Анюта тоже улыбалась мне…
– Лёв! Лёв! Неужели это ты? – шептала она и на глазах ее уже не было смертной паволоки.
Я бросился к ней и прижался губами к ее лбу. «Потный», отметило подсознание? Это хорошо! Но додумывать мудрую мысль я не стал, потому что вообще перестал думать, ощущая тепло (жар еще не спал, подсказало назойливое подсознание) моей любимой.
– Это я, родная – прошептал я ей в ухо.
– Лёв! О, Лёв! Ты разбил свое Зеркало ради меня?
– Не говори так много, Анечка, тебе нельзя. Тебе сейчас надо много спать.
– Анечка… Как хорошо-то… И как смешно ты говоришь по нашему.
Она закрыла глаза, но улыбка, улыбка счастья не исчезла с ее лица.
– Шел бы ты отсюда… Лёв, пока сотник не заявился – хмыкнула Улада.
Мне вспомнился еще один бабушкин совет.
– Накормить бы ее нежирным куриным буль… – я поправился – … куриным отваром?
– Сделаем – весело промурлыкала Улада – А ты пока иди-ка от греха.
Я вышел на улицу. На лавочке у соседнего забора сидели две бабы в платочках.
– … Никто не знает, где та страна – продолжала одна из них видно давно уже идущий разговор – И дороги в нее нет. А чудес в ней немеряно.
– Брешешь ты все, не бывает таких домов, чтобы до неба. Как же в спальню-то забираться?
– А у них есть такие короба, что сразу взлетают куда надо.
Ни хрена себе! Это же они про лифт в высотном доме. Неужели на древней киевщине есть еще пришельцы, кроме меня? Между тем, рассказчица продолжала гнуть свое:
– Еще в той стране огромные птицы летают, а в животе у них люди сидят. Самолет называется, потому что сами летают.
– И кто же тебе такие сказки рассказывал?
– Странники говорили, а странники врать не будут.
– Они что, сами те чудеса видели?
– Не, врать не буду, сами они не видели. Им то один хазарин с Подола рассказывал.
Вот блин, так это же Авраам! И нет тут никаких путешественников во времени, кроме меня. А я трепло! Надо было Авраама предупредить, чтобы не болтал. Сам он, может и не верит, но красивые сказочки рассказывать горазд.
– А еще там у каждого есть такое зеркальце малое, что если в него смотреть, то видно того, кто за сотню поприщ. И телеги там сами ездят по дорогам, а дороги те ровные как стекло ромейское.
– Ага, рассказывай. А печки там не ездят?
– Может и ездят. В такой державе все может быть.
Оп-ля, подумал я, так мы же сейчас наблюдаем рождение сказки про Емелю. Наверное, и ковер-самолет тоже моя работа, ну а серебряное блюдечко с наливным яблочком будет прообразом компа с мышкой. Вот так и возникают парадоксы времени и нездоровые сенсации. Постой, ведь это другой мир. Другой ли? Я посмотрел на молодую Луну, темную в свете яркого Месяца. Может быть раньше и у нас тоже были и Луна и Месяц. А теперь остался только один спутник, зато с двумя названиями. Все это следовало обдумать, но думал я лишь о хрипах в легких у моей любимой.
Анюта выздоравливала. Исчез нездоровый румянец, бледные щеки приобрели нормальную краску и округлились скулы. Она уже выходила на крыльцо и сидела там, в своем длинном бесформенном платье с широкими рукавами и оторочкой. Иногда она щурилась на солнце и тогда в уголках ее прекрасных глаз появлялись веселые морщинки. Под предлогом заботы о ее здоровье я приходил осматривать ее дважды в день. Мы держались за руки, смотрели друг другу в глаза и осмотр затягивался. Потом приходил ее отец, счастье закачивалось и нам было так мало этих минут. Казалось, все в Заворичах знали про нашу любовь: и три богатыря и Улада и служанка-наложница, имя которой от меня ускользало, и все соседи. Не догадывался лишь один сотник.
– Проси у меня все, что хочешь, лекарь – сказал он мне – Теперь я тебе обязан.
Я отнекивался, подчеркивал заслуги Улады, но он лишь отмахивался и настаивал. Мне хотелось попросить у него Аню, или хотя бы разрешение ее видеть, но это было бы неразумно. Тогда я попросил у него хорошее вооружение и сразу же получил меч на перевязи, копье, небольшой щит, шлем и тигелей. Кольчуг на складах детинца не было. Увидев меня с таким арсеналом, Илья усмехнулся, Добрыня одобрительно кивнул, а Алеша даже бровью не повел. На следующий день Добрыня занялся моей боевой подготовкой. Первым делом он проверил, как я обращаюсь с копьем и остался удовлетворен моими навыками семиборца. Потом он показал, как упирать копье в землю и под каким углом встречать наскок конницы. На этом обучения меня искусству копьеносца и закончилось; фехтование копьем, которое я видел в самурайских фильмах, не предполагалось, может быть и потому, что древко моего оружия было не легкое, бамбуковое, как у самураев, а более тяжелое, ясеневое. Теперь настал черед искусства владения мечом и я впервые увидел как он достает свой меч из ножен за спиной. С изумлением я узнал в его оружии двуручный самурайский меч, называемый не то «катана», не то «тати», насколько я запомнил из экскурсии по Японии.
