Чтоб знали! Избранное (сборник)

Задача и смысл любого правительства – прежде всего создать экономические условия, при которых его народ накормлен, одет и имеет крышу над головой. Америка и западные страны с помощью капитализма добились в этом бесспорно наилучших результатов. Казалось бы, для правительств других стран естественно стремиться скопировать основы эффективно работающего государственного устройства и установить их в своих голодающих и отсталых странах. Но нет, они предпочитают идти собственным путём, вымощенным трупами своего народа.

Можно провести такую аналогию. Предположим, изобрели в Америке вакцину от эпидемии смертельной болезни. Америка предлагает эту вакцину всем странам, а большинство стран гордо воротит нос, предпочитая изобрести своё собственное, лучшее лекарство и, работая над ним, позволяет вымирать своему народу, проводя опыты по изготовлению доморощенного снадобья.

Вначале дали Слово: «Гласность». Но из него Бытия не получится.

После расстрела Чаушеску показали телевизионное интервью с представителями торжествующего народа. Корреспондент спросил румынского солдата, который только что вышел из хором Чаушеску после экскурсии, что он думает о бывшем правителе. Тот, ошеломлённый богатством дворца, с гневом произнёс: «Да он бандит… он не румын». А произошло вот что: встретившись со злом в его ярком проявлении, румын слепым отрицанием отбросил устрашающий его факт, что румын, его же кровей, может быть злодеем. Нет, уж лучше присосаться к идеалу, что, мол, румынский народ хороший, а если в нём рождается злодей, то он – инородец и не румын вовсе.

Так и русские, вместо того чтобы признаться в своей никчёмности, старательно ищут, на кого бы свалить последствия своего слабоумия? И ответ всегда готов – на подручных евреев, конечно. Я вспоминаю железную аргументацию споров между русскими. Если мнение кого-либо не совпадало с мнением полупьяного большинства, слышался злобный возглас в направлении инакомыслящего: «Ты что, не русский?»

Да, я не русский и счастлив этим. И поэтому стыдно мне всякий раз, когда американцы называют меня русским, не обращая внимания на мои протесты, что я – еврей, что меня в России всегда клеймили как нерусского. Сила евреев в том, что мы не являемся рабами той или иной страны, той или иной земли. Мы способны жить в любой стране, причём жить плодотворно и эффективно.

У советских евреев подавили религиозность, и грозила бы им полная ассимиляция, но тут Советское государство взяло на себя полномочия Бога – а именно, утвердить евреев избранным народом и всякому напоминать об этом с помощью обозначения еврейства в паспорте. Не будь этой отметки, как бы евреи, без обрезания, без следования законам Моисея, без изучения Торы, остались бы евреями? Но советская паспортная система сохранила их.

Да, СССР страна большая, но вовсе не великая. Япония – страна маленькая, но великая. Америка же – страна и большая, и великая.

Россия, стремящаяся во что бы то ни стало быть в авангарде прогресса, обзавелась поистине собственной Библией. «Записки о России» маркиза де Кюстина являются Ветхим Заветом, а «Архипелаг ГУЛАГ» – Новым. «Записки о России» до сих пор являются запрещённой литературой, потому как если критика и обвинения коммунизма теперь в моде, то критика русского народа в России немыслима.

Кто же должен любить русский народ, кроме него самого? Десятки соседних народов, которые русский народ поработил? Или несоседние народы, которые в русском народе увидели образец рабства, невежества, слепой злобы? Только русский народ сам себя безостановочно хвалит, занимаясь самогипнозом, и впадает в состояние прострации от самовосхищения.

Когда истинная, неколониальная Россия начнёт придумывать себе новый герб, то для отражения своей допотопности вместо двуличного орла на гербе должен красоваться птеродактиль.

Вот так-то!

Пишу, пока пишется, да и ты не отставай!

Б.

