Белая Рать

Прошло с полминуты, перед тем как залихватский свист насмерть резанул это противное висячее молчание. Никто не свистел. Это цыган втянул носом воздух.

– Да, денег у вас действительно нет, – подтвердил он.

– Видишь, я тебе не вру.

Еще один свист.

– Зато, могу поклясться, пахнет каким-то самоцветом.

Свист.

– А если точнее, рубином.

Нет-нет-нет, – завторил про себя Пересвет Лютич, – только не это. Только не рубин. Без него мне не протянуть даже до рассвета.

– Бахтало! – уже совсем недовольно прокричала из шатра Земфира. – Ну-ка иди сюда немедленно!

– Да что опять случилось!?

– Лучше подойди, чтобы я не кричала на весь табор!

– Я не могу! Говори уже!

– Как скажешь! В твоем сапоге запеклась блевотина! Воняет жутко! Я его выкидываю!

– Женщина, угомонись наконец! И прекрати тревожить меня по пустякам! Я пытаюсь работать!

– Работает он! Говорила мне мать, что я с тобой горя нахлебаюсь! Права была!

– Заткнись уже!

– Сам заткнись!

Бахтало крепко зажмурил глаза, как если бы он несколько часов кряду провел за книжкой. Покачал головой. Сплюнул.

– Бабы, – исчерпывающе произнес он. – Так на чем мы остановились? Ах, да. У вас нет денег. Но разве это моя проблема?

– Нет.

Пересвет попытался изобразить жалостливый взгляд, который бывает у евнуха при гареме, но в глубине души визжал от счастья. Цыган позабыл про рубин.

– Но, быть может, мы что-нибудь сообразим? Например, поменяем двух наших породистых кобылиц на одну твою клячу?

– Породистых? Э-э-э, друг, не ври старому цыгану.

Бахтало видел, что лошади действительно хороши. Холеные, поджарые, грациозные создания саврасой масти. И пускай они устали до изнеможения, сон и еда быстро приведут их в товарный вид.

Бахтало обязательно заберет их себе. Эти скакуны и есть то самое приданное, ради которого соседние кланы закроют глаза на пикантную волосатость его дочерей.

Нужно только повыгоднее сторговаться и дело с концом.

– У всех мужья, как мужья! А этот!? – заорала Земфира.

Далее понеслась непереводимая цыганская брань, а из шатра вылетел дымящийся сапог. Он просвистел над головой у Пересвета Лютича и скрылся в неизвестности. И уже там, в неизвестности, срывая покрывала мистики и выставляя тайное обыденным, сапог заехал суккубу прямо по лбу.

– Меняю на осла, – вынес вердикт Бахтало.

– На какого еще осла?

– На хорошего, молодого, тяглового осла.

– Но нам нужны лошади! За нами погоня!

– Ваши лошади в обмен на осла. И твои сапоги в обмен на то, что погоня вас не настигнет. Это мое последнее слово.

– Волк может пережидать грозу под любым деревом, – вылез из чащи собственных мыслей Бажен Нежданович. – Вопрос не имеет смысла. Я прав?

– Нет, Бажен Нежданович. Волк пережидает грозу под мокрым деревом.

***

Деревня Нижние Низины находилась – вот так диво, – в низине.

Каждую весну ее частично затапливало, и деревня превращалась в настоящее хозяйство по разведению головастиков. Правда, в местных исполинских лужах встречались не только головастики…

Люто вспениваясь, наверх перли нужники и выгребные ямы. Явившись прямиком из их недр, зловонные карие челноки расплывались по всей деревне. Вокруг куч перегнившего компоста возникали маленькие болотца.

Тут-то в свои права и вступала вонища. Страшная, всепроникающая и осязаемая настолько, что можно отрезать от нее кусочек и намазать на хлеб. Будучи непобедимой, эта вонища могла княжить вплоть до середины лета.

Казалось бы, тяжело так жить. Но это только поначалу. Через пару дней принюхиваешься, а через неделю зарабатываешь себе такой насморк, что можно нечаянно задохнуться, если слишком долго пережевывать еду.

Но в общем и целом, вонь была не главной проблемой Низин. Самой главной бедой, из-за которой молодежь мечтала поскорее покинуть деревню, был староста Гордей Златославович. Человек очень глупый и очень наивный.

Почему при этом он так долго оставался старостой – большой вопрос. Скорее всего, потому что часто говорил: «я староста», – а мысли и слова мечтают стать материальными. Это известно всем. Особенно тем нищебродам, которые пишут книги о том, как быстро разбогатеть.

Златославыч верил всему. Он мог бы стать богом наивности, но по наивности не был им.

В раннем детстве он верил тому, что его принес аист. И не в раннем, кстати, тоже. Потом Златославыч верил всем тем девушкам, которые говорили ему о том, что он очень хороший, но воспринимается скорей как старший брат и что когда-нибудь он обязательно встретит свою половинку, но вот только не здесь и не сейчас, а бусы да, бусы спасибо, бусы я оставлю.

Когда Златославыч помыкался по окрестностям и все-таки нашел ту единственную, ей он тоже верил безоговорочно.

Его жена частенько теряла денежку. Она частенько отдавала сиротам последний кусок мяса и страдала провалами в памяти, когда дело касалось ведения хозяйства. А еще она каждую неделю ходила с мужиками в баню. Ведь мужики, они как малые дети. Ничего не соображают. Не равен час как они перепьются и спалят баню к чертям. Следить за ними нужно.

Проследив за мужиками, жена Златославыча возвращалась сильно уставшая и пару дней ходила враскоряку.

Кстати, проблемы с памятью были и у самого Златославыча. Он забывал, как ему отдавали долги. Из-за этого он чувствовал себя очень неловко. В конце концов он вообще перестал упоминать в беседах эту тему.

Дети Златославыча были похожи на соседей, дом на сарай, а жизнь на бред.