Его глаза мгновенно наполнились яростью, его лицо покраснело от гнева.
– Ты мне врешь! – закричал он, вскакивая с дивана, словно его подбросила пружина. – Я знаю, что у тебя есть деньги! Ты их от меня прячешь!
– У меня нет никаких денег! – ответила я, стараясь защитить себя, чувствуя, как наворачиваются слезы.
Он подошел ко мне, схватил меня за руку, сжимая ее так сильно, что я вскрикнула от пронзительной боли.
– Отдавай деньги! – кричал он, тряся меня за плечи, словно куклу. – Отдавай все, что у тебя есть!
– У меня ничего нет, – ответила я, сквозь слезы, чувствуя, как боль разливается по всему телу.
Он отпустил мою руку и, с силой ударил меня по лицу, словно отшвыривая ненужную вещь. Меня пошатнуло от удара, и я упала на пол, больно ударившись головой о ножку стола.
– Убирайся отсюда! – прокричал он, его голос был наполнен ненавистью, – Ты больше не моя дочь! Я не хочу тебя видеть! Убирайся!
Я лежала на полу, не в силах пошевелиться, чувствуя себя раздавленной и сломленной. Моя щека пульсировала от боли, а глаза наполнялись горячими слезами отчаяния. Я чувствовала себя такой беспомощной, такой одинокой, такой несчастной.
Я поднялась и, не говоря ни слова, выбежала из квартиры, оставив за собой этот кошмар. Я не могла больше здесь оставаться, не могла больше терпеть его ненависть. Я должна была сбежать, спасти себя от этого ада. Я должна была начать новую жизнь, во что бы то ни стало.
Я понимала, что теперь я одна, что у меня никого нет, что мне некуда идти, и что мой отец окончательно от меня отрёкся. Но я не собиралась сдаваться, не собиралась опускать руки. Я собиралась стать сильной, я собиралась стать независимой, я собиралась доказать ему, что он меня не сломал, что я не сдамся.
И в этот момент я поняла, что единственное, что у меня осталось – это моя работа, это моя надежда, это моя будущая жизнь. И я должна была бороться за нее до конца, несмотря ни на что.
После того, как отец выгнал меня из дома, я бродила по темным улицам, не зная куда идти, чувствуя, как страх сковывает меня. Было уже поздно, на часах было около одиннадцати вечера, и ночь окутывала город своей мрачной тишиной. Город погружался в темноту, и мои страхи, словно хищные звери, усиливались с каждой минутой.
Я не могла вернуться домой, я понимала, что возвращаться туда – это равносильно смерти. Я не могла больше терпеть эти побои, эти оскорбления, эти унижения. Я должна была найти другое место, должна была найти убежище, хоть какое-то временное пристанище.
Я решила пойти в парк. Это было единственное место, где я могла хоть немного прийти в себя, где я могла хоть немного побыть в одиночестве.
Я села на лавочку и обняла себя руками. Было холодно, и я дрожала от холода и страха. Я чувствовала себя такой беспомощной, такой одинокой, такой потерянной. Мне казалось, что весь мир настроен против меня, что никто меня не любит, что никому я не нужна.
Я не знаю, сколько я так просидела, когда вдруг услышала чьи-то шаги. Я подняла голову и увидела мужчину, идущего прямо ко мне. Его лицо было скрыто в тени, но я чувствовала, что что-то в нем меня пугает. Он выглядел как хищник, выслеживающий свою жертву.
Я попыталась встать, но было уже поздно. Он схватил меня за руку и потащил вглубь парка, туда, где не было никого. Мои крики тонули в тишине ночи, и никто не приходил на помощь.
– Куда это ты собралась, малышка? – прорычал он, сжимая мою руку с такой силой, что я почувствовала резкую боль. Его дыхание пахло алкоголем, и меня затошнило от отвращения.
– Отпустите меня! – закричала я, пытаясь вырваться. – Пожалуйста, отпустите!
Но он только засмеялся, и этот смех был как предвестник ужаса.
– Я хочу тебя, – прошептал он, приближая свое лицо к моему. – Ты будешь моей.
Он повалил меня на землю, и я почувствовала, как его руки рвут мою одежду. Я кричала, я сопротивлялась, я пыталась отбиваться, но он был сильнее меня. Мои крики становились все тише, а моя борьба все слабее.
Его руки лапали меня, а его дыхание обжигало мою кожу. Я чувствовала, как меня переполняет ужас и отвращение. Я не могла выбраться, я не могла защититься, я была в его власти.
Я пыталась отбиваться, царапалась, била его, но это только злило его. Он ударил меня по лицу, и от этого удара я потеряла всякую надежду. Я знала, что это конец. Я знала, что он меня сломит.
Я перестала сопротивляться, я закрыла глаза и ждала. Ждала, пока этот ужас закончится. Я хотела провалиться сквозь землю, исчезнуть, умереть. Я не могла поверить, что это происходит со мной. Я не могла поверить, что я такая беспомощная.
