– Глядите!
– Что?
– Вон там!
– Где?
– Там!
– Никого не вижу.
– Конечно, не видите, там уже никого нет.
Пересвет Лютич злился. Злился, но не понимал на кого. То ли на медлительного сторожа, который уже в десятый раз не успевал рассмотреть темный силуэт на обочине, то ли на темный силуэт, который исчезал под взглядом сторожа, то ли на весь этот мир, породивший медлительных сторожей, темные силуэты и сверчков.
Что-то следило за ратниками из темноты. В том, что это была вчерашняя бледная тварь, одноухий не сомневался.
Это тебе мерещится, – успокаивал его Голос Лампы. – От усталости. Совсем ты дерганый стал.
Тут кто угодно дерганым станет.
Во-о-от! Сам все понимаешь! Так что давай, не глупи. Ложись спать. Полюшко родное травами укутает, да врагов отведет.
Почему ты постоянно пытаешься меня обмануть?
Обмануть!? Постоянно!? Ты что такое говоришь, бессовестный!? В чем же я тебя обманываю!?
Если я лягу спать в открытом поле, то меня сожрет бледная черноволосая девка.
Не-е-е. Не сожрет.
Ну вот, опять обманываешь.
Не-е-е. Не обманываю.
Обманываешь.
Мамой клянусь, не обманываю!
На горизонте образовалось зарево. Меньшее чем от деревни, но большее, нежели от костра.
А быть может это и есть та самая спасительная лучина в непроглядной тьме? – подумалось Пересвету. – Ну… та самая, о которой талдычат рифмачи всех мастей. Мол, так и так, вокруг тлен до колен, но вдруг все резко меняется. И все живут долго и счастливо.
– О! – коротко воскликнул Бажен. – Да, теперь я видел.
– Правда?
– Да. Это какая-то заграничная нечисть. Во всяком случае, мне неизвестно чтобы нечто подобное водилось в наших краях. Судя по всему, это чудище не привязано к определенному месту и ему под силу покрывать внушительные расстояния. Как славно, что оно охотится за тобой.
– Что ж в этом славного?
– Для тебя ничего. А я, по правде говоря, до сих пор надеюсь выжить. Для начала мне нужно добраться до границы княжества. Потом, если ты до сих пор будешь жив, нужно с тобой разминуться. Чтобы отвести от себя опасность. И в конце концов осесть на некоторое время где-нибудь в глуши.
– Отличный план.
– Спасибо. В нем действительно есть здравое зерно.
Нет, – подумал Пересвет, – спасительных лучин не бывает. Это все вранье.
И он оказался прав.
Порыв ветра принес звук. Если бы звукам пристало иметь цвет, то этот стал бы отчасти золотым, отчасти пестро-красным. Даже едва различимый среди остервенелого стрекота сверчков, он рвал душу на лоскуты и заставлял передернуть плечами.
Сомнений не оставалось. Впереди стоял цыганский табор.
***
Сегодня Бахтало не спалось.
Он поставил свой шатер на окраине табора, отказался от вина и вообще производил унылое впечатление. А все потому, что слишком многое навалилось на него за прошлые сутки.
С самого утра пришли цыгане из соседнего клана и сватали своего сына к маленькой Шанте. Вроде бы есть повод порадоваться, но возникает вопрос. А почему до сих пор не сватаются к старшим Вите и Лиле?
А даже если и станет понятно почему, то возникает новый вопрос. Можно ли девушкам, не нарушая цыганских обычаев, сбрить усы?
Потом добрая половина дня ушла на поиски пропавшего Шандора. Сорванец вернулся сам, ведя под уздцы краденого рысака.
Вот и все. Мальчик стал мужчиной. Бахтало должен им гордиться, но обычаи вновь таят в себе подвох. Ну, право дело. Не рано ли пятилетнему мальчишке съезжать от родителей?
Дальше – больше. Средний сын Чирикло занедужил желудком, а Кхамало и Бахтало Младший вырвали золотой зуб у медведя самого Барона. Тем самым они обрекли своего отца на серьезный разговор и, скорее всего, нехилую повинность.
Бахтало пригладил волосы рукой. Меж пальцев остался целый клок седых завитушек.
Трудно растить семерых детей, – подумал цыган. – Начинаю уставать. И ноги уж не те, и в груди все чаще колет без причины. Да и на рожу без слез не взглянешь. Вся в морщинах, будто это и не рожа вовсе, а вешенки.
Бахтало тяжело вздохнул. Не так, как вздыхают от душевных переживаний, а действительно тяжело – со свистами, хрипами и глубинным бульканьем.
Хотя, чему тут удивляться? Я ведь не молодею. Время несется вскачь и мне уже двадцать два.
Свет костров выцепил из темноты два конных силуэта.
Один – длинный оборванец с мутным взглядом. Второй – полуголый толстяк с рукой, коричневой от запекшейся крови. На секунду Бахтало показалось, что он видел еще и третий, женский силуэт. Но то лишь на секунду.
– Бахтало! – послышалось позади. – Ну-ка иди сюда!
Это кричала его жена Земфира. Голос ее был тем самым, настоящим женским цыганским голосом. В нем был такой надрыв и такая глубина, каких не бывает в голосах других народностей.
– Я занят!