– Откуда это у тебя? – удивился я.
– Взял в бою у печенега – с гордостью ответил он – Славный клинок. В наших местах таких не куют.
Интересно, какими путями самурайский меч попал в Степь? Но этого я так и не узнал. Искусство фехтования «по Добрыне» не отличалось изысканностью: мечом следовало либо рубить с плеча, либо колоть. Я смутно припоминал трюки с перебрасыванием клинка из руки в руку, но опозорить себя кинематографическими приемами не решился. Пришел Илья, посмотрел на наши упражнения, одобрительно кивнул и нахмурился.
– Завтра выступаем в поиск. Надо разведать, что там затевает Соловей и булгары.
В этот вечер я снова увидел Аню плачущей.
– Ты уходишь – шмыгнула она носиком – О мой Лёв! Ты был так далеко, а теперь ты так близко и вдруг уходишь!
Внезапно, она успокоилась и вытерла слезы.
– Я знаю, мне мама говорила – она робко улыбнулась мне – Вы должны уходить, а мы должны ждать. Но я знаю как сделать, чтобы ждать было легче. Пойдем, любимый мой…
Ее мягкая ладошка легла в мою и ее пальчики потянули меня куда-то. Луна и Месяц танцевали на небе, а может быть у меня кружилась голова от счастья. Мы шли за дом, но я не разбирал дороги, а потом мы вошли в полуоткрытую дверь сарая и упали на сено. И тут я заметил, что мы оба нагие. Когда мы сбросили одежду? Я этого не запомнил и теперь мы были наги и невинны, как Адам и Ева в раю. Да мы и были в раю. Вот, оказывается, что такое этот «рай»: вовсе не волшебный сад, нет! Это такое состояние души, когда все вокруг перестает существовать, размывается, исчезает и остаются только двое.
Я начал подозревать, чем на самом деле было «Случайное Соединение». По-прежнему было неизвестно как оно работает и кем создано, но его цель стала для меня очевидной. Этот таинственный сервис, этот магический сайт соединял вовсе не случайных людей. О, нет! Случайностью здесь и не пахло. Во множестве миров и времен он выбирал тебе единственную или единственного – твою вторую половину, «инь» твоего «янь» или наоборот. Нам с моей любимой не повезло: мы оказались в разных мирах и в разных временах. Но все это было уже позади. Теперь моя половинка, моя недостающая деталь, мой последний кусочек пазла, была рядом и до нее можно было дотронуться. И я дотронулся.
Предельно осторожно я касался ее, ее плеч, шеи, груди и ее тело тут-же отзывалось. Так длилось одну небольшую вечность и каждое мое движение приближало нас друг к другу. А потом меня не стало, мы слились в единое целое и все расстояния исчезли. Вы слышали когда-нибудь радостный крик боли? Наверное – нет! А я услышал, услышал в тот невообразимый миг, когда познал ее…
…Солнце робко выглядывало из-за леса и заглядывало в приоткрытую дверь сарая, спрашивая разрешения взойти. Я не возражал, лишь бы его низкие утренние лучи не разбудили Аню. Она тихо посапывала холодным носиком где-то у меня подмышкой и я подтянул повыше плащ, чтобы согреть этот носик. Прошли минуты или часы и это были лучшие минуты и часы в моей жизни. Периферийным зрением я заметил какое-то движение и осторожно, чтобы не разбудить ее, повернул голову. На меня, склонив голову набок как зяблик, задумчиво смотрел Неждан и шрамы, перекрещивающиеся его лицо медленно наливались красным. Ну вот, подумал я, сейчас он вытащит свой меч и проткнет им нас обоих. Надо было потянуться за ножом, но любимая так уютно пристроилась на моей груди, что было бы кощунством ее потревожить. Тем более, что против сотника у меня все равно не было шансов. Он в упор смотрел на меня и не двигался, лишь на его лице ходуном ходили желваки. Не двигался и я. Не знаю, сколько времени продолжалась эта игра в гляделки, только в какой-то момент я заметил, что смотрит он вовсе не на меня, а на спящую Аню. Потом его лицо приняло какое-то незнакомое мне выражение, он криво усмехнулся и исчез, как и не было его. Аня зашевелилась и открыла глаза.
– Я долго спала? – спросила она, зевая.
– Не знаю – честно сказал я – Твой отец приходил, пока ты спала.
– И он…? – вскинулась Анюта.
Она хотела воскликнуть: «оставил нас в живых», но в страхе закрыла рот ладошкой.
– Как видишь, Лада – улыбнулся я ей.
– По утрам всегда зови меня Ладой. Это мое утреннее имя – потребовала она – А пополудни – Анютой.
– А когда ты будешь Ингой?
– Может зимой, когда снег ляжет? Это мое зимнее имя. У вас зима бывает?