Эрион. На краю мира

Фарина вздохнула и покачала головой. Нужно срочно прекращать этот разговор, потому что дед не успокоится. Сейчас опять начнет говорить, как важен ее сын для народа, что нужно успеть передать ему колдовские умения. Фарина схватила ведро и направилась к выходу.

– Ты куда? Мы еще не договорили!

– До моего сына в любом случае еще долго, а если я сейчас не уйду, то скоро нам будет нечего есть. И если мы умрем от голода, то и вопрос о сыне и передаче ему силы отпадет сам собой, – пробурчала она и выскочила за дверь.

– Несносная девчонка! – крикнул Готрин вслед убегающей внучке, но вряд ли она его услышала.

Фарина припустила бегом, будто боясь, что слепой дед погонится за ней, чтоб продолжить этот разговор, который в последнее время он затевал все чаще. То одного парня начнет расхваливать, то другого. Как будто торопился куда-то и боялся опоздать. Похоже, однажды ей придется смириться и сделать свой выбор. Может быть, и правда, Виан? Или тот, которого дед расхваливал в прошлый раз? Фарина даже не знала его имени.

Убежав достаточно далеко от жилища, Фарина остановилась, закрыла глаза и подставила лицо солнцу. Легкий ветерок обдувал, нет, даже не обдувал – нежно ласкал кожу. Хорошо-то как! Все тревожные мысли словно выдувались этим ветерком, он гладил и успокаивал, как заботливая мать, которую Фарина совсем не помнила, и на душе становилось легко–легко. Так легко, что, кажется, чуть оттолкнись от земли и полетишь…

Скоро начнется сезон ветров, вот тогда так не постоишь. Тогда вообще из жилища выйти не сможешь. Нужно до того времени запастись пищей. Фарина опомнилась, стряхнула окутавшую ее негу, и огляделась: где тут может скрываться добыча? Пожалуй, вот под тем хламом, состоящим из драных пластиковых пленок. Под пленкой хорошо преет и влага не быстро испаряется – самое место для скопища червей. Фарина подошла ближе и присела. Теперь нужно быстро откинуть пленку и тут же собирать червей, пока те не юркнули в круглые ходы. Черви очень шустрые! А стоит ему только засунуть голову в нору – и все, вытянуть его обратно будет невозможно, потому что он застревает крошечными щетинками, позволяющими червю продвигаться только вперед. Придется рвать его на части – хоть что-то. Но целый червь – это лучше, чем половина. Поэтому нужно быть проворной и быстрой. Быстрее этих шустрых червей. При этом нужно быть очень внимательной: что если среди червей затесалась многоножка? Ее так просто не схватишь.

Фарина взялась за край пленки, сосредоточилась, и быстро откинула. Дремавшие черви тут же очнулись, дрогнули, почувствовав, что комфортная внешняя среда изменилась, и засуетились, извиваясь в клубок, тычась слепыми мордами в поиске ближайшей норы. Фарина хватала их, стараясь не упустить ни одного, и складывала в ведро. Уж оттуда они точно не удерут.

Вдруг краем глаза она заметила шевеление неподалеку. Ветер тревожит кучу хлама? Некогда! Одного червя пришлось все-таки порвать. Вот, еще шевельнулось, и послышалось приглушенное шипение, переходящее в тихий рык. Только не это! Фарина резко обернулась, ища взглядом источник звука. Она знала, кто переговаривается вот так – шипением и урчанием.