РИНА – БОРИСУ

Посылаю тебе моё кредо. Хотелось бы ещё над ним поработать, но очевидно лучше, чтобы эта бумажка была готова пораньше. А книгу о своём творчестве я ещё успею написать. Хорошо бы некоторое количество экземпляров сделать на русском и на английском.

Миша договорился со своим приятелем сделать мне ещё слайдов и фотографий.

С английским трудновато, но теперь у меня, по крайней мере, голова не начинает болеть от усердия в подыскивании нужных слов, когда я пытаюсь высказать свои насущные мысли. Хотя я поняла, что можно прожить в Нью-Йорке, не зная языка и указывая на всё пальцем, как немой. Без регулярных занятий хороших знаний не будет. Но пока не до них.

Целую.

Рина

БОРИС – РИНЕ

Получил твоё письмо и шлю тебе набранный текст, над которым, мне кажется, имеет смысл ещё поработать, прежде чем я переведу его на английский. Ты написала эссе, а нужна квинтэссенция, резюме. Человеку, рассматривающему твои картины, интересна не твоя философская концепция жизни, а краткий перечень твоих биографических и выставочных данных.

После разговора с тобой у меня остался неприятный осадок, который лишь добавился к осадкам от предыдущих разговоров. Причина этому – твоя беспомощность, отнюдь не всегда непроизвольная, но и отчасти намеренная. О чём можно говорить, если за много недель ты не можешь найти адрес нужной тебе общеизвестной организации в Манхэттене? И это со знанием английского языка, при повсеместной доступности информации через любую библиотеку, о чём тебе я не раз говорил. Можно ли придумать тест проще для проверки твоей самостоятельности?

Ты достаточно горда, чтобы не показывать свои работы в галерее Нахамкина, чтобы не продавать свою работу за предложенные 125 долларов, которых, кстати, хватает на две недели еды. Однако гордость эта не мешает тебе работать за копейки, раскрашивая яйца, и тратить недели, чтобы написать одну страницу русского текста своей биографии, необходимой для профессионального представления своих работ галерейщикам. Гордость не мешает тебе сидеть и всячески избегать контактов с реальным миром под удобным предлогом, что ты не понимаешь, что тебе говорят по-английски. Ты прекрасно знаешь, что понимание начинается через начальное непонимание и единственный способ начать понимать – это пересилить себя и броситься с головой в американский мир, а не в русско-эмигрантский.

Мне не хочется ни «учить тебя жить», ни перевоспитывать, прежде всего потому, что это бесполезно. Всё это меня волнует только по одной причине. Когда я просил Тамару Давыдовну и Мишу приютить тебя, я гарантировал им, что ты человек порядочный. Под этим я понимал, что ты не только не будешь посягать на их столовое серебро, но прежде всего что ты не будешь долго обременять их собой и станешь делать всё, чтобы не злоупотреблять их гостеприимством. Меня настораживает – и об этом ты неоднократно сама мне говорила, – что становится неудобно затягивать твоё пребывание у Тамары Давыдовны. Несмотря на это понимание, ты можешь преспокойно лелеять планы ожидания приезда своего жениха, что произойдёт через полгода при самых благоприятных обстоятельствах. Значит ли это, что ты намереваешься продолжать жить у Тамары Давыдовны всё это время? А ведь ты живёшь у неё уже пять месяцев вместо двух, из которых шёл расчёт.

Другим примером твоего бесцеремонного отношения к предоставленному тебе гостеприимству является то, что ты куришь в квартире человека, у которого эмфизема лёгких, для которого недопустим табачный дым и который сам из-за этого бросил курить. Миша сказал, что он недавно застал тебя и Тамару Давыдовну, курящую твои сигареты. А ведь ты обещала мне не курить в квартире вообще.

Короче, я прошу тебя срочно искать жильё. Я, к сожаленью, в Нью-Йорке больше никого не знаю и помочь в этом не смогу. Но ты не раз говорила мне, что у тебя достаточно много знакомых в Америке, ты завела недавно новые знакомства. Попроси этих людей помочь тебе. Я надеюсь, что ты не хочешь доводить до момента, когда о необходимости поиска жилья тебе дадут знать Миша или Тамара Давыдовна. Вот где должна сработать твоя гордость.

