Трудно быть Ангелом. Роман-трилогия

Мэри улыбнулась, загадочно посмотрела на них, встала, поправила волосы и красивой походкой пошла за яблоками. Поэт и Художник смотрели ей вслед.

– Да-а-а, друг, эта итальянка меня сводит с ума. Она реально заводит меня, и мне хочется жить. Я счастлив! Посмотри на неё – это же счастье! М-м-м, счастье моё, всё отдам за неё, только не признаюсь ей, ещё зазнается. Смотрю каждый раз, и веришь – умираю от красоты её.

Мэри грациозно срывала красивые яблоки с яблони и улыбалась Поэту, она помахала ему рукою, сдунула с ладошки поцелуй и вдруг весело засмеялась чему-то. И вот, очень довольная, принесла яблоки и высыпала их все на стол. Она была прекрасна, весела и заразительно, звонко смеялась. Красивые желтые и красные яблоки лежали на столе врассыпную, как натюрморт. Поэт молчал, загадочно улыбался и смотрел на любимую. Мужчины просто сидели, и всем было спокойно и хорошо. Наконец Мэри недоумённо спросила:

– Почему вы молчите?

– Ха, мы разговариваем мыслями, и нам хорошо.

– Мэри, Ангелы на иконах тоже молчат, но они разговаривают.

Мэри весело грызла яблоко, улыбалась и удивлялась. Вдруг из яблока брызнул сок, Мэри захохотала, и все засмеялись. Художник переглянулся с Поэтом, кивнул и сказал:

– Мэри, я вас нарисую! М-м-м! Красные губы, яркая помада, улыбка, красавица, сладкие красные и жёлтые яблоки – шикарная картина получится.

– А-ха-ха! Грацие миле, Художник, я буду ждать.

– Да, мне нужно позировать.

– Ох! Но я не умею долго быть серьёзной.

– Но вы красивая.

– Но-но-но, я очень красивая. А-ах-ха! Так Поэт говорит.

И Мэри со смехом откинула свои шикарные волосы, весело, озорно покрутила головой, и её кудри разлетелись в разные стороны, она улыбнулась всем, поцеловала Поэта, поправила рубашку, порезала хлеба для всех и посмотрела на небо:

– Будет дождь.

– Мэри, скажите тост, – попросил Художник.

– Я выпью вино за всех, чья душа запятнана яркими и прекрасными красками. Желаю всем им огромной любви и вдохновения! Чин-чин!

– Да-да, я раб вдохновения! О-о, спасибо! – восхищённо сказал Художник. – Но говорите же, Мэри, говорите, Ангел вы наш во плоти! Говорите же, не останавливайтесь, сделайте милость.

– А мне сегодня море приснилось! И я в море нырнула, нашла на дне раковину жемчуга, нежно взяла перламутровый жемчуг в руки свои и всплыла. И смотрела я через жемчуг на солнце, смеялась, и была очень счастлива. А потом я проснулась и подумала – надо жемчуг купить! (Мужчины, умиляясь, смотрели на Мэри.) Удивительный мир вокруг, а эти сладкие яблоки необыкновенно прекрасны. Я правда вам говорю – будет дождь, – сказала Мэри и покрошила хлеб воробьям.

Воробьи шумно кинулись драться за хлебные кроши, и Мэри засмеялась. Поэт очнулся от дум:

– Я вот тоже думаю, что мир прекрасен вокруг. Удивительно. Вижу, как смеётся и улыбается Мэри, прекрасные яблоки на столе, вокруг сад – и я уже счастлив (Мэри с улыбкой ела яблоки), потому что люблю её. И волосы она расчёсывает, как моя мама. А красота её ни разу нездешняя, притягивающая, обворожительная! Мэри всегда весела, всему улыбается и очень приятно мила. Я хочу постоянно быть с ней вместе, потому что люблю. И мне всё равно, что обо мне говорят – хвалят, ругают или жалеют меня, сиротинушку, потому что завтра скажут обратное. Это правда – любовь касается всех, она самое важное в жизни. Если стоит жить, то ради любви. Я очень счастливый! Мэри, скажи?

– Мэри, что думаете вы? Это правда?

– Си, синьор Художник, это правда – Поэт очень счастливый! А-ха-ха-ха! Вы оба не от мира сего. Я не понимаю, как вы можете каждый день жить на пределе инфаркта, в суровой стране, и тут же рассуждать о любви, об искусстве и смысле жизни, пить горькую тёплую водку и при этом мечтать, смеяться и плакать. О, русские?

