СЕРГЕЙ – БОРИСУ
На днях Вера зазвала меня к себе и, рыдая на плече, сообщила, что выходит замуж. Но я, мол, ей всё равно жутко дорог, и потому умоляла не расставаться, а общаться на другом уровне. «Ты сам, – говорит, – виноват, не хотел жениться на мне». Всё верно, не хотел. И упорно сопротивлялся. И сейчас уверен, что правильно делал. Но вот, поди ж ты, грустно. Очень грустно. Уж больно близкая душа была. Физически меня к ней давно перестало тянуть, не мой темперамент, слишком буйный. И я ей в этом плане недодавал. Так что, казалось бы, всё прекрасно, общайся теперь на другом уровне. Ан нет, чувствую, что теряю её всю. Выходит, конечно, за своего молодого начальника.
На удивление вовремя у меня появилась новая подруга. Правда, увы, по-моему, совсем из другого мира человек: белый гриб от подберёзовика не отличает. И жилья у ней нет, живёт в квартире временно отсутствующих друзей. И не одна, а с двумя собаками и кошкой. В общем, сплошные отягчающие обстоятельства. И с юмором, судя по всему, не очень в ладах. А так весьма милый и добрый человек.
Сначала попросилась со мной за грибами. Потом достала две путёвки на Валаам и пригласила меня. На теплоходе и познакомились, как говорится.
Одно плохо – изо рта пахнет. И сказать ей об этом мне неловко. И терпеть тяжко.
Перечитал твои недавние стихи, и стало любопытно: как ты объясняешь свой незаурядный интерес к сексу?
Сергей
БОРИС – СЕРГЕЮ
С Верой дело ясное: Королева умерла! – Да здравствует королева! Не грусти, хоть и совет дурацкий. Карманные воры срезают кожу с кончиков пальцев, чтобы увеличить их чувствительность. Так страдания срезают с нас лишнюю плоть, нарощенную удовлетворённостью, чтобы обнажить наши нервы, увеличить чувствительность к внешнему миру. И тогда мы уворовываем у природы чувства, спрятанные от нас при нашем благополучии.
Так и евреи, вечно притесняемые, как ни один другой народ, лишены из-за этого толстокожести и обладают чувствительностью, как никакая другая нация. Потому-то они и находятся на передовых рубежах науки и искусства, что чётко ощущают пограничные ситуации из-за близости нервов к поверхности души.
Но и впрямь жизнь настолько больше любой конкретной женщины, что позорно и недостойно строить свою жизнь на какой-либо одной.
А что касается бабы с Валаама, то, если у неё воняет изо рта, не целуй, а еби его. Но главное, что пизду нашёл, поскольку блажен ебущийся, ибо кончит. Нет ничего в человеке тайного, что бы в ебле не стало явным. Это что касается притч и заповедей.
И вот опять я всё как бы оправдываюсь перед тобой в своём разводе, который подходит к концу. До этой злобной идиотки наконец дошло, что она тратит на адвоката гораздо больше, чем когда-либо может получить от меня. Вот тебе ещё штрихи из былого бытия.
В её колледже выпендривающийся оригинальностью преподаватель наказал студентам каждые две недели делать что-либо необычное. Я предложил ей пострелять из пистолета на полигоне – она никогда не держала раньше в руках оружия. И вот мы поехали на полигон для простых смертных, увлекающихся стрельбой. Нас привели к мишени, а вокруг стреляли все кому не лень. Мужчины и женщины, из пистолетов и из ружей. Грохот стоял, как на поле боя. Я зарядил свой пистолет и стал мазать по мишени. Карен стояла бледная, с дёргающейся широкой улыбкой на лице, которая всегда появлялась у неё на людях в минуты волнения. Я вложил в её вялую руку пистолет и показал, как нажимать на курок и как целиться. Она, как в трансе, вытянула руку в направлении мишени и, не прицеливаясь, выстрелила. Она хотела положить пистолет, но я сказал ей, чтобы она ещё постреляла. Карен послушно вытянула руку и нажала курок ещё два раза. Лицо её уже было перекошено в истерической гримасе – улыбка исчезла бесследно.
Больше она стрелять не захотела. Я взял у неё пистолет и дострелял оставшиеся пули в барабане. Когда мы сели в машину, она, естественно, заревела. Я пытался выяснить, чего она испугалась, почему она плачет. Но она была, как неразумный ребёнок, который плачет по любому поводу, потому что не научился ни выражать свои мысли, ни просто мыслить. Тогда слёзы Карен меня умилили, будто бы они подчёркивали чувствительность её натуры. Но теперь-то я понимаю, что это были слёзы истерички. Есть женщины, у которых глаза на мокром месте, а есть женщины, у которых пизда на мокром месте. Увы, эта была не из последних.
