– Ну, просто мне в лицо еще никто не дымил, – фыркнул я.
Тоня сделала последнюю затяжку, выпустила на озаренную лимонно-оранжевым светом фонарей дорогу серый дым и выкинула сигарету, которую выкурила всего-то на половину.
– Ну. Что спросить опять хотел?
Я набрал в грудь побольше воздуха и закашлялся снова.
«За поездку и сам в курильщика превращусь», – подумалось мне.
– А почему ты всех тех, кто до меня был, отвергла?
Она посмотрела на меня, вздернула бровь и безмолвно потребовала объясниться.
– Ну, я про то, что ты же со мной поехала. Ты сказала, что я не первый. Почему я-то подошел, а те нет? – сбивчиво проговорил я.
Тоня улыбнулась почти по-человечески, но что-то внутреннее вновь удержало уголки ее губ от большого прыжка и остановило где-то на середине, превратив, наверное, достаточно милую улыбку в какой-то кислый оскал.
– А ты, как оказалось, больше всех мне подходишь. Вот и все.
Тут-то я уже не мог терпеть. Опустил окно до упора, высунулся на улицу и дышал. Дышал и все никак не мог надышаться. И все не понимал, отчего так грудь сдавило: то ли от табака ее, то ли от ответа, такого самодовольного и жуткого.
– А расскажи-ка теперь ты мне что-то. А то все я да я, – с каким-то удивительным наслаждением приказала Тоня.
Я посмотрел на нее и задохнулся. Никогда такой Тоню больше не видел, как в то мгновение.
Она сияла. Глаза не следили уже за дорогой, а не отрывали взгляда от меня. Это был хищный взгляд, взгляд хищной птицы, а не измученной мыши, какой мне прежде Тоня казалась. Губы ее скривились в пренеприятную улыбку.
Отказаться, конечно, нельзя. И дураку понятно.
– И что… – Я снова задохнулся, когда рука ее, костлявая, похожая на птичье ободранное крыло, поправила всклокоченные ветром волосы. – Что ты услышать хочешь?
– А хоть о своих романах расскажи. Люди ведь любят слушать о чужих похождениях, не так ли?
Я смог рот открыть только, когда Тоня отвернулась. И на душе сразу легче стало, как увидел, что она вновь стала прежней.
«Переволновалась, наверное», – подумал я в успокоение. И решил все-таки рассказывать.
Мою бывшую девушку звали Катей, и поссорились мы из-за какого-то сущего пустяка и расстались, не успев сойтись по-человечески.
В отличие от всех моих друзей, которые о бывших девушках высказывались враждебно, у меня воспоминания о Кате не вызывали никакого отвращения – она была очень классной девчонкой. Низенькой, с щечками-яблочками и очень даже симпатичной, хотя красавицей ее назвать нельзя. Она вся усыпана веснушками, а на курносом носу, на самом кончике, есть родинка. Волосы у нее черные-черные, словно она окунула их в чернильницу, а губы всегда липкие и пахнут клубничным блеском. Катька вечно хохотала и шутила, а юмор ее не понимал никто. Мне же, семнадцатилетнему парню, в любви ничего не смыслящему, она казалась очень даже смешной и милой. Иногда Катя могла говорить такие умные вещи, что я только мог вздохнуть от удивления. А началось все просто: пока другие от Катьки нос воротили, я решил попытать удачу и пригласил ее в кино. И как-то все само собой получилось.
