Дух Фиилмарнен и его дети

Оказалось, что Хиреворд ждет неподалеку. Его тут же позвали и отправили с Хиллой в новый сруб разговаривать один на один. Они оба ушли очень печальные. Словно подстать всеобщему настроению, на небе собрались тучи, и стал накрапывать дождик.

Через некоторое время молодые вышли , и Стиг спросил дочь:

– Ну что, хилла, простила ли ты Хиреворда?

–Я давно его простила.

–А ты, Хиреворд, хочешь ли жениться на Хилле по – прежнему? Если ты ее не любишь, откажись сразу. Мы не будем требовать твоего изгнания. Ты не должен жениться на ней из сострадания.

–Я хочу жениться на Хилле по – прежнему, – ответил Хиреворд, – если только она не передумала.

–А ты, Хилла, хочешь ли иметь Хиреворда своим мужем?

– Хочу, если он согласен.

– Ну а если все согласны, что же вы стоите, словно у нас большое горе?

Конечно, свадьба не могла заставить умолкнуть сплетников, судивших и рядивших на все лады это событие, но она была наилучшим исходом для двух семейств, так как избавляла их от бесчестья.

Когда договор был заключен, Стиг Элсли, Рори и Ирле Снайдерсы отправились подтверждать приглашения на свадьбу каждый к своим друзьям и родственникам. Также они удовлетворяли любопытство желающих узнать подробности размолвки молодых, возлагая вину на горячность и легкомыслие обоих.

В сентябре гости съехались. Они пили, пели и плясали три дня, еще три отдыхали, слушая старые песни и сказки, а потом разъехались по домам, увозя с собой весть, что у Стига Элсли младшая дочь необыкновенная красавица.

13 Хелихелин

Когда Хилла вышла замуж, Стиг Элсли уже был седым. В сырую погоду его одолевали боли в ногах и спине, поэтому он стал брюзгливым. Поскольку у Хиллы теперь появился свой дом, где она могла скрываться от ворчания отца, Стиг бурчал, что дочь к нему непочтительна и совсем забыла родительский очаг. Он утверждал, что когда Хелихелин выйдет замуж, она будет совсем другой. Кроме того, за четыре года замужества у Хиллы не было намеков на потомство.

«Ты даже на это не способна! – заявлял Стиг. – Вот Хелихелин сразу подарит мне красивого внука, не пройдет и года после свадьбы».

В отсутствие старшей дочери кузнец принялся с удвоенной силой пилить жену и Гюрда. Ойгла терпеливо сносила его нападки, а Гюрд по вечерам тихонько сбегал на половину старшей сестры. Там всегда было тихо и спокойно. Хилла при свете лучины скручивала нитки, а Хиреворд плел корзины или вырезал из дерева ложки. Разговор между ними шел неспешно и, как правило, касался хозяйства. Иногда они рассказывали разные случаи из жизни и даже пели.

Хиреворд оказался незаменимым человеком в семье. Ему одному удавалось удачно сказанной фразой переключить внимание Стига с ворчания на какой-нибудь более веселый предмет. С его приходом удалось улучшить до этого шедшее через пень – колоду хозяйство семьи кузнеца. Молодой человек уходил на охоту, часто на несколько дней, и возвращался с хорошей добычей. В сарае, стоявшем во дворе, всегда висели полосы оленьего мяса, окорока и заячьи тушки. Однажды, принеся куски мяса, почки и сердце, завернутые в оленью шкуру, Хиреворд предложил Гюрду пойти с ним охотиться на лисиц. Приманкой должны были послужить останки убитого оленя, а местом наблюдения – дупло большого дерева. Ойгла сразу воспротивилась, напомнив, что сидение всю ночь на холоде может закончиться для сына плохо. Тогда с Хиревордом отправилась Хилла. Охотники вернулись на следующий день утром с пустыми руками.

– Неужели лисы не разнюхали добычу? – удивился Гюрд.