И тогда я почувствовала, как на меня накатывает безысходность. Я сдалась. Я позволила ему делать со мной все, что он хотел. И в этот момент я поняла, что моя жизнь потеряла всякий смысл.
4.Марик
Мой вечер был испорчен с самого начала, словно кто-то решил специально испытать мое терпение. Обычно я провожу вечера за кропотливой работой, погружаясь в отчеты и графики, или же в спортивном зале, выпуская накопившуюся за день энергию. Но сегодня, как назло, меня ждала прогулка с моим псом, которого я, признаться честно, не очень-то и люблю, и даже, скорее, считаю бессмысленным и глупым приобретением. Этот мелкий, вечно гавкающий шерстяной комок по кличке Гром обычно требовал своей прогулки около девяти вечера, но сегодня, видимо, решил устроить мне сюрприз и начал скулить, лаять и царапать дверь только ближе к одиннадцати.
Я, конечно же, не был в восторге от перспективы тащиться в парк в такую позднюю пору, в неурочное время. Но Гром был настойчив, словно маленький тиран, а я не привык отказывать своим прихотям, даже если они исходят от раздражающего и надоедливого пса. Моя жизнь должна была идти по запланированному руслу, и я не мог отступать от намеченного графика.
Я вышел из дома, недовольно бурча себе под нос, проклиная и пса, и эту ситуацию, и направился в сторону парка, который находился недалеко от моего дома. Поздний час не радовал, темные улицы вызывали неприязнь, но Гром, казалось, был вполне доволен сложившейся ситуацией. Он бегал, прыгал, зарывался носом в листву и вилял хвостом, не обращая никакого внимания на мое недовольство, а я шел следом, стараясь не думать о том, сколько еще работы ждет меня дома, сколько нерешенных задач скопилось на моем столе.
Я привык к тишине и спокойствию, к четкому графику и порядку, к тому, чтобы все было под моим контролем. И прогулки в парке с псом, особенно в такое время, были для меня чем-то вроде наказания, совершенно бессмысленной тратой времени. Но, как я уже говорил, я привык выполнять свои обязательства, даже если они мне не нравятся, даже если они противоречат моей натуре.
Мы гуляли по парку, погруженные в тишину ночи, когда вдруг я услышал пронзительный крик. Это был женский крик, полный ужаса и отчаяния, пропитаный болью. Инстинкт, который, казалось, дремал во мне, сработал мгновенно. Я отпустил поводок Грома, который, к счастью, был настолько тупым, что не понимал, что происходит, и побежал на звук, не раздумывая ни секунды, забыв обо всех своих планах.
Я не знал, что там происходит, но я знал, что должен помочь, что не могу просто так пройти мимо, сделать вид, что ничего не слышал. Мой долг был защитить невинного человека от беды.
Добежав до места, откуда доносился крик, я увидел ужасную картину, которая заставила меня вскипеть от ярости. На земле лежала девушка, а какой-то мерзкий тип пытался сорвать с нее одежду, нанося ей при этом удары. Я узнал ее. Это была та самая девушка, которая облила меня кофе утром, которая посмела дерзить и пререкаться. Арина Соколова.
Я почувствовал, как во мне нарастает ярость. Я не мог поверить своим глазам. Как он посмел тронуть ее? Как он посмел так с ней поступить?
Я подбежал к нему и схватил его за плечо, оттащив от Арины.
– Что ты делаешь, ублюдок? – закричал я, сжимая его плечо с такой силой, что он вскрикнул от боли.
– Это не твое дело, – прорычал он, стараясь вырваться из моей хватки.
– Это мое дело, – ответил я, сжимая его плечо еще сильнее. – Убирайся отсюда, пока я не вызвал полицию.
Тип, увидев мой гнев, понял, что лучше не спорить. Он вырвался из моей хватки и убежал, словно трусливый пес.
Я повернулся к Арине. Она лежала на земле, тряслась от страха и смотрела на меня полными слез глазами. Я почувствовал, как мое сердце сжимается от боли.
Я не знал, что делать. Я не привык к таким ситуациям. Но я знал, что должен был ей помочь. Я должен был ее защитить.
После того как этот подонок убежал, оставив Арину лежать на земле, я почувствовал прилив какой-то странной смеси гнева и жалости. Она дрожала, как осиновый лист, и ее глаза были полны слез. Я не привык к подобным сценам, и признаюсь, не знал, как себя вести.
Я подошел к ней и, стараясь говорить как можно спокойнее, спросил:
– Ты в порядке?
Она не ответила, а только сильнее затряслась. Я заметил, что ее майка порвана, и она пытается прикрыть себя руками.
Я снял с себя толстовку и осторожно накинул ее на плечи Арины. Она вздрогнула, словно от прикосновения к раскаленному железу, но все же позволила мне это сделать.
– Надень, – сказал я, стараясь скрыть свою растерянность. – Так будет лучше.
Она кивнула и, обернувшись в мою толстовку, почувствовала себя немного спокойнее.