Мы учились в параллельных классах, встречались после школы. Я провожал до дома, тащил ее портфель. Идти недалеко, но были и обходные пути, подольше. И мы ходили только по ним, прячась от горячих солнечных лучей. Потом она оставляла вещи дома и выходила на улицу, иногда даже успевала переодеться в что-то более подходящее, по ее словам, для прогулок. А я даже не обращал внимания на ее одежду. И никогда не понимал, зачем наряжаться. Мы гуляли до вечера, пока на деревню не ложилось покрывало сумерек. Держались за руки, сидели на лавочке. Она клала голову мне на плечо, а я вдыхал клубничный аромат ее волос. Иногда мы ездили в город, гуляли в парке, катались на аттракционах и ели попкорн, кормили уток в пруду. Наслаждались общением до темноты, а вечером, когда уже расходились по домам, – списывались и желали друг другу спокойной ночи. Мы помогали друг другу по учебе, она писала мне сочинения, я всегда решал ее контрольные по алгебре. И вообще нам было хорошо, пусть и недолго.
– И почему вы тогда расстались, если вам было так хорошо вместе? – спросила успокоившаяся и прежняя Тоня, зевая. Она относительно внимательно меня слушала, хотя по ней вообще было сложно сказать, что на самом деле творилось в голове.
Я пожал плечами.
Кажется, на выпускном я сказал или сделал что-то не то. Может, как-то слишком пристально посмотрел на Катькину подружку. Может, случайно пролил на нее шампанское и не извинился. Может, когда-то не ответил на ее сообщение.
Наверное, мы поступили как дети, только что выпустившиеся из детского сада и решившие, что все в этой жизни им уже известно. Нужно было встретиться, поговорить, расстаться по-человечески, а не через смс-ку. Это очевидно. Но все очевидное, к сожалению, начинаешь понимать только когда уже поздно.
А, может, мы просто выросли. Катя хотела учиться, мечтала поступить в университет и стать учительницей, старалась получше сдать экзамены. Она уехала в Воронеж, а я плыл по течению, из которого так и не выбрался.
И до тех пор, пролетав на стокилометровой скорости по пыльным дорогам в сторону столицы, не мог даже предположить, к чему вообще стремился.
– Я-то ведь и сейчас совсем не знаю, чего хочу, – сказал я Тоне.
– Ты обычный человек, все нормально.
– У всех людей есть какие-то цели, стремления. Вон, кто-то в универ поступил, кто-то работать пошел, кто-то даже семью заводить собрался. А я? У меня вообще никаких мыслей нет. Один ветер.
– Они все врут, Дим. Нет у них никаких целей. – Тоня зевнула вновь, прикрыв рот ладонью. – Они просто продолжают дело своих родителей – делают хоть что-то, чтобы в глазах окружающих не быть прожигателями жизни. Это любимый план всех на свете. А на деле они – такие же потерянные люди.
– А я?
– А ты эту потерянность вовремя осознал. У тебя еще есть шанс стать счастливым.
– Это ты просто так говоришь, чтобы я замолчал, да?
Тоня хмыкнула почти весело.
– Ты слишком плохого мнения обо мне, Дима Жданов. А я ведь еще не разучилась говорить правду.
– Правда?
– Ты не веришь мне?
– Да как тебя проверить-то…
Тоня почти улыбнулась и ничего не ответила.
Сбоку загорелся указатель большой заправки. Тоня вдавила педаль газа и быстро завернула к стоянке, на которой стояла дюжина машин. Почти все люди в них спали, лишь некоторые пили кофе в ресторанчике. Мы остановились за углом, Тоня отстегнулась.
– И как же мне стать счастливым? Скажи, почти тридцатилетняя женщина, как мне найти смысл жизни?
Тоня взяла в руку телефон, запахнула кожанку, которая скрыла ее лебединую шею за черным воротником. За распахнутой дверью дышала ночью улица и стрекотали поля.
Тоня же задумалась, кисло улыбнулась и как-то удрученно сказала:
– Если ты все сделаешь правильно, он сам тебя найдет.
Она вышла в объятия ночной прохлады, чтобы купить энергетик, скрылась в апельсиновой полутьме заправки, а я остался один. Мне представился прекрасный шанс поискать Тонины документы, паспорт, ту записную книжку.
Но я не пошевелился.
Глава Х: Роковое разногласие
Я проснулся той же ночью. Не помню, как меня так разморило.