Или там, где Фекола с Данилой
Колоски собирают край неба?
«Подгадал, мол, голубчик, к обеду»…
Ты ли это – летаешь над бездной
И хохочешь, и просишь у деда
Завести «Ка-семьсот» поднебесный?
Небо пашете. Облачным чубом
Дед лицо вытирает с тоскою…
Где ты, где?
Под раскидистым дубом?
Чёрным срубом?
Гнилою доскою?
…Ты – в любивших и любящих душах,
(Только это одно я и знаю):
Там, где ломится сердце наружу
И ломается клетка грудная.
Памяти В. Г. Руделёва
Я не плачу, но вспомнить бы, как называется
След чужого дыханья на мокром стекле.
«Говори, говори же…» Но связь прерывается.
Нет, не всё можно вымолвить здесь, на земле.
Надышать, нашептать, а сказать – не получится
Так, чтоб нежность легла, как рука на плечо.
Просто я ученица, наверно, не лучшая.
А в груди горячо, горячо…
Разлучится душа с человеческим обликом,
Содрогнётся от счастья остаться нагой.
Вот она проплывает сияющим облаком,
Переливчатой сферой, небесной дугой.
Отойдите, деревья! Какие вы чёрные!
Разве он вам прекрасными быть не сказал?!
Вот и лютни запели, и в сборе придворные,
Но так тесен торжественный зал…
А душа добредёт до небесного Бремена,
Где простор музыкантам и зритель не строг…
У глагола «любить» нет прошедшего времени.
Это был Ваш последний урок.
Снег – это смех тех, кого мы любили…
Снег – это смех
Тех,
кого мы любили.
Голос, дыхание, облачко пыли,
Род людской…
То, что находишь,
Всё прежнее бросив,
Стружка, которую
Крошит Иосиф
В плотницкой.
Снег – это детское счастье
Сквозь вату.