Эрион. На краю мира

– Да, слышал, – Тиарий помрачнел. – Я считаю, что давно пора пересмотреть законы. Ну, какая же она преступница?

– Она нарушила древний закон… – робко возразила Одара.

– Глупости это, а не закон! – возмутился Тиарий. – Разве может ребенок быть преступлением? И не важно, с одобрения общества он рожден или нет. Это новая жизнь, она всегда во благо. Этот закон уже давным-давно нужно отменить!

– И тогда все начнут творить, что им вздумается. Порядок нарушится.

– А от того, что казнят бедную девочку порядка станет в разы больше! – хмыкнул Тиарий. – Наказывать нужно истинных преступников: убийц и воров! А не глупых девчонок, которые виноваты лишь в том, что по наивности и неопытности посмели влюбиться и довериться мужчине.

Одара пристально посмотрела на мужа и промолчала.

– Знаешь, откуда пошел этот закон? – продолжил Тиарий. – Потому что камню нужна сила. Ба рассказывала, что в древности, когда после катастрофы только обосновалось поселение, нужно было очень много силы, чтоб охранять людей, чтоб построить стену. А откуда ее взять? Тот колдун создал очень жесткие условия: за любую провинность – казнь. Настоящие преступники быстро закончились, нужно было придумывать новые причины, чтоб подпитывать камень. Да все прекрасно понимают, что без камня нам не выжить! Но иногда доходит до абсурда! Люди в то время боялись из жилищ выходить. Не так посмотрел, не то сказал – казнь… Сейчас при Готрине послабление настало. Но этот закон… – Тиарий покачал головой. – Это пережитки прошлого. Законы давно пора пересмотреть! И я не понимаю людей, которые ходят смотреть на это. А еще больше не понимаю родителей этой девочки, которые не заступились за свою дочь.

Одаре не нравился этот разговор, она уже пожалела, что начала его. Тиарий распалился, того и гляди, пойдет что-нибудь доказывать Готрину, а то и требовать отмены закона. Где это видано, чтоб кто-то оспаривал порядки? Так и до беды не далеко. Помнится, в старые времена за спор с колдуном тоже полагалась смертная казнь.

– Что-то девчонки задерживаются… – Одара попыталась сменить тему.

– Они у ба. Наверняка рассказывает им опять свои истории. Ты же знаешь, как они любят ее слушать.

– Или опять учит их читать, – вздохнула Одара.

– Ты так говоришь, как будто это плохо, – усмехнулся Тиарий.

– Глупости все это! Нужны полезные навыки: пищу добывать, одежду ремонтировать. А чтение им в жизни не пригодится, давно уже нечего читать. Я за свою жизнь не встретила ни одного написанного слова, и ничего, как-то обошлась без этого. И даже прекрасно себя чувствую. И какой толк, если бы я потратила годы на это пустое учение?

– Ну… всякое может случиться. Когда-нибудь это может им пригодиться.

– Не говори ерунды! Тебе пригодилось? По-моему, здесь, кроме тебя и ба, уже никто и не знает, как выглядят письмена. Ну, и кроме девчонок наших.

– Мне пока не пригодилось, но кто знает, что будет через год, через пять лет. – Тиарий подошел сзади к жене и нежно обнял ее.

– Ну, не знаю… – выдохнула она, млея от едва ощутимых поцелуев, которыми Тиарий покрывал ее шею, и одновременно противясь этому чувству. – Мне кажется, это пустая трата времени…

– Угу…

Щеки Одары разгорячились, она прикрыла глаза и слегка поежилась от мурашек, которых разбудили поцелуи Тиария. Не глядя, она машинально взяла с полки очередную банку и качнула ее.

– Жир тоже заканчивается…

– Угу… – отозвался Тиарий.

Мурашки уже добрались до затылка и легонько щекотали его. Вдруг послышался шорох в углу, со стороны кровати, и Одара будто очнулась. Она открыла глаза и отстранилась от мужа:

– Сейчас уже девочки придут.

– Ну и что? Мы ничего такого не делаем, – шептал он ей в ухо, и от его шепота снова просыпались навязчивые мурашки. – Я люблю тебя.

Одара не ответила. Сдержанно вздохнула, уставившись на вычурные тени на стене, едва шевелящиеся от пламени лампы. Брови ее дрогнули от каких-то никому неведомых страданий, но она промолчала. И как же Одара обрадовалась, когда шорох в углу повторился!

– Лила проснулась, – сказала она, мягко, но уверенно высвобождаясь из объятий мужа.

Он не пытался удержать ее.