Слезящиеся глаза её были как пыле-грязе-сороуловители. Не было случая, чтобы во время гулянья что-нибудь не попало ей в глаз и чтобы она, чертыхаясь, не мучилась, вытаскивая очередное бревно. Она носит очки не только от солнца, но и от ветра, и от насекомых, от окружающей среды.
На аттракционах типа каруселей при самом начале движения она начинала громко визжать, причём не прекращала до самой остановки. Вспоминая детство, она рассказывала, как дети специально приходили послушать её визг. Так она и осталась визгливой девчонкой.
Она абсолютно холодна к музыке и записывала её только для того, чтобы под неё бегать. Барбара Стрейзанд для Карен – боготворимый идеал женщины, достигшей огромного успеха; а то, что она певица и актриса, это дело десятое. С каждой женщиной у меня ассоциируются определённые любимые песни, которыми мы вместе восхищались. С Карен у меня нет ни одной.
Психиатр надоумил её вести дневник. У Карен лежало несколько толстенных общих тетрадей, отражающих её жизнь чуть ли не за десять лет. Она как-то сказала, что не хочет, чтобы я их читал. И у меня не было желания их читать, потому что её прошлое мало меня интересовало (дурак!), поскольку я обладал настоящим и будущим, как мне тогда казалось. Но когда я решил разводиться с ней, я открыл наугад несколько страниц и был потрясён тем, что содержание ежедневных записей состоит из того, что она ела, насколько вкусной была еда, какая была погода. Ни грана эмоций или мыслей – одна пустая холодность, как и везде. Где-то встретились упоминания о мужчинах, но такие, в которых они были лишь поставщиками её обедов и ужинов и выпивок, и можно было только догадаться, что они её ебут. Я отбросил тетрадь, и решение разводиться возмужало ещё больше.
Но пора сменить пластинку, хоть всё равно – вечная музыка. Недавно на вечеринке местный эстет, когда зашла речь о порнографии, надменно заявил, что он ни одну из порнографических книг не смог дочитать до конца. Я ему указал, что истинно порнографические произведения вовсе и не рассчитаны для того, чтобы их читать с начала до конца, а лишь для того, чтобы, раскрыв историю где-либо посередине и почитав, кончить, после чего жажда чтения, естественно, пропадает. Но в силу своего сексуального невежества он этого не понял, и я сказал ему попроще: «Ах, ты не можешь дочитать ни одного порнопроизведения до конца? Кто же виноват, что ты так быстро кончаешь?» Это он уже понял и сразу обиделся.
На той же вечеринке зашла речь о целесообразности кремации. Среди гостей была толстенная баба, и она сказала, что накажет в завещании развеять её прах над фабрикой её любимых кондитерских изделий, которые будут виновны в её преждевременной смерти и которым она в то же время обязана лучшими минутами своей жизни.
Когда меня спросили, как я хочу распорядиться своим прахом, я сказал, что хочу, чтобы из моего праха сделали таблетки и продавали бы их как возбудитель. А из дохода от продаж пусть организуют Ебалевскую премию, которую будут ежегодно присуждать за лучшее порнографическое произведение.
И снова обнова. Насколько я ненавижу душу и дряблое тело Карен, а вот о пизде вспоминаю с теплом (пизда же не виновата, что её носит стерва) – была она идеальной формы и с замечательным запахом. С Карен, чтобы кончить, у меня была любимая фантазия – представлял мою былую любовницу, лежащую на животе и дрочащую, в то время как я в её анусе возвратно поступал. А теперь с другими женщинами я представляю Карен, стоящую и перегнувшуюся в талии и раздвигающую двумя руками свои ягодицы, которые, как оказывается, скрывают не только сраку, но и влагалище. Замечательно, что раскрывание ягодиц тянет за собой раскрыться и губы. Ведь губы предназначены для сокрытия клитора, а вовсе не влагалища, которое внизу, у основания губ, и совершенно ими не скрывается. Это «анатомическое открытие» подтверждает, что тело охраняет женщину не от нежелательного зачатия, а от нежелательного возбуждения.
Так как меня опять свихнуло на эти дела, отвечу тебе, почему я пишу преимущественно о сексе.
Детство моё было безмятежным. Я был окружён любовью родителей, бабушек и дедушки, тёть и дядь. Я был единственный ребёнок в семье. Родители мои исключительно счастливы в браке, а меня они всегда любили не только сердцем, но и головой, направляя, уча, предохраняя.
В детстве, пробуя сочинять первые стихи, я придумал каламбур:
Мехом оторочена,
смехом опорочена.
Мне всё время казалось, что это бессмыслица, ибо это сказано ни о чём. И только недавно у меня мелькнуло – это ведь пизда!!!
