вероники был страх, и я тоже за нее испугался.
– За дочь? – удивилась Погодина. – Разве не за компьютер?
– Лида, к черту компьютер. Когда Танька меня оставила, ты ведь помнишь, в какой я был яме, но меня утешала простая мысль: девочка далеко. Моя девочка в безопасности. Зачем Вероника опять в Старогорске? Почему непременно теперь? Я не готов. Не готов!
Локация: Старогорск, набережная реки Чируши. Смена игрового персонажа.
Ника сбежала из дома. Банально и по-детски глупо.
Ей было стыдно, ей было больно, так, что снова хотелось плакать, хотя папа почти не ругал. Ей показалось даже, что он сам за нее испугался, и долго сидел в ее комнате, обнимая за плечи, как маленькую, и выговаривал за проступок привычным негромким голосом. Но когда она успокоилась и перестала мелко дрожать, прошел к себе в кабинет и засел там, пытаясь хоть как-то сгладить последствия ее авантюры. И тихонько рычал от бессильной злости, бормотал непонятные заклинания, и тогда она тупо сбежала, схватила с вешалки куртку и выскочила во двор. Мысль о том, что она навредила отцу, была неприятной до колик.
Он отправит меня в столицу, – думала в панике Ника. – Он позвонит в Италию, и маме придется вернуться. Но разве я виновата в том, что сломался мой ноутбук? Что рыжие львы Альтара повели себя так загадочно?
И почему это папа всегда был против Альтара? Против ее успехов в игре? Почему, если сам играет, да еще так понтово, из Ратуши? Кто он там? Мэр? Архивариус?
Ника сама не заметила, как добрела до Чируши, мелкой речушки в парке Победы, где в детстве они пускали кораблики и пытались построить плот из фанеры. Она села на старую лавочку и посмотрела на реку.
Парк шелестел травой и заплетал тенями, как узорами макраме, река, и весною не полноводная, скользила по бязи иголкой, едва заметной в прибрежной листве. Здесь разрослись хвощи, жирные, как многоножки, они караулили реку под прикрытием папоротников и покрытых серебристым налетом изъеденных лопухов. Кое-где в воде торчали кубышки, яркими пятнами краски на коричневом илистом фоне. Заходящее солнце, забрызгав весь парк россыпью рыжих зайчиков, кокетничало с кубышками и пряталось в зарослях лопухов, заманивая звонких стрекоз.
Сколько игр они здесь сыграли, и в пиратов, и в дикие прерии, этот заброшенный парк манил, точно джунгли на неизвестной планете. А теперь в парке было пустынно. И вообще Старогорск начинал напрягать. В мегаполисе Нике пришлось несладко, но в городе ее детства уже накопилось столько проблем, что на миг захотелось вернуться в столицу, даже гнусный мажорный класс стал не настолько противен. Там верховодили гады, но гады понятные, примитивные. А родной городок говорил загадками и запугивал до мурашек.
Старогорск-то и городом, в сущности, не был, так, поселение вокруг института. Горы, что старые, что молодые, здесь были лишь на плакатах, вывешенных в витрине книжного магазина. А из пейзажа вокруг – поля с вкраплениями дачных поселков, лес, граничащий с заповедником. Раздолбанная бетонка, соединявшая городок с цивилизацией и выводящая на окружную трассу. Почему тогда Старогорск? А конспирации ради. Это Нику всегда забавляло, совсем как в фильме про Шурика: операция Ы!
С реки потянуло холодом, и Ника поджала ноги. Ладно, хватит играть в детский сад, темнеет, пора домой. Если придется опять извиняться, она просто предъявит папе свой ноут, в качестве оправдания. Папа на «ты» с любой электроникой, пусть попробует починить. Потому что иначе беда с девайсом. И с Альтаром тоже беда.
Ника встала и развернулась к дорожке.
На дорожке стояли трое. Парни, в руках батлы пива, и они достаточно пьяные, чтобы забыть о последствиях. И они достаточно взрослые, чтобы думать о гадостях. Ника сжалась в плотный комок и отступила к скамейке. На миг ей показалось, что где-то журчит вода и под ногой скользкий кафель, а парни гыгыкнули в предвкушении. Они в наглую слюни пускали на ее загорелые ноги и на «шорты-одно-название», в которых она рванула из дома.
– Маленькая замерзла! – протянул вихрастый подонок, делая шаг вперед. – А мы ее щас согреем…
– А мы ей пивка предложим! – в том ему подхватил второй, чернявый и мутный гном. – А потом еще мнооого чего. Ты нас не бойся, детка, с нами весело, мы хорошие!
– Чур, я первый ее пощупаю, а то будет, как в прошлый раз, – хриплым голосом встрял бородач, возвышаясь над их головами.
Ника пятилась в глубину парка, отступая поближе к реке. Если отсюда рвануть сразу в воду, удастся ли ей убежать? Вдруг от нее отстанут? Она рывком обернулась, оценивая расстояние, бородач толкнул к ней вихрастого. Но тот вдруг споткнулся на ровном месте и рухнул мордой в асфальт, получив по зубам кроссовкой.