– Разнюхали, – ответила Хилла, – но я попросила Хиреворда не стрелять.

Гюрд узнал, что муж сестры обнаружил «олений двор» – место, где олени, собравшись стадом, нашли много еды, но оказались запертыми на всю зиму из – за глубокого снега вокруг. Убитый им еще накануне олень лежал на краю «оленьего двора». Его голову охотник установил на пень и разложил перед ней кусочки еды и красные нитки. Таким образом, по обычаю предков, Хиреворд просил прощения у души животного за то, что пришлось убить его. Неподалеку росло старое дерево с глубоким дуплом, в которое залезли охотники и стали ждать. Ночь выдалась лунная. Вскоре появились лисицы. Тихонько потявкивая, они сначала кружили вокруг оленя, а потом подошли и стали отрывать, урча, кусочки мяса и делить внутренности. Снег искрился и переливался. Лисицы были нарядными в своих мохнатых шкурах, отливавших серебром. Хилла попросила мужа не пугать их. Наевшись, животные начали прыгать и играть. Тут сердце молодой женщины и вовсе растаяло. Хиреворд тоже увлекся. В результате все лисы остались целы и под утро ушли восвояси.

– Ты не жалеешь о неудавшейся охоте? – спросил Гюрд друга, когда они выделывали шкурки в сарае.

– Нет, – улыбнулся Хиреворд и добавил: – Но в следующий раз я пойду один.

В середине зимы семью кузнеца и поселки соседей стали донимать необычайно расплодившиеся волки. Они ходили вокруг ограды, заставляя испуганно верещать свиней в сарае, а также устраивали концерты, завывая на все голоса на луну. Выходить в лес даже вдвоем – втроем стало опасно для жизни.

Одна красивая волчица смело появлялась белым днем возле дома кузнеца. Ей удалось сманить со двора двух собак, которых затем загрызли ее сородичи. Обеспокоенные нахальством волков, представители разных родов решили организовать на них охоту. От Элсли на нее отправились Гюрд и Хиреворд. За несколько дней совместных усилий Снайдерсов, Дармутов, Эсклермондов и Дарнеров было убито больше шестидесяти волков. Осада серыми человеческого жилья была снята. После этого в доме Элсли гостили Ирне и Ирле. Насмешник Ирле неожиданно оказался не в меру молчалив. Когда Гюрд намекнул на его странное поведение Хилле, та только рассмеялась:

– Неужели ты ничего не заметил?

– А что я должен заметить, кроме того, что он все время сидит, словно воды в рот набрал?

– А ты внимательнее посмотри.

Гюрд последовал совету старшей сестры и открыл одну удивительную вещь: Ирле не сводил глаз с Хелихелин. Вечерами он сидел молча, то и дело бросая робкие взгляды в ее сторону. Чуть что срывался с места, чтобы донести ей ведро с водой или оказать услугу. Хелихелин же то ли ничего не замечала, то ли умело скрывала это. Для Гюрда стало целым открытием, что его младшая сестра уже невеста. До сих пор он считал ее маленькой. Впрочем, так на нее смотрела вся семья. Ей приписывали детские мысли и желания отец, мать и Хилла из слепой любви, а Гюрд – по невнимательности. Родители и сестра баловали ее и наряжали как куклу, а Гюрд в своих отношениях с ней чаще всего ограничивался осознанием факта ее существования. Внезапно он увидел, что она – взрослая и красивая девушка, и что он совершенно не знает ее.

Хелихелин исполнилось пятнадцать лет. Она была на голову выше брата, очень стройная, с тонкими щиколотками и запястьями. Кожа у Хелихелин была молочно – белая, а по ней были разбросаны крупные бледные веснушки, поверх которых мелкой россыпью шли более темные. Впрочем, это нисколько не портило девушку. Волосы у нее были длинные и кудрявые, цветом похожие на раскаленную медь. Хелихелин была молчалива. Она отвечала на заданные ей вопросы, но никто не знал, чем заняты ее сокровенные мысли. Она не умела выдумывать хитроумных узоров для украшений, как Хилла, но искусно подбирала разноцветные камни для украшения рукояток охотничьих ножей.