Маленькая белокурая девочка села в постели и принялась тереть заспанные глазенки. Одара торопливо подошла к ней и присела рядом. Кровать была настолько низкой, что едва выступала над полом. Зато на ней была настоящая постель: старый матрас, застеленный латаной–перелатаной простыней, и одеяло, из-за множества заплаток, нашитых одна на другую, уже было не разобрать, какое оно было прежде. Все это хранилось в семье уже несколько поколений. Настоящая старинная постель – это было дорогое удовольствие, которое мог себе позволить не всякий. Да и невозможно было ее где-то раздобыть. Разве что выменять на что-нибудь такое же дорогое. Уже давно не из чего было изготовлять ткань, поэтому все тряпичное бережно хранилось, прикладывалось и передавалось по наследству. Оно стоило того: старинная ткань была мягкой на ощупь и такой приятной к телу, не сравнить с шуршащими пластиковыми одежками. Но ее осталось так мало, что даже ветхие лохмотья подшивали и штопали, пытаясь сохранить еще хоть ненадолго.

Скрипнула дверь, и все тут же обернулись на звук. Даже малышка Лила повернула голову, чтоб посмотреть, кто пришел.

Бренча ведрами, вставленными одно в другое, в жилище протиснулась Лана. Второй рукой она придерживала драгоценную ношу за пазухой. Вот было бы обидно, если бы та нечаянно выскользнула. Изгиль, конечно, старательно завернула лепешки, но мало ли. Лучше подстраховаться.

– Что так долго? – строго спросила мать. – Опять рассиживали у ба? У вас что, дел больше нет?

– Нет, мы у нее совсем недолго были. Мы сначала червей искали, чтобы ба отнести, – Лана подняла глаза в потолок, словно ища там подсказки. – Их так мало сегодня попадалось. Не знаю, может погода такая. А потом быстренько занесли, и обратно. И вот еще насобирали, – она чуть наклонила ведро, где на самом дне копошилось несколько червей.

– Какие молодцы! – обрадовался Тиарий. – Добытчицы вы мои! Не дадите отцу в старости от голода помереть.

Одара даже не взглянула на добычу, молча вынула из постели младшую дочь и усадила ее на горшок.

– Ба передала лепешек, – Лана достала из-за пазухи пакет, сквозь который просачивался тонкий манящий аромат.

– О! Вкуснящие лепешки ба! – воскликнул Тиарий. – Помню этот вкус с детства!

– А где Тора? – строго спросила Одара.

– А она… там, у ба задержалась. Что-то там помочь нужно было. Скоро придет, – не моргнув глазом, соврала Лана.

– Почему ты не осталась помочь?

– Ну… я ее ведро домой понесла, – Лана понимала, что ее вранье получилось совсем нескладным и даже каким-то нелепым, но уж что ляпнула – то ляпнула. Сказать так, как есть – означало выдать сестру. Ее бы точно наказали дней на пять, а то и на все десять. Просидеть десять дней дома в темноте – это же жуть какая-то!

Одара внимательно смотрела на дочь, пытаясь поймать ее взгляд, но Лана старательно делала вид, что шевелящаяся добыча в ведре – самое важное в этот момент.

– Чего такого смешного я сказала? Чего ты усмехаешься? – взорвалась Одара, не в силах сдержать гнев.

Лана подняла на нее удивленный взгляд. Тиарий от неожиданности так и застыл с лепешкой в руках, не понимая, что могло так разозлить жену.

– Я не усмехаюсь, – тихо сказала Лана и поджала губы, решив, что это придаст ей очень серьезный вид.

– Уйди к себе!.. – коротко приказала Одара тоном, не терпящим возражений.

Лана послушно зашла за перегородку, отделявшую угол, где обитала она с сестрой. Сейчас здесь было совсем темно, но Лана не решилась попросить лампу, чтоб еще больше не злить мать. Места за перегородкой было совсем мало, только кровать – такая же низкая, как у родителей, – заправленная латаной постелью. Заниматься здесь, в полной темноте было нечем, и Лана бухнулась на постель, уставившись в темный потолок. Самодельная подложка, сделанная из пластиковых бутылей, по-предательски скрипнула. Она всегда скрипела, выдавая любое движение сестер, но сейчас этот звук будто разрезал воздух. Лана поморщилась, предчувствуя последствия.

– Вот видишь?! – тут же вскричала Одара, обращаясь к мужу. И уже Лане крикнула, будто та находилась не в двух шагах от нее, а, по меньшей мере, в сотне, и не перегородка это вовсе, а толстая каменная стена: – Сколько раз я говорила беречь постель?! Или хочешь спать на голом полу? Во всей уличной одежде, небось, увалилась!

– Ты с ней слишком сурова, нужно помягче, – понизив голос, произнес Тиарий.

– Зато ты слишком добрый! Лана уже взрослая, должна понимать, какая на ней ответственность. Ей скоро свою семью создавать.

– Ну, не так уж и скоро.