– А по-другому неинтересно нам жить, и будет неправда. Я хочу жить искренне, честно, открыто. Я счастлив – у меня есть ты! – весело ответил Поэт.

А Художник почему-то печально сказал:

– Увы, но люди вокруг, бывает, и ради денег живут. Ты, друг, только послушай, не перебивай. (А Поэт внимательно слушал и не перебивал, давал выговориться Художнику.) Я знаю – ты счастливый, не за деньги живёшь и поймёшь мою душу мятежную. О чём я говорю? Наше поколение открыло социальные сети, цифровое общение, цифровую любовь и объятия. Но они же нас всех разлучили! И люди искусственной цифровой жизнью живут и разучились любить! Миллиарды одиноких людей жаждут любви, но сами не любят, а куда не кликнешь – везде реклама и коучи, порнография и голые сиськи, и личная жизнь наизнанку, и при этом все лгут, а тексты на экранах как лозунги, а люди все одинокие, бездушные. А любовь, друзья? Разве бывает цифровая любовь?

Мэри возразила:

– Но интернет многих соединил! Это великая библиотека!

– Эх, Поэт, давай ещё стакашек, ещё по чуть-чуть. (Поэт разлил-выпили-закусили яблоками. И Мэри кусала аппетитное яблоко и плела венок из цветов). Да, Мэри, интернет – библиотека, но пропала живая любовь и живое общение! Мне приходит десятки писем в день, пишут, что любят меня, но в дом ко мне никто не приходит, никто не говорит со мной, не обнимает меня, вина не нальёт, как Поэт, и не смотрят в глаза. От меня всё картинки хотят, денег и зрелищ по интернету! Отвыкли любить и общаться в живую, без гаджетов. Я же хочу говорить глазами в глаза. И если установлю таксу – миллион за живое общение и разговор по душам с бутылкой вина, тут же у меня на даче в Тарусе очередь выстроится из любопытных. Мэри, когда людям надоест интернет?

– Это болезнь роста, мистер Художник – человечество переболеет новинкой и снова начнёт ходить друг к другу в гости. Вас любят и ваши картины.

– Нет, Мэри, мне пишут о деньгах и ценах, и всякую чушь. А я с вами за столом сижу и счастлив, хочу и говорю о любви и искусстве, о холстах и масляных красках! О вечных ценностях. Поймите, любовь и вера, доброта, красота и искусство – с них всё начинается. В России тысячи новых храмов строили, и я бы хотел с любовью расписывать стены их, фрески, иконостасы и купола. А европейская христианская цивилизация? Она загнивает, и мы наблюдаем закат искусства и веры христианской Европы. Зачем Европа отказывается от христианской цивилизации и ищет другую? Зачем вчера они запретили говорить слово «мама»? А как же Матерь Божья? Бог Отец, а «Мать Богородица» нельзя говорить? О Господи! Европейскую цивилизацию создали великие Апостолы Бога Иисуса Христа – это факт, и только Россия может спасти цивилизацию Европы и вечные ценности. Только Россия! О Господи! Что происходит? (Художник в порыве чувств отпил водку из стакашка и не поморщился.) Вы только послушайте, не перебивайте меня! Так слушайте! В XVI веке в Европе Иоганн Гутенберг изобрёл первый печатный станок, и с любовью и с огромными трудами, запретами, он напечатал первую печатную Библию, но, увы, прибыли и денег было мало с продажи. Тогда кредиторы и компаньоны заклевали бедного гения Гутенберга, он разорился, ушёл. А как только ушёл, то эти бездари на его станках с радостью начали печатать игральные карты и порнографию. И вот тут-то пошла и побежала огромная прибыль! Ура! И этот процесс, как снежный ком, нельзя остановить – огромные деньги рекой потекли, и, уверяю вас, текут до сих пор. И во всём мире текут. А могила Гутенберга никому не нужна и неизвестна, но имя Гутенберга и первая печатная Книга его веками живёт. Веками! Это самая дорогая печатная книга на свете. Шедевр! С огромной любовью он её изготовил, Гутенберг! (Художник встал от волнения.) Но, увы, деньги и прибыль оказались важнее искусства, дороже жизни и Господа Бога. Вот так вот – напечатали игральные карты и голых развратных девиц, и деньги дурные рекой потекли. А книг им не надо, и любви настоящей тоже не надо, кругом на земле «порнография», кругом «наркота»! Господи, какая же грязь вместо Библии! Какая чудовищная ошибка!