Шевеления больше не было, одни лишь звуки, но если приглядеться, то можно различить едва заметные очертания длинного тела, прижатого к земле, согнутые лапы с тонкими, почти человеческими пальцами, голову с шершавой, бугорчатой кожей, большой рот узкой длинной расщелиной, который, казалось, если откроется полностью, то голова вывернется наизнанку, и пристальный взгляд голодных глаз. Пещерник! Сливаясь с мусором серым с бледными разводами цветом и наростами, покрывающими их спины, пещерники научились прекрасно маскироваться, прикидываясь кучей хлама. Они могли подолгу выслеживать свою жертву, которая до последнего может так и не понять, что один из пещерников выбрал ее себе на обед. Фарина быстро огляделась по сторонам: где-то здесь должны быть и остальные, ведь пещерники не охотятся по одиночке. Не видно. Но они могли хорошо замаскироваться. Нет зверя, коварнее и опаснее пещерника. Неужели они уже выбрались из своих укрытий? Неужели у них уже наступил период агрессии? И дед ничего не сказал, не предупредил… Зря она убежала так далеко от дома. Уж Готрин сумел бы своим колдовством утихомирить зверя. А тут вокруг ни души. Лишь она и этот пещерник – один на один. И помощи ждать неоткуда. Фарина застыла на месте от страха. А еще от едва теплящейся надежды, что если она не будет шевелиться, то пещерник ее не заметит. Ведь говорили же, что эти звери видят только движущуюся добычу. Фарина никак не могла вспомнить, от кого она это слышала. От ужаса мысли путались, и ей даже казалось, что она сама выдумала это, вот только что. Или все же слышала? Остается надеяться, что это так и есть.

Пещерник смотрел прямо на нее, но не пытался напасть. Может, и правда, он ее не видел? Ну и что, что между ними расстояние всего в несколько шагов, ведь Фарина не шевелилась, а значит, зверь ее не видел. Люди так говорили. Нужно верить людям. Как бы ни было страшно, нужно верить. Сколько так стоять? Пока пещерник не уйдет? А если это чудище и вовсе не собирается уходить?

Зверь повел плоским носом, ловя запахи, приоткрыл рот, из которого показались острые углы зубов. Он словно усмехался над своей жертвой. Длинная капля липкой слюны стекла до самой земли, но не оборвалась, не капнула, а так и осталась висеть. Пещерник по-прежнему не сводил с Фарины взгляда. Мутные, желто-зеленые глаза с такой узкой полоской зрачка, что казалось, будто его и нет вовсе. И вдруг эти глаза в одно мгновение стали черными, влажными, глубокими. Это зрачок резко расширился, заполнив собой чуть ли не весь глаз. И тут Фарина поняла, что он ее видит. Видит! Несмотря на то, что она старается не шевелиться и все тело уже затекло от обездвиженности и страха. Он просто ждет. Чего – не понятно. Вряд ли он решил не нападать. Не было еще случая, чтоб при встрече с человеком пещерник не напал. Тогда откуда взялось это – «не шевелиться»? Кто выдумал эту чушь? Чего же ждет хищник? Удачного момента? Ждет, когда она отвернется? Впрочем, вряд ли его смущает то, что она стоит к нему лицом. Для пещерника она – пища. И не важно, с какой стороны подходить к своей еде.

Зверь сделал короткий шаг в ее сторону и снова замер. Еще шаг. Ждать больше нельзя! Она не может погибнуть вот так, притворяясь кучей хлама. Зверь рванул вперед, Фарина закричала, швырнула в пещерника ведро с червями, и побежала прочь что было сил. Ведро с гулким звоном угодило прямо ему в голову. Зверь на мгновение оторопел, затряс башкой, по которой, извиваясь, сваливались на землю черви, и еще больше рассвирепев, бросился на свою жертву. Убежать от пещерника еще никому не удавалось. И отбиваться теперь было нечем. Ждать, когда он неожиданно набросится на нее сзади, вцепится когтями в спину, вонзит зубы в шею и начнет рвать на части? Оттягивать момент неизбежной гибели? Это было невыносимо. Фарина оглянулась, и в этот момент вдруг запнулась и со всего маха упала наземь. Быстро подскочила на ноги, но зверь уже догнал ее. Не было смысла убегать. Она повернулась лицом к опасности. Так хотя бы она его видела. Пещерник опять затаился. Он скалил зубастую пасть и нервно двигал хвостом, сгребая в кучу мусор позади себя. Было так страшно, что Фарине хотелось сжаться в клубок, прикрыть голову руками и тихо плакать. Но страх же и не давал слезам выйти наружу.

