Лунитана – лунная фея

– Да нет. Дурак – это слово злое. А Гошенька – дурачок. Ну, вроде как не от мира сего. Большого ума Бог ему, конечно, не дал. Зато сердце – золотое. Он живёт в деревне, на окраине леса. У него там избушка. Собирает шишки, коряги разные. Потом из них фигурки делает. Очень забавные! А ещё игрушки шьёт из плюша, или из искусственного меха. Зверята у него такие красивые получаются, просто загляденье! Шьёт, а потом дарит деревенским детям. Всем подряд.

– Какой молодец! – удивился Нилка.

– Ещё бы. Так, слушай, у него же не только игрушечное, но и живое зверьё бывает. Подранки всякие. Это когда животное ранили, но не убили. И ходит оно по лесу, кровью истекает, мучается. Гошенька его лечит, а потом выпускает. Или вот, скажем, детёныши без родителей остаются. Он их подбирает, выкармливает. А потом – опять же в лес, на волю.

– Я бы зверят у себя оставлял… – Нилка вздохнул.

– Любому живому существу на воле – лучше!

– Я бы дружил с ними, заботился.

– А Гошенька и заботится, и дружит. Не пойму: или он язык особый знает, или звери его сами так хорошо чувствуют, но только между Гошенькой и всей окрестной живностью – всегда полное взаимопонимание и любовь!

Тут лицо у Василисы Наркисовны опять стало озабоченным.

– Я вот и хочу сходить, спросить у него: не знает ли он, куда Михайло Потапыч подевался?

Гошенька

Нилка и Василиса Наркисовна пошли к Гошеньке.

И опять всю дорогу Нилка радовался и удивлялся. То – взлетевшему в двух шагах огромному чёрному ворону. То – сидящей высоко на ветке сонной сове, голова у которой так смешно крутится в разные стороны. То – пёстрому дятлу в красной шапочке, стучащему своим большим клювом по дереву: тук-тук, тук-тук-тук!

Гошеньки дома не оказалось. На двери висел тяжёлый квадратный замок.

– Странно, – удивилась баба Вася. – Раньше я никогда не видела, чтобы он запирал свою избушку.

– Может быть, у него там какой-нибудь зверёк сидит, раненый? – предположил Нилка. – Вот Гошенька и запер двери, чтобы тот случайно не убежал и не потерялся!

– Может быть, – не стала спорить баба Вася. – Но всё равно – странно. Главное, куда он подевался и когда придёт?

– А давай, мы его подождём!

– Давай подождём.

И они уселись ждать в беседке, увитой хмелем.

Ждали, ждали, ждали… Нилка уже успел изучить и весь дворик, и дикий, запущенный садик возле дома. Прошелся несколько раз по огороду, где росли картошка, морковка, лук и ещё что-то.

Наконец, он совсем заскучал, и уже собрался просить бабу Васю возвращаться домой. И как раз в это время на дорожке показался велосипед. Удивительный такой. По размеру, как взрослый, но – трёхколёсный, будто для совсем маленького ребёнка.

– Ну, вот и хозяин, слава тебе Господи! – обрадовалась баба Вася. – Здравствуй, Гошенька! А мы тут ждём тебя, ждём…

Приехавший на велосипеде худощавый нескладный парень лет двадцати пяти, в смешной детской панамке розового цвета, со странным, немного ассиметричным лицом удивлённо и недоверчиво, почти испуганно посмотрел на незваных гостей.

– В-вы кто? – спросил он, слегка заикаясь, высоким, чуть дребезжащим и каким-то жалобным голосом.

– Да это же я, бабушка Василиса. Или не узнал?

– Узнал, – всё так же недоверчиво отозвался Гошенька. – З-здравствуйте. Ч-что вам надо?

– Странный он сегодня. Не иначе, его кто-то обидел, – тихонько шепнула внуку баба Вася. А потом сказала громко: – Гошенька, не бойся. Мы просто пришли спросить.

– С-спрашивайте!

– Понимаешь, я беспокоюсь очень. Волнуюсь. Ты случайно не знаешь, где мой Михайло Потапыч?

Вместо ответа дурачок Гошенька вдруг всхлипнул и закрыл лицо руками.

– Да что с тобой сегодня! – испугалась Василиса Наркисовна. – Прямо беда какая-то! Ты не плачь, пожалуйста. Говори, что случилось?

– Его плохие люди убили, мишеньку нашего, – негромко, на одной ноте заскулил дурачок, совершенно перестав заикаться. – Он по лесу гулял, гулял, а они его из ружья – бах, бах, бах! Мишенька упал, лежит. Весь такой мёртвый-мёртвый. Ай, ай, ай…

От такой новости Василиса Наркисовна побледнела, ноги у неё подкосились, она тяжело опустилась на завалинку. Ещё на что-то надеясь, она спросила:

– Гошенька, может ты чего-нибудь напутал? Кто тебе это сказал?

– Не напутал! – Дурачок отрицательно замотал головой, заговорил сердито: – Гошенька сам всё видел. Нету больше Михайлы Потапыча. Нету, нету, нету!

***

Баба Вася сначала пыталась сдерживать слёзы, но в конце концов заплакала так горько, что у Нилки защипало глаза и губы предательски задрожали.

Даже Гошеньке стало жалко бабушку Василису. Он сходил в дом и принёс оттуда большого плюшевого медвежонка.

– На, возьми, – сказал он жалостливо. – Т-только не плачь!

– Спасибо, – тихо всхлипнула Василиса Наркисовна.

Потом она взяла себя в руки, вытерла слёзы и сказала твёрдым голосом:

– Однако, хватит разводить сырость, слезами горю не поможешь! Пора нам, Данилка, возвращаться домой, а то скоро темнеть начнёт. Забирай медведя. И пошли уже!

Домой они вернулись в сумерках. Наспех поужинали. И разошлись по своим комнатам.

Слышно было, как бабушка Василиса за стенкой ворочается у себя в кровати, как встаёт, пьёт лекарство. Очень это тяжело – терять друга. А такого большого – особенно.

Нилка разделся и тоже лёг в постель. Плюшевого мишку он положил рядом с собой. Было очень грустно оттого, что не получилось познакомиться с бабушкиным медведем.

И опять вспомнилось, как плакала сегодня баба Вася.

В общем, грустно было Нилке.

Спать совсем не хотелось. Хотелось, чтобы пришла Лунитана.

А вдруг она не придёт? Вдруг у неё именно сегодня возникли какие-то совершенно неотложные дела? Или её волшебный зонтик потерялся навсегда, и маленькой лунной фее просто не на чем сюда прилететь?

Или того хуже – наскучило этой необыкновенной девочке водиться с таким обыкновенным, ничем не выдающимся мальчиком.