– Сейчас позову.
Мальчик сказал, что Ллур еще дома и проводил к нему. Жил начальник экспедиции в небольшом, но все же бараке. В крохотный коридор выходили четыре двери. На стук Ллур открыл так быстро, словно ждал за дверью. Увидев же меня, удивился.
– Госпожа Виктория? Прошу, входите.
– Простите, что беспокою вас.
– Никакого беспокойства. Присаживайтесь.
Я обратила внимание, что он вертит в руке маленький кусочек гвердора – мы все здесь уже помешанные.
– Я должна как можно скорее попасть в Трэдо Дэм. Нужна машина, чтобы добраться до станции.
– Могу я узнать причину такой спешки?
– Пока нет. Сначала мне необходимо поговорить с Бренином.
– Конечно, госпожа Виктория. Но пассажирские поезда останавливаются на этой станции редко. Будет лучше, если машина довезет вас до вокзала Дорна, а я тем временем сообщу туда, чтобы вам обеспечили место в ближайшем поезде.
– Благодарю.
Эфил, как всегда, оказалась выше всех похвал: когда я вернулась, завтрак был готов. А вещи практически собраны.
Наливая себе сиорд, я заметила на стопке книг рисунок.
– Что это? Лягушка?
– Я не знаю, что такое «лягушка», Виктория. Это шляфен – вы просили нарисовать.
– Как похож на лягушку! Только симпатичнее, и лапки немного другие. Где он живет?
– Обычно рядом с реками или ручьями. Прячется в траве и даже залезает на деревья. По весне они очень забавно поют.
– Поют?
– Издают такие мелодичные звуки, как журчанье.
– Прямо-таки улучшенная версия лягушки.
Мы как раз закончили собираться, когда подъехала машина. Ллур отправил с нами молчаливого молодого человека, чтобы сопровождать нас и решать все возникающие проблемы. Кнур Ло увивался рядом, шепотом уверяя меня, что справится с этой задачей гораздо лучше. С нескрываемым облегчением я захлопнула дверцу перед его носом.
Путешествие по проселочным дорогам – дело не быстрое, а внутри звенело от нетерпения. Чтобы не свихнуться, я достала припасенные бумаги и начала разбирать надписи разрозненных плит, в надежде узнать еще что-нибудь важное.
Когда занят делом, время бежит быстрее: вот уже и вокзал. Нам опять предоставили отдельное купе, правда, совсем маленькое. Похоже, для этого пришлось кого-то высадить. Но не до того сейчас, не до того – быстрее в Трэдо Дэм! На крохотном столике я разложила блокноты и опять погрузилась в работу. Уже удалось соединить надписи четырех плит – нужно двигаться дальше. Перед отъездом я написала письмо Диме – обо всем, что случилось. И теперь надеялась его скоро увидеть. Возможно, даже в Луилире.
В столицу мы прибыли к полудню следующего дня. Сопровождающий успел предупредить, и на вокзале нас встречали. После медлительной проселочной дороги теперь машина словно летела, но мне все равно хотелось быстрее. Мужчина, которого я видела в кабинете Отца, открыл дверцу машины и сообщил, что Бренин заканчивает совещание и просил выяснить: хочу ли я сообщить новости ему или Совету.
– Весь Совет в сборе? – обрадовалась я.
– Не совсем, госпожа Виктория.
– Что ж, все равно. Пусть будет Совет. Так даже лучше.
А пока мы поднялись в отведенные мне комнаты. Какими роскошными они казались после скромного домика на равнине! Слуги накрыли стол к обеду, но из-за возбуждения есть не хотелось. Умывшись и переодевшись, я выпила чашку крепкого сиорда и еще раз просмотрела бумаги, которые хотела показать Отцу. Пока в поезде я продолжала разбирать письмена, Эфил набело переписала уже расшифрованное. У нее был красивый и четкий почерк – не то, что у меня. Глядя на ровные строчки, я словно слышала шепот мальчика из сна. Кто он? Почему приходил ко мне и хотел помочь? В чем я была твердо уверена: это не просто образ из сна, рожденный моим воображением. Он жил когда-то и был связан с лабиринтом.
В дверь постучали. Затянутый в белое лакей доложил, что Совет ждет меня. Действительно, собрались не все: за круглым столом сидело не больше десяти человек. Ни Димы, ни Ольги.
– Вика! – Отец обнял меня и усадил рядом. – Что за срочные новости? На раскопках ни о чем не знают, они удивлены твоим внезапным отъездом.
– Решила: сначала должны узнать вы.
– Тебе удалось?
– Да. Я дешифровала знаки и слышала язык Ревеллиров.
И рассказала обо всем, что случилось ночью в лабиринте.
– Потрясающе, – выдохнула Юля.
– Ты просто молодец! – в определенной справедливости Инге нельзя было отказать. – Прошли месяцы работы впустую, а ты справилась за неделю.
– Теперь понимаешь, как много можем мы сделать, благодаря геласеру? – спросил Максим, улыбаясь. – Как важны наши труды для всего Виира?
– Вы меня не слышали? Это не я сделала! Знание пришло…
– Как озарение, – подсказала Карина.
– Нет! Оно было готовым. Мне его выдали на блюдечке. Это не работа моего мозга, и даже не подсказка, а готовый ответ, предложенный кем-то. Вот что такое геласер – возможность заглянуть в ответы, не решая задачу.
– Ты все упрощаешь, Вика, – вмешался Отец. – Природа озарения вообще мало понятна. Вспомни, хотя бы, Менделеева и его таблицу. Ученый тоже увидел ее во сне, но лишь потому, что до этого провел огромную работу. Его мозг готов был выдать правильное решение, и сон стал необходимым условием, чтобы взглянуть на проблему под необычным углом, отрешившись от привычных рамок.
– Но тот мальчик…
– Это иллюзия. Голос твоего подсознания.
– Нет! Я видела его дважды. Уверена: он реально существовал. Это было привидение!
– Вика, ты переутомилась.
– Хорошо, пусть так. Забудем сейчас о том, как я смогла расшифровать знаки. В конце концов, это не самое главное. Та надпись – предупреждение, оставленное нам – будущим владельцам геласера. Кто-то хотел предостеречь, рассказать о коварстве камня! Кто бы он ни был, создатель надписи принадлежал к роду Ревеллиров, и куда лучше нас с вами знал все о геласере. Он проклинает камень и его могущество! Сравнивает древних правителей с марионетками!
– Вот именно – «кто бы он ни был». Мы понятия не имеем: кто оставил надпись и какие преследовал цели, – спокойно ответил Отец. – Ревеллиры правили несколько тысяч лет. Долгий срок – не находишь – для того чтобы разглядеть-таки марионеточные нити. То, что создатель надписи называет себя Ревеллиром, еще не значит, что он им был на самом деле. Предупреждение может оказаться ловушкой.
– А если нет?
– Пока не видно никаких признаков.
– Неужели? А может, просто не хочется признавать? Вы очень изменились.