Если английский язык для тебя непреодолим, езжай в Брайтон-Бич и наймись продавщицей, официанткой, секретаршей, кем угодно в эмигрантский бизнес и зарабатывай деньги. Можно, конечно, и в Америке жить у друзей-знакомых, побираясь, занимая деньги. Делай что тебе вздумается – страна, что называется, свободная, – но, пожалуйста, не рассчитывай, что я буду тебе помогать при таком выборе.

Если бы я видел, что ты бьёшься изо всех сил, делаешь всё от тебя зависящее, чтобы обосноваться в Америке, я был бы рад продолжать помогать тебе. Но я вижу, что ты сидишь и ждёшь у моря погоды, не делая никаких реальных попыток для того, чтобы остаться жить в Америке, – то, чего ты так хочешь, по твоему утверждению. В этой ситуации у меня пропадает всякое желание помогать тебе, тем более когда помощь ты стала толковать как содержание.

Борис

БОРИС – МИШЕ

Посылаю тебе копию письма, которое я отправил Рине. Я думал над моим вчерашним разговором с ней и о сложившейся ситуации вообще, и у меня создаётся впечатление, что Рина убеждена, будто живёт она в тишине и покое с дружеского благословения Тамары Давыдовны, которая только рада её присутствию и вовсе не желает его прерывать. И тут вдруг появляюсь я и начинаю требовать, чтобы она переезжала, из каких-то моих корыстных или злобных соображений.

Я в своих разговорах с Риной всячески избегал ссылаться на тебя или на Тамару Давыдовну, чтобы Рина не знала о ваших жалобах на неё. Поэтому ей кажется, что это я завариваю бучу, тогда как все вокруг только наслаждаются её обществом. Это тот случай, когда деликатность и доброта – твои и твоей мамы – позволяют Рине как бы невзначай злоупотреблять ими. Ты, Миш, мужик крепкий, и я знаю, что настаёт момент, когда пора поставить зарвавшегося человека на место. Ты жалуешься мне и просишь меня что-то сделать. Но мне тяжело что-либо предпринять на расстоянии. Разрешить эту проблему просто: если ты скажешь Рине, что пора выметаться, тогда ей станет понятно, что это не моя назойливая блажь, а реальная ситуация.

Ещё раз извини, Миша, что я втравил вас в эту гнусь. Но поверь, что моё высокое мнение о Рине до её приезда было абсолютно искренним заблуждением.

Дай мне, пожалуйста, знать о развитии событий.

Будь здоров.

Твой Борис

БОРИС – СЕРГЕЮ

Я Рину отшил теперь уж навсегда. Какая наглая баба! Пять месяцев живёт у моих друзей и не думает съезжать.

Она просрочила свой обратный билет и теперь просит у меня денег, чтобы купить новый. Я сказал ей, чтобы она заработала эти деньги, что я ей больше давать их не буду. Я ей недавно отвалил ещё 250 да одну её картинку продал у себя за 125. Медицинская страховка, которую я ей купил, тоже истекла, о чём я её предупредил. Я позвонил ей недавно и напомнил, что ей пора съезжать, тут она мне выдала, что она на меня в суд подаст, что я за неё ответственный. Я сказал, что моя ответственность за неё длилась только два месяца, срок действия моего приглашения, а теперь она ответственна сама за себя. Но самое ужасное, что мои друзья негодуют и ничего сделать с ней не могут, уж слишком люди деликатные.

Ей наконец стало понятно, что художественная слава ей не светит, так что она устроилась в пекарню, тесто катать. Пусть потрудится на обратный билет. Но она бредит каким-то женихом, который, мол, скоро должен эмигрировать и на ней жениться. Жених этот напоминает мне её многочисленных знакомых в Америке, у которых она намеревалась остановиться и которых просто не оказалось в наличии.

