Трудно быть Ангелом. Роман-трилогия

– Дядя Миша, вы в храм ходите, молитесь, так освятите наш брак!

– Вы ещё дети, вам брак не положен!

– Что же делать?

– Мы любим друг друга!

– А ты, Наська, любишь его?

– Да! Очень!

– Могу взять с вас обещание вступить в брачный союз.

– Мы согласны! (Ответили хором, взялись за руки и поцеловались.)

Дядя Миша торжественно вынес из дома Евангелие и положил на табуретку, икону Спаса держал в пьяных руках:

– Дайте обет!

Мы положили ладони на Евангелие и пообещали жениться, как только исполнится Наське восемнадцать, поцеловались и выпили водки. Дядя Миша был счастлив и торжественно объявил: «Благословляю», и мы поцеловали икону. Дядька Миша допил самогонку и хотел идти спать.

– Дядя Миша.

– Что ещё?

– В полиции говорят – сегодня телевидение приедет, делать передачу про конец света, и деньги большие готовы платить. А нам бы денег на квартиру надо ещё. Не знаешь ли, дядя, есть ещё у твоих соседей по улице бык на убой.

И Мэри засмеялась:

– А-ха-ха! О-хо-хо! А-ха-ха! Я верю – ты гений, так мне рассказал, что я реально представила тебя и быка. А что было потом?

– Нашёл я новых быков, а днём меня снова забрали в полицию, после чего я ещё выпил с Пожарным для храбрости и уже с Наськой и с деньгами пошёл к её отцу, делать предложение. Пришли, положили скудные деньги на стол и взялись за руки. Тут же я был категорически проклят! И скандал был огромный! Вдобавок мы подрались, меня выгнали, а Наську заперли в доме. Через пролом в заборе я вернулся к дяде Мише, от обиды заплакал у него на плече и впервые сильно напился. Пьяный, опять пошёл просить руки любимой у директора школы, но разбил окно и вытащил Наську из дома. И тогда понял я истину на все времена.

– Какую истину?

– Ничто на свете не помешает любви, никакие препятствия. Поженились мы, когда мне было двадцать три, а Насте девятнадцать. Вот так я «весело» первый раз просил руки и сердца у отца своей Насти.

– Она погибла?

– Да… И Настя, и родители мои… Я после на Афон улетел, а вернулся другим человеком. Так и закончилась буйная юность моя.

– Ты сейчас куда пошёл?

– В кабинете один посижу, может, чего запишу.

– А?

– Ты не трогай меня (и ушёл в кабинет).

– Извини… А я книжку перед сном почитаю – Фицджеральда. (И она открыла «Последний магнат». )

Мэри обожала перечитывать в оригиналах «Джейн Эйр», «Гордость и предубеждение», «Идиот», «Анну Каренину» и всего Фицджеральда, романы Уильяма Шекспира и Теккерея и, конечно, современных авторов женских романов.

Глава 9

Искушения старика Карамазоffа

На следующее утро Мэри проснулась в ожидании чуда и снова прокричала в постели:

– Ciao! Buongiorno! Сегодня самый лучший мой день! Просто так, самый лучший, ля-ля Мажор! Я так решила. (И Мэри сладко потянулась.) Эй! Я проснулась, положите меня в ванну с кофе! Ау-у-у?

Но Поэта не было рядом, и никто к ней не шёл, тогда она в трусиках и на скейте поехала в ванную, затем на кухню, поставила кофе и, напевая неаполитанскую песенку, приготовила завтрак и проехала дальше на скейте в святая святых – в кабинет Поэта.

Раскрытые книги с закладками, стопка листов и десятки напечатанных, исчерканных, исписанных страниц лежали на столе, на полу и на креслах. Сам Поэт дремал на диване. Мэри смотрела на любимого и думала: «Как удивительно – хочу смотреть на него и любить ещё и ещё». По бокам дивана вдоль стены стояли и охраняли хозяина два огромных шкафа с книгами, атласами и словарями. На столе – ноутбук, прекрасные статуэтки балерин и чашки из-под кофе, бокал с недопитым вином, огромный нож, ваза с виноградом, старые чётки с крестом, карандаши и помповое ружьё «Ремингтон» – творческий беспорядок, который под страхом смерти нельзя было даже трогать! И над всем огромным столом возвышалась таинственная зелёная лампа. А вокруг на стенах – очень много старых икон и картин, фотографии и портреты родственников, великого Деда, родителей, первой жены Насти и маленького Алексея Алексеевича в его счастливом детстве. Мэри окинула взглядом кабинет, вошла в него, отдёрнула занавески, раскрыла окно и весело сказала:

– Доброе утро, аmore mio, ваш завтрак готов! Я купила билеты в театр. Куда подавать кофе и завтрак? Вам сюда или в зале в столовой?