– Ну, давай! Что же ты ждешь? – в исступлении крикнула она зверю, готовая покончить со всем вот прямо сейчас.

И он бросился.

Фарина упала под натиском тяжелой туши. Пещерник принялся швырять и кусать ее. Перед глазами Фарины мелькало то небо, то земля, то отвратительная морда, теперь обагренная кровью. Ее кровью.

Вдруг хватка ослабла. В полуобморочном состоянии Фарина даже не сразу поняла это. В ее голове промелькнула мысль, что облегчение – это и есть смерть, и наконец-то все кончено. Но тут раздался резкий визг, заставивший Фарину открыть глаза. Неподалеку от нее, дико вереща, извивался пещерник, заворачивая голову и пытаясь достать зубами человека, оседлавшего его и крепко обхватившего ногами длинное тело хищника. Вероятно, этот человек увидел, как зверь напал на Фарину, и кинулся ей на помощь. Он не останавливаясь, раз за разом втыкал в шею пещерника нож, который, лязгая, соскальзывал с плотной шкуры. А зверь извивался, крутил хвостом, щелкал зубастой пастью в воздухе, разбрызгивая вокруг кровавые слюни – видать, парень все же достал его. Сплетенные вместе, человек и хищник в облаке пыли катались по земле, и было не понятно, где человек, а где зверь.

Наконец, разъяренному раненному зверю удалось скинуть обидчика, и тут же наброситься на него.

– Беги! – крикнул незнакомец, заметив, что Фарина шевельнулась.

Фарина без пререканий подчинилась приказу и тут же рванула бежать. Все равно куда, лишь бы подальше. Откуда и силы взялись в истерзанном теле? Но жажда жизни сильнее любой боли. Ей нужно сохранить себя любой ценой – ее учили этому с детства, – ведь только она может дать своему народу нового колдуна. И только он сможет защитить целый народ. И вдруг Фарина остановилась. А что будет с тем парнем? Вернуться назад было страшно, убежать – стыдно. Ведь он, не раздумывая, бросился ей на помощь. Фарина застонала от ужаса, от бессилия, от непонятно откуда взявшейся решимости – или это страх подгонял ее? – и побежала обратно.

Зверь терзал тело парня, рвал его зубами, подкидывал, швырял и снова рвал. Это было ужасно. Должно быть, пещерник и ее так же истязал, когда незнакомец оказался рядом. Но на этот раз зверь заметно ослабел: ранения не прошли даром. Удивительно, но незнакомец здорово повредил его крепкую шкуру, по спине зверя из множества ран ручейками сочилась кровь, он сильно хромал.

«Что я делаю?..» – пронеслось в голове у Фарины, но она, казалось, будто уже не контролировала свое тело. Схватив первое, что попалось под руку, она набросилась на спину чудовища, крепко обхватила его ногами, чтоб извивающийся зверь ее не сбросил, и принялась бить. В шею, в голову, еще раз в голову, в спину – куда попало. Непонятно, откуда у нее взялись силы. Левое плечо нестерпимо болело, рука висела плетью, ею даже невозможно было держаться, и Фарина еще крепче уцепилась за зверя ногами. Она просто понимала, если остановится, если даст зверю миг на передышку, то ей придет конец. Фарина кричала, заглушая своим криком верещание израненного зверя, и била, била, била изо всех сил. Ничего не видя вокруг. Пока он не заткнулся. Пока не перестал дергаться.