Всё я попадаю на баб, за которыми я хожу, ухаживаю, забочусь после того, как мы сближаемся, а не для того, чтобы сблизиться. Попадались мне, конечно, заботливые, но те, от которых мне было тошно, а тем более от их заботы. Я говорю о тех, с кем я спутывался надолго. Так и с Карен. Всё я играл с ней в папу. А мне бы хотелось, чтобы она мне в ответ была мамой, а она была злой мачехой.

Ты просил меня описать наш последний день вместе. Что ж, «у меня секретов нет, слушайте, детишки».

Вечером, когда уже было решено, что завтра я уезжаю от неё, мы пошли погулять, как часто это делали в конце дня. Разговор был мирным, и я пытался приучить себя к мысли, что это последний раз мы так гуляем, и руки наши всё ещё соприкасались по привычке. И хоть ясное ощущение правоты принятого решения не проходило, мозг ещё не мог осознать, что близость, общая судьба – всё это исчезнет на следующий день. Когда мы легли в постель, я предложил в последний раз заняться любовью. Карен без энтузиазма развела ноги, а я встал на колени перед пиздой, её роскошной пиздой. Коленопреклонённый перед коленоразведённой! Восторженная медитация перед пиздой. Надо отдать должное Карен – она была с идеальными чертами пизды.

Я смаковал «последний раз», о феномене которого я так часто задумывался, потому что был им зачарован. Последний раз, как правило, проходит неузнаваемым, и только потом, когда за ним уже не появляется следующий, ты начинаешь осознавать, что он был последним, и коришь себя, что не посмаковал его, не выжал из него всего что только можно было на прощанье. А тут я точно знал (и впервые в жизни), что раз этот – последний, и я упивался им, рассматривая и запоминая её пизду.

Я умышленно не хотел заниматься возбуждением Карен и трудиться, чтобы она кончила. Её оргазм мог бы вызвать прилив у неё уже никчёмных эмоций, которые могли бы лишь осложнить выполнение моего решения. Да и она явно не хотела поддаваться никаким чувствам. Я развёл её губы и смотрел на диво. Карен тем временем холодно наблюдала за мной. Я послюнявил хуй, приставил ко входу, стенки которого послушно раздвинулись, и он погрузился в омут счастья. Я не позволял себе забыть, что это последнее ощущение божественной плоти её нутра. Я продолжал оставаться на коленях, чтобы смотреть на чудо сопряжения плоти. Туда и обратно, из пустого в порожнее, пока оно не заполнится даром небес. Я взглянул в лицо Карен, которая отстранённо смотрела на меня. «Дура и стерва, – подумал я, – но надо же, с такой великолепной пиздой».

И в этот момент я почувствовал, как подкатывается оргазм. Я впился глазами в её клитор, вылезший из-под капюшона, и, когда начались спазмы, я лёг на неё, просунув одну руку ей под зад и расплющивая её бёдра о свои. Другой рукой я обхватил её талию. На этот раз, когда я кончил, она даже не подалась мне навстречу. «Ну, и хуй с тобой», – подумал я облегчённо и вытащил его, что хоть и было противоречием, но уместным.

Карен сразу пошла в туалет. Она не подмывалась, а просто садилась на унитаз и ждала, чтобы сперма вытекла. Она, видите ли, не любила спать на мокрой от вытекшей спермы простыне. Она вообще не любила сперму и никогда её не глотала. Одним из предлогов для этого было то, что она на диете, избегала лишних калорий. Тоже мне, женщина.

Она вернулась, легла, мы сказали друг другу «спокойной ночи», и я заснул без всякого труда.

Среди ночи я услышал сквозь сон, как она поднялась и пошла в туалет, что для неё необычно, так как она спит всю ночь напролёт, копя мочу в своём огромном мочевом пузыре. Но в эту ночь она поднялась и, сделав несколько шагов, с грохотом упала на пол. Услышав звук упавшего тела, я вскочил и бросился к ней. Я обнял её за плечи и приподнял. Чувство жалости вытеснило все остальные чувства.