– Я упал, повредил ногу. Она спускалась ко мне, перевязывала и вытирала кровь.
– Упали так, что и растянули, и порезались?
– Всякое бывает. – Пожал плечами Уайтхед и опустил штанину.
– И кровь у вас текла, не останавливаясь?
– Сосуды слабые, старый все-таки.
– Вы какой-то невероятный счастливчик, – сказала Грейс.
Уайтхед промолчал. Он не был стар, но и молод тоже не был. Настоящее глиняное изваяние. Голем, не иначе.
– Вы можете ходить?
– С трудом, но могу. До туалета, по стеночке, – ответил он. – Хорошо, что у вашей сестренки такие ласковые руки. Иначе бы я вообще ничего не мог.
Жар исходил уже не от стен, не от утепленного пола. В подвале нет обогревателя. В подвале не было ничего, что могло бы источать жар, кроме самого Уайтхеда. Он забрал все тепло из дома и обогрел им свою комнату.
– Это же ваш дом, – сказала Грейс.
– Мой. Я же сказал вам.
– Вы не снимали его?
– Нет, он мой, – повторил Уайтхед и улыбнулся.
– Вы купили его? Таким, какой он сейчас есть?
– Да, очень выгодное вложение получилось. Сдавать его можно за большие деньги.
– Замечательный дом. Просто произведение искусства, – проговорила Грейс онемевшими губами.
– Ну, это вы, девушка, преувеличиваете. Дом как дом.
– Нет, это вы не понимаете, мистер Соломон Уайтхед, – сказала Грейс и наконец нашла в себе силы, улыбнулась в ответ.
С лица Уайтхеда улыбка исчезла.
Грейс спиной почувствовала, как изменился настрой остальных. Как прежнее недопонимание медленно сменялось простым страхом.
– Могу ли я спросить, как часто вы бывали в этом доме?
– А откуда у вас такие вопросы? Вы шериф? – поинтересовался Уайтхед.
– Заинтересованное лицо.
Уайтхед усмехнулся.
– Молодежь вечно любит лезть в чужие дела. Ничего не меняется.
– Должен же кто-то в них лезть, – буркнул Джим.
Грейс бы улыбнулась. Но она больше не властвовала над собой.
Грейс сжала кулаки за спиной так сильно, что ногти, и так подстриженные коротко, впились в ладони до красных полос. Перед глазами потемнело, а потом все медленно начало проясняться.
Он был здесь. Джексон. Он все время был здесь, но не показывался. Он являлся к ней всюду, всегда направлял, указывал, помогал. Но потом уходил. А сейчас, наконец, вышел из тени. Джексон видел все. Джексон был с ними.
– Ответьте на вопрос, который вам задали, мистер Уайтхед, – прохрипела Грейс.
Соломон Уайтхед вновь улыбнулся. Но в глаза Грейс он не смотрел, а глядел сквозь нее, на Джима. Ошибочно подумал, что вся сила семьи собралась в теле уставшего и измученного недугом молодого мужчины, будто иначе и быть не могло.
– Я был здесь редко. В основном летом. Здесь просто замечательная вода, когда тепло, – ответил он.
Грейс почувствовала, как Джим вздрогнул. По правде говоря, вздрогнул бы каждый, только представив, как Соломон Уайтхед касается заповедной воды, которую сказал сторожить Джексон. Но такое просто невозможно представить.
– С семьей, наверное? – задала вопрос Грейс.
– Конечно. Любой уважающий себя гражданин должен заиметь семью. Дети, жена. В этом ведь смысл.
– Замечательно сказано, мистер Уайтхед, – проговорила Грейс. – Вы, получается, истинный гражданин мира людей.
– Мира людей? – удивился Уайтхед.
– Мы его так называем, – ответила Грейс.
– Интересные у вас игры, ребята.
Лиза гладила Джима по ребрам, а он мелко дрожал. Холод, спасавший его от самого себя, в подвале Уайтхеда испарился. Джим сгорал изнутри. А Сабрина все еще молчала.
– Наверное, вы любите свою семью, – проговорила Грейс.
– Люблю, – ответил Уайтхед.
– Тогда зачем же вам гроб в подвале?
– Сейчас, милая девушка, никогда не знаешь, что завтра понадобится.
– Для себя готовили?
– А для кого же? Я не молодой, о смерти надо заранее заботиться.
Грейс усмехнулась про себя.
– Не похоже, чтобы он подходил вам по размеру, – сказала она.
– К старости и подряхлеть можно, – сказал Уайтхед и улыбнулся.