– Доброе. (Поэт посмотрел на часы). Проспал, надо делать зарядку.

– Проспал? А-ха-ха! Поэт, ты очень плохо спишь, ложишься поздно и встаёшь в пять утра, а сегодня завтрак проспал.

– Всё нормально, лучшее время для работы – это поздно вечером и до ночи или раннее утро – великие мысли приходят, надо только записывать. А знаешь ли, мой бриллиант, я ночью печатал роман про тебя, про нас с тобой и про любовь. Да, о красивой любви. Это начало романа (Поэт показал на листы), только дальше не идёт – нету крыльев! И ангелов нет. Мне муза нужна, чтобы душу рвала и чтобы сюжет и сильные чувства, словно с обрыва срывалась в полёт и летела вперёд.

– Я люблю тебя и буду тебе помогать (и улыбнулась ему). Что же мне делать?

– Иди же ко мне, улыбашка моя, согрей моё сердце.

Мэри с радостью легла сверху к нему на диван, обняла крепко Поэта и зашептала ему:

– Да! Я согрею тебя! Ты только мой, ты мой последний мужчина, я нашла тебя и согрею. Мой, мой мужчина, я люблю тебя! Я улыбаюсь, пока во мне сердце поёт. Открою тайну тебе: во мне живёт маленькая девочка-хулиганка и милая мечтательная барышня, и я тебя с ней сейчас познакомлю… Я мечтала о сильной любви, что обязательно будет любовь и красивый мужчина, что ты будешь нежно, крепко любить меня и научишь любви и сексу, и будешь заботиться обо мне. В детстве я читала книги, смотрела кино о любви и представляла тебя, что будешь меня целовать, а я буду млеть, что ты передо мной на коленях будешь туфельку мне надевать, а я буду гордо смотреть. В юности переживала первые ужасно стыдные влюблённости. А когда прочитала «Поющие в терновнике», три ночи не спала и всё мечтала, мечтала, кружилась голова и предчувствия томили, я ходила везде, искала тебя, жаждала нежных слов и объятий и мечтала, чтоб я обязательно, как Золушка, блистала на балу. Мне снились сильные парни, мужчины, и я – красавица в драгоценностях – блистаю на Новогодних балах, на концерте, в театре. Я представляла в постели красивой себя, покупала сексуальное дорогое бельё. Я очень о тебе мечтала, любимый, и тосковала все эти годы, от 14 до 22. О, мне признавались в любви много раз и целовали, но я целовать никого не хотела, не было искры, секс был не в радость, и бабочки спали. И каждый год без любви по одной бабочке во мне от тоски умирало. Слава Богу, я тебя встретила! Ох, а иначе бы я умерла от отсутствия сильной любви. Секс без любви невмоготу – пробовала, испытала, была пластмассовой куклой (здесь она чуть слукавила, но самую малость). И я отчаянно боялась, что никогда не будет любви! Никогда!

– Бедная моя девочка!

– И вдруг я тебя встретила, и в первую же секунду забилось сердце моё. Оно «узнало» тебя и сказало мне: «Это Он!» Ты мужественный, сильный, умный, начитанный. Бабочки проснулись в моём животе. Я, словно цветок, распустилась, ты наполнил любовью меня. О, я испытала огромное счастье! И все бабочки вверх полетели, до мурашек, криков, конвульсий; и все мечты мои сокровенные вместе с тобою исполнились! Я люблю тебя. Я люблю! Поцелуй меня. (Долгие продолжительные поцелуи, объятия и неразборчивый шёпот). Мне тебя так мало, я завишу и живу от твоих поцелуев. Позволь же, любимый, раскрыться моей красоте, которую ты любишь, целуй же меня, целуй. Ещё! И ещё!

– Люблю.

– Обожаю тебя.

– Ты моя.

– Мур-мурр-рр, я загадала счастье на вечер (и что-то шептала ему).

– Ох-х!

– Никому… Ты мой мужчина, ты только мой.

«Поэт единственный на свете человек и мужчина, который меня полностью знает, со всеми проблемами и недостатками, и всё равно сильно любит меня. Ах, я счастлива! Мама моя!»