После отъезда гостей Гюрд попытался сблизиться с сестрой, чтобы узнать ее лучше. Она разговаривала с ним, но он чувствовал себя отделенным от нее невидимой перегородкой. Юноша пробовал расспрашивать мать и Хиллу о внутреннем мире Хелихелин, но они были простыми женщинами, уверенными, что она думает обо всем так же, как и они.

Однажды весной Гюрд с Хиревордом возвращались из леса и увидели, как Хелихелин, ловко перескакивая с корня на корень, спускается по берегу к речке, чтобы набрать воды. Юноши невольно залюбовались ее горящими на солнце волосами, гибкостью и красотой движений. В тот же вечер Гюрд сочинил первую и единственную в его жизни песню:

Словно гибкая молодая ветка

Идет моя сестра по воду.

Солнце дарит ей золотой гребень,

Чтобы волосы ее сияли ярче.

Ветер дарит ей свою прохладу,

Чтобы не уставали ее быстрые ноги.

Ива дарит ей свою тень,

Чтобы лицо ее стало белее.

Река серебрится и переливается,

Мечтает стать ее зеркалом.

Песня эта понравилась Хиреворду и через него попала в дом Снайдерсов, а от них разошлась по всему Гаутанду.

Гюрд удивлялся, что никто в семье не видит, какая Хелихелин особенная, даже Хиреворд. После случая с торговцами его уже не тянуло в неведомые дали. Во всяком случае, он больше никогда не заговаривал об этом, а когда Гюрд спросил его напрямик, ответил:

– Когда думаешь, что некоторые вещи будут принадлежать тебе всегда, то перестаешь ценить их. А когда видишь, что вот – вот навсегда их утратишь, то начинаешь думать о них иначе.

Гюрд понял, что Хиреворд пережил сильное потрясение, и что душа его ищет покоя точно так же, как душа Хиллы ищет утешения и любви в семейной жизни. В то же время душа Ойглы чаще всего была сосредоточена на ощущении покорного терпения и боялась перемен. Душа Хелихелин жила в предвкушении радостей и счастья, которых она ждала от жизни. Сам Гюрд то желал, чтобы все было по–прежнему, то мучился какими– то неясными предчувствиями.

Летом Элсли пригласили на свадьбу в род Ланселин. Туда отправились Хиреворд, Хилла, Гюрд и Хелихелин. Они поплыли на лодках, смеясь над наставлениями Стига, который припомнил случай с торговцами и требовал, чтобы молодежь была осторожна и благоразумна. В дороге приключился один маленький случай. Хелихелин увидела цветущую кувшинку и прыгнула за ней в воду. Ее волосы распластались по воде. Солнце, почти опустившееся за верхушки елей, зажгло в них золотые искры. Сорвав цветок, Хелихелин вернулась. Гюрд помог ей взобраться в лодку, подав руку. Рука у сестры была прохладная, влажная и сильная. Ее мокрые волосы напоминали остывшую после нагревания медь. Это было очень красиво, и все почувствовали себя счастливыми.

Поселок Ланселинов стоял на обрыве над рекой. Когда они приехали, там уже было много гостей. Гюрд и его спутники увидели многих Снайдерсов, Дармутов, Эсклермондов, своих ближайших соседей. Гюрд обратил внимание на несколько человек в оборванной одежде. Когда гости сели есть, эти люди устроились в углу на полу. Они ели объедки, которые им бросали со стола. Их волосы были острижены.

– Кто это? – спросил Гюрд сидящего рядом с ним Ирне Снайдерса.

– Это рабы.

– Разве у гаутов есть рабы?