Солитариус. Книга первая

– Вашему мозгу виднее.

– Расскажите подробнее.

– Не могу, Есенин. Я и сама не знаю всего. Всем занимается Гиппократ, а я лишь выполняю его указания.

– Ладно, а что там с солипсизмом? Разве это болезнь? Вы говорили, что именно из-за него я пытался убить жену.

– Я такого не говорила.

– Как же не говорили, мне что, голоса какие-то это нашептали?

– Нет, – улыбнулась она. – Я не говорила, что причина вашей агрессии по отношению к вашей жене кроется в солипсизме. Солипсизм – это следствие амнезии, побочный эффект защитной стены. И больше я вам ничего не скажу об этом.

– Просто прекрасно! – начал закипать я. – Каким же образом… По-вашему, я могу вылечиться, ничего не зная о своей болезни и её причинах?

– Я понимаю, Есенин, что вам хочется всё узнать. Но прошу вас поверить мне и довериться Гиппократу и… – она сделала паузу, – своему мозгу. Если бы это могло вас излечить, мы бы не раздумывая всё рассказали. Поверьте, мы точно знаем, что это только усугубит ситуацию.

Её ласковый голос действовал на меня как успокоительное. Я вдруг почувствовал себя ребёнком – беспомощным и обиженным на весь мир, и мне захотелось обнять Златовласку и плакать от обиды. Но я тут же опомнился и взял себя в руки.

– Гиппократ просил передать, что ваша жена прилетит в эту субботу.

– А сегодня?

– Понедельник.

– Что ж, хоть какой-то просвет. Но я не понимаю, как посещения родственников вписываются в ваши методы лечения? Думаете, жена не расскажет мне правду?

– Если она вам не враг, то не расскажет. Гиппократ перед тем, как разрешить посещение, беседует с родственниками. Объясняет им, что правда или даже небольшая доля правды, как настоящее имя, например, может сильно навредить вам. В большинстве случаев с ним соглашаются.

– А тем, кто не соглашается, в посещении отказывают? – насмешливо спросил я.

– Не совсем. Гиппократ предлагает выбор: либо они соглашаются на его методы, либо забирают пациента домой.

– Были такие случаи? Кто-нибудь забирал?

– Такое случалось дважды. И закончилось всё в обоих случаях весьма печально, – тяжко вздохнула Златовласка и опустила глаза. – Мы не должны были отказываться от них. Но что мы могли сделать, если их родственники были такими упрямыми и близорукими? Сначала они были согласны со всеми условиями, а потом, видите ли, передумали.

Было видно, что она сильно переживает по этому поводу. Я неожиданным для себя самого деликатным тоном поинтересовался:

– Так что же произошло?

– Они оба покончили с собой. Сразу же после того, как покинули Солитариус, – слабым голосом сказала она, ломая руки. – Очень талантливые люди. Были.

– Мне очень жаль, – тихо произнёс я. – Но вы не должны винить себя. Если кто и виноват, так это родственники и Гиппократ.

Златовласка одарила меня робкой улыбкой, но ничего не ответила.

– Мне сказали, что мы платим за лечение большие деньги. Это правда?

Она закатила глаза и вздохнула.

– Нет. Это вам наш дедушка сказал? Не советую вам верить всему, что он говорит. Впрочем, как хотите. Деньги… Каждый платит в меру своих финансовых возможностей. Кто-то больше, кто-то меньше. Все деньги идут на Солитариус, но, скажу вам честно, это не очень большие деньги. Если бы не было иных источников финансирования, Солитариус бы долго не протянул. Точнее говоря, его вообще бы не было.

– Иных? Это каких же? – спросил я, хотя и понимал, что ответа не получу.

Златовласка улыбнулась и покачала головой.

– Значит, вы возитесь с нами не ради денег… Тогда ради чего?

– В жизни существует множество гораздо более достойных целей, чем зарабатывание денег. Особенно если в них уже не нуждаешься.

– Ясно. То есть вас интересует то, что происходит с нами, наша болезнь… Ну а я? Какова мера моих финансовых возможностей?

– Понимаете, Есенин, насчёт всего, что касается вашего прошлого, мы могли бы врать, чтобы успокоить вас. Мы могли бы выдумать ваше прошлое и выдавать его за правду до тех пор, пока ваша память не пришла бы в норму, но мы предпочли быть откровенными с вами. Понимаете?

– Кажется, да.

– Очень хорошо. В таком случае не заставляйте меня врать.

Не знаю почему, но я ей верил. Наверное, причина крылась в её глазах. В них не было двойного дна, чего-то затаённого, она определённо говорила то, что думала. А Сократ… А что Сократ? Просто параноик. Он сам назвал свои подозрения домыслами. Иначе и не скажешь. Неизвестность – это зеркало, в котором человек видит только своё отражение. Сама темнота, в сущности, пуста, – человек наполняет её собой. Так и возникают монстры, боги, иные миры и прочие домыслы. Сократ долго смотрел в глаза неизвестности, и в итоге неизвестность обрела его черты, она, если можно так сказать, стала им. Быть может, старику хочется верить во всякие заговоры, тем более что он – писатель, фантазёр. А что же я? А я, пожалуй, отвернусь от темноты. Хотя бы на время. Подожди-ка…

– О чём задумались, Есенин? Вы мне не доверяете? – как будто бы с обидой спросила Златовласка.

– Нет… то есть да… то есть доверяю, – рассеянно пробормотал я в ответ. – А задумался я о другом. Сегодня со мной произошло что-то странное.

– Да? – она внимательно посмотрела на меня. – Расскажите, мне очень интересно.

– Мы с Сократом шли мимо изолятора, и мне захотелось зайти внутрь. Это ведь не запрещено?

Мне показалось, что Златовласку встревожили мои слова. Едва уловимая тень пробежала по её лицу. Но когда она заговорила, мои подозрения как рукой сняло.

– Это не запрещено. По той простой причине, что изолятор всегда закрыт. Полагаю, вы видели дверную ручку? Так вот, это не просто ручка. В неё встроен сканер отпечатков пальцев. При всём желании вы бы не смогли попасть внутрь.

– Правда? – насмешливо спросил я. – Каким же образом тогда я открыл дверь?

– То есть как открыл? – округлила глаза Златовласка. – Это невозможно.

– Тем не менее дверь открылась. Но вот что случилось дальше: когда я шагнул внутрь… А внутри было очень темно почему-то или так и должно быть? Так вот, я шагнул, и вдруг… даже не знаю, как объяснить… меня как будто по голове ударили… В общем, я потерял сознание и очнулся уже снаружи, а дверь каким-то непонятным образом закрылась.

Златовласка слушала внимательно и теперь уже явно встревоженно.

– До и после этого у вас были приступы боли сегодня?

– Это неважно, – отмахнулся я. – Объясните мне, что произошло и что вы там прячете.

Она помолчала несколько секунд, затем сказала:

– Мы ничего не прячем там, Есенин. Что касается двери, вероятно, в работе сканера произошёл сбой, потому она и открылась. А потом вы потеряли сознание. Судя по всему, вы ещё не совсем оправились от приступа. Я вам советую, более того, настоятельно прошу не напрягать в ближайшие дни свой мозг. Дайте ему отдохнуть. Доверьтесь нам, мы знаем что делаем.