Я всю жизнь был счастлив и не испытал ни трагедий, ни ужасов. Когда человек проводит такие безмятежные и счастливые детство и отрочество, он в юности думает преимущественно о любви да иногда о смерти, которая прервёт столь любимую любовь.
Если бы мне пришлось сидеть в тюрьме, я бы писал о своём тюремном опыте, если бы я был на войне – я бы писал о войне. Я даже в армии не был, выскользнув из жадных лап военной машины.
Мой главный опыт – любовный. Вот потому о нём и пишу. От счастья.
По этой же причине я не писатель, а любовник, потому что, когда встаёт выбор между писать или ебать, я всегда выбираю последнее. И вот в женщине я ищу убежище от жизни и смерти, а в литературе сетую на ненадёжность этого убежища.
По степени важности секса для различных людей человека можно сравнить с растениями. Есть растения, которые цветут раз в году, а есть растения, которые созданы для того, чтобы цвести постоянно. Если принять за справедливое утверждение, что всё в жизни взаимосвязано, то, для того чтобы понять мир, вовсе не обязательно изучать максимальное количество явлений. Если всякое явление связано со всеми остальными, то вполне достаточно взять одно и изучать его досконально. Изучая это явление, изучаешь мир. Потому многим и приглянулась мысль Блейка о том, что в капле он видит весь океан.
Говоря о взаимосвязи и единстве, терроризм не так уж бессмыслен по сути своей, как утверждают демократические политики. Если с готовностью признаётся мудрость слов Джона Донна о том, что колокол звонит по тебе, то есть что люди связаны между собой единой нитью и если кто-то умирает – это непременно касается и тебя, то тогда терроризм есть злобная эксплуатация этой связи, поскольку, убивая ни в чём не повинных людей, террористы через эту невидимую повсеместную связь «добираются» и до тех, кто, по их мнению, непосредственно повинен в их невзгодах.
Так вот, не достаточно ли изучать секс – не просто явление, а сверхъявление, в котором можно легко увидеть вселенную. И действительно, огромность вселенной обманчива – она лишь отвлекает от вселенной внутри себя.
Общество говорит, что пизду женщина должна давать только по любви, как окончательную, последнюю награду, как символ максимального доверия и преданности мужчине. Иными словами, пизда признаётся обществом как самое дорогое, чем не бросаются, а дают только избранному.
А раз так, то почему же погоня за пиздами считается аморальной? Ведь придавая такую значимость пизде, я встаю точно на позиции общества, потому что, желая пизды от женщины, я желаю максимальной любви от неё, я гоняюсь не за чем иным, как за абсолютной любовью.
Почему же общество уговаривает меня на полумеры, получувства, на дружбу, на уважение к женщине, когда это, по его собственному признанию, не идет ни в какое сравнение с чувствами, которые даёт пизда.
Я не желаю размениваться на меньшее и согласен на «дружбу» с женщиной только как на полезное приложение к главному.
Моя жизнь является иллюстрацией того, чем бы в основном интересовались люди, если бы их жизнь сложилась так же счастливо. Недаром золотой век был наполнен любовью счастливых людей.
Ты можешь спросить, не прячусь ли я в секс от каких-то более важных проблем?
Тогда я отвечу тебе: «Но разве есть более важные? Если здоров и свободен?»
Да, я специализировался в узкой области. И чем она уже, тем приятнее.
Б.
СЕРГЕЙ – БОРИСУ
Очень грустное у меня сейчас время, Борь. Мало того, что перестройка, так ещё и Верки лишился. Очень она, оказывается, меня грела. Чуть не каждый вечер к ней бегал – отдохнуть душой. А теперь деться некуда от соседей. Варят меня в своём злобном биополе.
А больше ни к кому неохота – не окупится затрата сил на дорогу. Друзей, да и вообще людей, с которыми тепло, вроде и не осталось. В таких случаях всегда спасала работа. А сейчас не спасает – ничего не получается, нету сил. Куда подевались? Витаминов, что ли, не хватает? Или подтравливают чем-то в столовых?
Чуть ли не единственная радость – твои письма. Пока нет новых – перечитываю старые. Всё говорю себе, что пройдёт это время, настанет лучшее, как не раз уже бывало. Лишь бы снова начало работаться.
Я было решил с Верой вовсе не видеться. Ан, вдруг получаю письмо, что ей без меня очень плохо. Ну, встретились. Очень трогательно, со слезами и просьбами встречаться. Не знаю, что будет, посмотрим.
Моя «баба с Валаама» по-прежнему заходит. На редкость красивое тело и чистая, гладкая кожа. Но глупа, скучна, обидчива – очень тяжёлое сочетание. Зато отходчива и добра, то и дело оказывает мне разные важные бытовые услуги. Если бы только можно было с ней душу отвести.