Белая Рать

– Да.

Волчок утер слезы. Делать было нечего. Из темного закоулка его памяти вылезла поговорка о том, что перед смертью не надышишься. Человек, который придумал ее, явно никогда не бывал в Нижних Низинах.

Вдох.

Тошнотворный смрад заполнил все его существо. На этот раз Волчку было не просто плохо. На этот раз ему было больно. К запахам дерьма и гнили примешался еще один. Резкий и металлический. Запах… крови?

Выдох.

С неподдельным ужасом, Волчок сунул палец себе в нос. Да, он так и думал. Ноздри кровоточили. Он перевел взгляд с окровавленного пальца на Влада.

Что-то происходило с мечником. Что-то недоброе.

В этом коротышке произрастала злость. Она цвела и плодоносила. И столько ее накопилось во Владе, что если слегка поменять устройство мира и присвоить злости самую-пресамую малюсенькую единичку плотности, то его разорвет, да так что остатки потом будут собирать по всем Пяти Княжествам.

Нужно постараться. Нужно сделать то, что хочет Влад.

Вдох.

– Есть! – обрадовался Волчок.

Он вычленил нужный запах и теперь держался за него изо всех сил. Примерно такое же усилие требуется приложить, чтобы двумя пальцами удержать за хвост бесноватую щуку.

Выдох и тут же вдох.

Он движется, – понял Волчок и просиял. – Запах движется! Он уходит из деревни. Они уходят из этой ебаной деревни!

– Они удаляются.

Выдох-вдох.

– Причем быстро.

– По коням! – заорал Влад.

– Э-э-э, – Боря почесал в затылке. – По ослам?

– По ослам!

***

Торопливо цокая, три гончих ослика убегали из Нижних Низин.

Волчок не ошибся. Просто ему очень захотелось, чтобы запах Пересвета Лютича и Бажена Неждановича уводил прочь из этого гиблого места. И он действительно уводил прочь. Ошибки не было, он мог бы поклясться.

Другое дело разум Волчка. Измученный до предела, он отчаялся. Он понял, что на хозяина надеяться бестолку и решил защитить себя сам. Он умолчал Волчку о том, что другой, точь в точь такой же запах остается в Низинах и поныне.

– Получилось, – сказал Бажен Нежданович.

Чуть ранее сторож запихал всю их с Пересветом одежду в сумку и взвалил сумку на осла. К спине животного он привязал палку, а к палке морковку. Получилось так, что корнеплод болтался прямо перед серой мордой скотинки.

Ну-да, ну-да, – подумал осел, – э-ка ты меня обманул, хитрюга хуев.

Презрительно фыркнув, осел побрел по дороге. Запах пота и крови ратников побрел вместе с ним.

Сами ратники схоронились в кустах орешника, что неряшливо рос у ближайшей избы. Когда обманутый Влад вместе со своими людьми скрылся за горизонтом – а в Нижних Низинах горизонт располагается довольно близко, – ратники вылезли из укрытия.

Опасность миновала.

По этому поводу одноухий испытывал целый пучок различных чувств. Некоторые из них были весьма странными. Например, он испытывал гнетущую пустоту внутри себя из-за того, что никто не пытается его убить. Ни ведьма, ни бледное проклятие, ни Влад.

Даже Лампа предательски молчит и не норовит предложить очередное затейливое самоубийство.

Никому нет дела до бедного Пересвета Лютича. Его будто бы бросили за ненадобностью, как старую игрушку.

Эх, старые добрые покушения на жизнь Пересвета. Как говорится, имел, да не ценил. А погоня? За последние два дня он накрепко привык к погоне. И теперь без нее так тоскливо и пасмурно стало на душе, что впору идти колотить палкой осиное гнездо.

Наступил полдень. Сегодня было еще теплее, чем вчера. А завтра, скорее всего, будет теплее, чем сегодня. Хорошая выдалась весна, целеустремленная. Безо всяких там нечаянностей. Прет напролом и навязывает миру свои цветочки-бабочки вне зависимости от того, чего этот мир хочет.

Сторож стоял, уперев руки в боки. В отличие от Пересвета, который сгреб свое достоинство в ладошку, Бажен Нежданович не смущался наготы. Ведь как известно, стыдно тому, у кого видно. А у сторожа ничего такого не видать. Его срамота надежно укрылась под нежной рыхлостью висячего пуза.

– Распогодилось, – почесываясь, отметил Бажен Нежданович.

– Ага, – подтвердил Пересвет. – Что будем делать дальше?

– Я бы перекусил.

– Может, сперва найдем одежду?

Одетый в рубин, ремень и сумку через плечо, Пересвет чувствовал себя неловко. Особенно здесь. На дворе чужого дома чужой деревни.

– Попросим одежду у местных, – Бажен указал на ближайшую избу. – Там же и пообедаем.

– Нет!

– Почему?

– Ты голый!

– Я знаю.

– И что, тебя ничего не смущает?

– Нет. Вот если бы я просил одежду, будучи одетым…

– А еще в этой деревне нас считают упырями!

– Глупость. Мы белые ратники.