Кто-то врезался в пьяных гопников, лупя их, как старые груши, кто-то свалил бородатого и двинул чернявому между ног, и все это с прибаутками, опускавшими на самое дно:
– Это кто же у нас тут гуляет? Сексуальные активисты? Сексуальные недомерки? Швали развелось в Старогорске!
Бородач опомнился быстро и кинулся с кулаками, но случайный защитник Ники был не дурак подраться, он увернулся от бородатого и снова двинул чернявому, завозившемуся на асфальте:
– Лежать, я сказал! А ну! Насмотрятся дряни по телеку, и несет их на подвиги в парк! Ника, ты как, в порядке?
Ника была в порядке! Узнав по голосу Алика, она сломала скамейку, выдрав рейку из хлипкой спинки, Ника уже шла на помощь, угрожая подонкам деревянным мечом. Вихрастый огреб по ребрам и взвыл от обиды на человечество. Бородатый, отвлекшись на Альку, мелкого и ужасно вертлявого, получил по башке от Ники, а потом – в довесок – от Алика, бившего метко и зло. Чернявый, устав нарываться, осторожно отполз в кусты и перестал отсвечивать.
– Ну, кому тут добавки, уроды? – вопрошал грозный Алик, взяв у Ники скамеечный меч и крутя его, как в кун-фу. Добавки подонки не захотели, дернули по дорожке, тем более где-то вдали пропищала сирена полиции. Алик двинул в сердцах по кустам и чернявому, тот завыл и помчался прочь, хромая на обе ноги.
– Вот что, давай тоже сваливать, пока нас за драку не замели, – Алик схватил ее за руку и потянул за собой. Они выбежали из парка, прыгнули через забор в палисадник с одичавшим шипастым крыжовником и затаились, совсем как в детстве.
– Дурочка! – прошептал ей Алик. – В таком виде гулять по парку! Там теперь гопники собираются, хорошо, я успел, срезал путь от ДК.
– Где ты так научился драться? – тоже шепотом спросила Ника, уступая его объятьям и прижимаясь теснее.
– Я тебе потом расскажу, – пообещал обомлевший Алик. Он хотел прошептать это на ухо, но Ника дернула головой, и его губы коснулись щеки, а потом, совершенно случайно, Ника ответила на поцелуй. Губы Алика пахли крыжовником.
Возвращались они в густых сумерках, держась за руки, как в кино. Как в столовку на перемене! – хмыкал неугомонный Алик. – Ника, ты помнишь?
Ника все помнила. Но молчала и улыбалась. Ей не хотелось шутить. Алик дрался за нее с хулиганами! И впервые они целовались! Ей хотелось вернуться домой и еще целоваться в подъезде, а потом, игнорируя папу, забраться сначала в ванную, а потом с головою под одеяло, чтоб никто не видел, не слышал, не почувствовал, как она счастлива.
– Фонари опять не горят, – Алик бережно взял ее под руку. – Осторожней, здесь где-то яма… Включу-ка я лучше р-фон. Смотри на меня, хорошо?
– А все-таки, Алька, – смутилась Ника, выныривая из темноты в круг света его фонарика, – где ты так научился драться?
– Где-где! – откликнулась темнота. – Известно где, в нашем ДК!
Алька дернул туда фонарем, но Витька не стал дожидаться, достал из кармана р-фон, осветивший его лицо, быстро набрал нужный номер и через четыре гудка сказал:
– Мам, привет. Вернулась, все норм. Мам, гуляла. Зачем одна? С Аликом. Мам, ну все.
– Вот и поговорили, – подвел Алик краткий итог.
– Сами бы отзвонились! – дернул плечом Витек. – Я, между прочим, тебе набирал.
Алик уставился в свой аппарат и виновато вздохнул:
– Звук отключил на тренировке. И, как всегда, забыл.
– Вить, ты где? – в гулкой арке двора проявилась испуганная Варвара, крутя карманным фонариком, как оборонный радар, во все стороны и бессистемно. – Вить, там такое по телику! В парке Победы драка! Банду Самохина кто-то отделал, там один – на цыгана похож – врет, что им встретился воин Альтара с самым настоящим мечом!
Алька не выдержал, вышел на свет, падающий из окон, и принялся хохотать. Ника кинулась Варьке на шею и обняла крепко-крепко, и зашептала ей на ухо, что это же Алик – воин Альтара, но не с мечом, а с простой деревяшкой, а вообще-то, даже не Алик, а она их отделала палкой, но Алик тоже был крут, как он их всех раскидал! Варька ее обнимала в ответ и шептала, что испугалась, и что теперь так нельзя в Старогорске – гулять, когда не горят фонари!
– Правильно! – поддержал ее Витька. – Двигаем по домам! Ну, разве чаю у Ники попьем.