Когда Фарина, наконец, осознала, что пещерник мертв, ее вдруг охватил озноб. Она никак не могла унять дрожь, зубы стучали, а онемевшие пальцы вцепились в окровавленный осколок камня, и никак не хотели выпускать его. Из глаз внезапно полились слезы, дыхание перехватило от рыданий. Фарине не верилось, что все позади и она жива. Все тело болело от ран, но она была жива. Неподалеку лежал незнакомец, так вовремя поспешивший ей на помощь. Он не шевелился. Фарина подползла ближе. Ее спаситель весь так был измазан грязью и кровью, что и лица не разглядеть. Должно быть, и сама Фарина сейчас выглядела не лучше. Она прижалась ухом к его груди и затаилась, пытаясь унять собственную дрожь и рыдания. Живой: едва дышит…

– Ну же… поднимайся!.. – Фарина тормошила парня, пытаясь привести его в чувства. – Нам нельзя тут. Пещерники не ходят по одному.

Она посмотрела на бездыханную тушу зверя, опасаясь, что он тоже может очнуться. Но пещерник был мертв. И, на самом деле, странно, что его сородичи до сих пор не напали на них. И откуда взялся этот человек? Фарина не могла узнать его лицо. И не удивительно: оно все было перепачкано.

– Ну, давай же!.. – Фарина попыталась ухватить его и тащить, но у нее ничего не получилось: мужчина был слишком тяжел, а левая рука Фарины совсем не работала. Если бы он хоть чуточку помог ей, если бы отталкивался ногами, то она смогла бы. Наверное.

Фарина без сил рухнула наземь рядом с незнакомцем. Одна она, пожалуй, смогла бы идти, ползти, карабкаться. Можно было сходить за помощью. А что если, пока она ходит, на запах крови придут остальные звери? Нет, она не может уйти и бросить его здесь, вот так, на съедение пещерникам. Пока остальные звери их не нашли, нужно уходить вместе.

Она снова попыталась его тащить и невольно застонала от боли. Боль притупилась перед лицом страха, а сейчас пронзала каждую клеточку ее тела, напоминая о недавнем. От стремления выжить любой ценой, в те мгновения откуда-то взялись силы. А теперь, когда опасность миновала, они покидали ее. Но опасность-то не миновала!

Вдалеке послышались голоса. Человеческие голоса! Удача снова на их стороне. Лишь бы люди их заметили, лишь бы не прошли мимо.

Фарина поднялась и замахала рукой:

– Эй! Мы здесь! Сюда! – закричала она.

И упала без чувств.

Глава 8

Лана не знала, как начать разговор с матерью. Хотела, но не знала. Еще с тех пор, как бабушка рассказала о том загадочном человеке, который много лет назад ушел искать новые земли, Лана хотела спросить об этом мать. Ведь тогда, пятнадцать лет назад она еще жила на окраине. Лана вычислила это просто: ей самой двенадцать лет, незадолго до этого Одара вышла замуж и перебралась жить в центр, а тот человек, как говорит бабушка, ушел за пределы пятнадцать лет назад. Значит, Одара должна была его знать. Даже если не лично, то слышала о нем что-нибудь. Мысленно вопрос Лана уже давно придумала. И даже примерный ответ матери. А потом целый диалог разыграла в своем воображении. Но как спросить в реальности? Одара не очень-то баловала дочь вниманием. Лане очень хотелось хоть раз услышать одобрение или просто по-доброму поболтать о чем-нибудь. Хотя бы как-то вызвать ее на обычный разговор о каких-нибудь пустяках. А уж о том, чтоб мать ее обняла, Лана даже и не помышляла. Помнится, однажды, несколько лет назад Лана прильнула к ней, но Одара была холодна, она не обняла дочь в ответ. Она будто бы через силу терпела объятия ребенка, а потом и вовсе отстранилась. Лана запомнила эту холодность на всю жизнь. Запомнила, как хотелось тогда плакать, и как она сдерживала слезы. Тогда-то она и поняла для себя, что чтобы не быть отвергнутой, не нужно самой делать попытки сближения.

