Развенчанная царевна. Развенчанная царевна в ссылке. Атаман волжских разбойников Ермак, князь Сибирский (сборник)

Сам не свой влетел в хоромы челядинец. Строганов не без удивления взглянул на него.

– Ты что? Аль очумел? – спросил он челядинца.

– Батюшка, Григорий Григорьевич, покойник пришел.

– И впрямь ты, должно, белены объелся! Какой покойник?

– Да наш, убили-то которого! Мещеряк!

Строганов приподнялся.

– Что ты болтаешь-то! – закричал он.

– Вот лопни мои глаза, пришел, да еще с каким-то чужим.

– Что же он не идет сюда? Поди кликни его! – приказал Строганов.

Челядинец бросился на двор; немного спустя в хоромы вошли Мещеряк с Кольцом. Строганов обнял и поцеловал Мещеряка.

– Ну, брат, а мы уж по тебе панихиды служили.

– Раненько начали, Григорий Григорьевич, я еще поживу да послужу вам.

– Да как же, прибежал тут один со струга да и говорит, что всех перебили, один он и остался-то!

– Оно точно, нашим куда плохо досталось, чай, всех перебили, а я-то в полон попал.

– Ты – в полон? – удивился Строганов.

– А что же было делать? Наши все в воду побросались, а я один нешто уберег бы твое добро?

– Что правда, то правда, хорошо, что жив-то остался, а мы с братом, признаться, горевали по тебе.

– Ничего, Григорий Григорьевич, жив и цел остался.

– Как же ты из полону-то бежал?

– Зачем бежать? Я не бежал.

– Как же ты здесь очутился, коли не бежал?

– Да пришел с добрым молодцем, правой рукой Ермака Тимофеевича.

Строганов с удивлением взглянул на Кольцо.

– Ничего не пойму, что же, тебя не отпускают, за выкупом пришли, что ли?

– Да сразу тебе, Григорий Григорьевич, и не понять. О каком выкупе ты говоришь – я не знаю, держать меня никто не держит, а пристал я к удальцам по доброй воле: больно уж они по душе пришлись.

– Что ж ты, в разбой пошел?

– Зачем в разбой? Со стрельцами, правда, немного пришлось посчитаться, а больше я никого не губил, а пришли мы к тебе по делу.

– Коли ты по делу пришел, милости прошу; говорю тебе – люблю тебя, как родного, и жаль мне, что пристал ты к душегубцам; ну а коли твои новые приятели явились за делом, тоже милости прошу; только какое же у нас с ними дело может быть?

– А ты не спеши, Григорий Григорьевич, сначала выслушай, а там уж и душегубцами обзывай! А какое дело, так вот тебе поведает о нем есаул Иван Иванович.

– А Иван Иванович,? – проговорил Строганов,? – не знает нешто, куда он пришел? Чай, ему ведомо, что за его голову царь деньги обещал. Отсюда, пожалуй, он и дороги назад не найдет.

Кольцо нахмурился.

– Вот что я скажу на это, купец,? – начал он,? – пошел я сюда, наслышавшись хороших об вас речей, и никак не думал, чтобы Строгановы на подьячих походили, за деньги вольную казацкую голову продавали, да и то опять сказать, с Кольцом трудно будет справиться, а коли уж и одолеют, так тоже не на радость, потому что Ермак свет Тимофеевич неподалечку тут станом стал, а правой руки своей он не выдаст, все на щепки разнесет. Правда, виноваты мы перед тобой: твой стружок пощипали, так ведь не беда это – бирали мы и царские суденышки.

– За это и головы сложите!

– Пока еще на плечах! Да что нам с тобою препираться,? – сказал Мещеряк,? – за делом пришли мы к тебе, хочешь толковать – давай погуторим, не хочешь – прощай, и без тебя обойдемся.

– Говорю, не знаю, какое у нас с вами дело может быть.

– Коли есть охота слушать, так узнаешь, когда я скажу,? – произнес Кольцо.

– Ну, говори, что за дело?

– Вишь, оно в чем: надоело нам с атаманом разбойным делом заниматься, прискучило. А Мещеряк нам порассказал про твои земли, что житье у вас вольное, свободное, одна лиха беда – соседи дикие вас обижают, так атаман так и решил – ударить вам челом. Дайте нам земли, избушки, хозяйство, питаться было бы чем, жить у вас мы будем смирно, тревожить никого не станем, а коли придется поразделаться с вогуличами там аль с остяками какими, так мы охулки на руку уж не положим, поразведаемся как след. Одно слово, оберегать вас будем, словно бы войско какое, и нам и вам будет хорошо. Так вот и все дело.

– А много ли вас всех-то? – спросил Строганов.

– Маленько нас потрепали, уполовинили было, ну да дорогой народу прибавилось, сот пять есть наверняка!

Строганов задумался. Предложение Кольца совпадало с его собственным желанием, но грамота, опала царская сильно смущали его; быть может, он и согласился бы на предложение, но брат находился в отсутствии, а без него он не решался дать положительный ответ.

– Что же, купец, задумался? Коли согласен, так ударим по рукам, думать нечего, указывай землю, мы прямо и пойдем туда.

– Согласиться-то я бы согласился, добрый молодец, одна беда – согласиться-то нельзя: запрещено нам держать вольницу.

– А кто тебе сказал, что мы вольница? Были ею прежде, а как сядем на место, тогда как и все будем.

– Погоди маленько, вот к вечеру брат приедет, с ним потолкую, а пока будь гостем.

Поздно вечером воротился домой Дементий Григорьевич; не меньше брата обрадовался он известию о приходе Мещеряка, только и ему казалось непонятным, необъяснимым дружба с вожаком разбойничьей шайки. Как он ни старался разъяснить себе это, но никак не мог; хотелось ему увидать Мещеряка, потолковать с ним, но было уже поздно.

Долго советовались между собой братья Строгановы о предложении Ермака, но ни до чего не договорились и, порешив, что утро вечера мудренее, перед самым рассветом легли спать.

Утро действительно оказалось мудренее. Несмотря на то что Строгановы очень долго раздумывали и колебались принимать у себя вольницу или нет, они все же решили согласиться на предложение Ермака.

– Что ж,? – говорил Дементий Григорьевич,? – государь опалился бы на нас, коли бы вольница разбойничала, а то ведь будут смирно сидеть, да еще его же людишек оберегать от нападений. А без них мы словно без рук будем: что наши вахлаки сделают? Увидят только остяка – врассыпную и бросятся и пищали побросают, а эти уж одно слово – удальцы!

– Так, значит, с богом? – спросил Григорий Григорьевич.