Интересно, как живут другие матери со своими дочерьми? Взять вот, к примеру, Тору. Она запросто болтает всякую чушь, не задумываясь, как это воспримет мама. Может болтать без умолку, и Одара даже смеется над ее болтовней. И не упрекает… Может, нужно было подговорить Тору, чтоб она спросила? Тем более, похоже, Одара все еще сердилась и предпочитала молчать. Она наводила порядок в шкафу, перебирала вещи, рассматривала, что нужно починить, что перешить, и раскладывала в разные кучки. Тора с младшей сестрой возились на кровати и весело хохотали. «Тора ведет себя, как будто ей тоже два года», – подумала Лана, наблюдая за сестрами. Она не припомнила, чтоб вела себя так в ее возрасте. Раньше, когда она была совсем маленькая, отец играл с ней, а позже мать всегда напоминала, что пора взрослеть. Почему-то Торе она этого не говорит… Вот же, кувыркается, хохочет, а Одара этого будто не замечает.

– Мама, помнишь такую историю, когда какой-то парень ушел искать лучшие земли? – осторожно спросила Лана, боясь вызвать недовольство матери. Никогда нельзя было предугадать, из-за чего именно она рассердится.

Одара напряглась. Она даже перестала перебирать вещи, так и застыла, сжав рубашку в руках. Лана видела мать со спины, но даже так по ее напряженным плечам, даже по вздрогнувшей рыжей завитушке, выбившейся из прически, заметила ее беспокойство.

– Это было лет пятнадцать назад, – добавила Лана, помогая матери вспомнить.

– Кто тебе рассказал? – не оборачиваясь, спросила Одара, наконец сложив рубашку и убрав ее в шкаф.

– На ней дырка, – заметила Лана, удивившись, как мать ее проглядела, ведь на самом же видном месте.

– Ах, да… – Одара рассеянно достала рубашку и бросила ее в кучу, где лежали вещи для починки. – Так кто тебе рассказал?

– Бабушка, – ответила Лана. – Только она почти ничего не помнит. Может, ты знаешь?

– Я ничего подобного не помню, – Одара пожала плечами и повернулась к дочери. Лана пыталась по ее лицу понять, о чем она думает, но мать была спокойна, как обычно. – Бабушка, скорее всего, что-то напутала. Вон, она какая уже старая, у нее в голове все истории переплелись. Может, и ходил кто-то, когда она была совсем маленькая, так ведь меня тогда еще не было.

Версия Одары казалась вполне правдоподобной. Ну, да, возможно Изгиль просто перепутала, и парень ушел не пятнадцать лет назад, а пятьдесят. Тогда сейчас уже точно ничего об этом не узнать. Лана была довольна, что поговорила с матерью. Правда, разговор получился не совсем такой, как она хотела, да и нового она ничего не узнала, зато выяснила, что мать на нее не сердится. И на душе сразу стало легче.

– На, вот, лучше, начинай чинить, – сказала Одара, указав на кучу одежды. – Чем болтать всякую ерунду, лучше делом займись!

Лана послушно достала инструменты и подсела ближе. В этом была вся ее мать: строгая и требовательная, не позволяющая расслабиться. Лана покосилась на сестер. Помнится, в возрасте Торы она уже вовсю штопала одежду, а Тору пока не привлекали к этому занятию. Но Лана ничего не сказала: матери лучше знать.

Дверь отворилась, и в жилище вошел Тиарий. Лана сразу заметила, что отец чем-то встревожен. Уж не случилось ли чего с бабушкой? Она так разволновалась, что нечаянно воткнула иглу в палец и молча поморщилась от боли.

– Пещерники вылезли. Говорят, опять на кого-то напали, – сообщил Тиарий.

– Пещерники? Пробрались через стену? – ужаснулась Одара. – Не рано? Еще сезон ветров не начался. Пещерники же выходят, когда ветры успокоятся.

– Рано. Такого еще не было. Говорят, на окраине уже двоих загрызли.