Асафетида

Объявляется время для фотографий. Первой из толпы паломниц выплывает ухоженная дама под пятьдесят и становится на песок напротив низкого замурованного оконца в белой стене. Подруга направляет на нее объектив смартфона.

Железо грохочет прямо над головами. Перекрикивая ветер, подруга-фотограф командует улыбнуться. Модель заправляет выбившуюся из-под платка прядку и выставляет вперед ногу в сапожке на острой шпильке. В этот же миг в вышине раздается громоподобный удар, потом свист – и нечто, подобное золотой молнии, проносится по направлению вниз.

Я поднимаю глаза и вижу, что креста на куполе больше нет. У распластанной на песке женщины из спины торчит двухметровая пика с перекладинами по бокам. Как по кровостоку по трещине в сусальном золоте струится багровый ручей.

Вокруг кричат женщины и какой-то мужчина. Старушка закрывает своей дурочке уши руками и прижимает к себе лицом, чтоб не смотрела. Паломницы, кто посмелей, окружают тело, но никто не решается прикоснуться к нему. Две другие, не сговорившись, звонят в «скорую». На песке из-под погибшей расползается большое бурое пятно. В эту секунду Оля запоздало вскрикивает.

4. Парна?я

На Новый год у нас в группе ничего не планировалось, но вдруг неожиданно девчонки решили собраться на посленовогодних каникулах. Чтобы не тратиться на кафе, договорились посидеть в бане. Нас пригласила Варя. Я был с ней как будто смутно знаком, но на занятиях не встречал ни разу, хоть Лера с Викушей на пару убеждали меня, что она перевелась к нам из другого вуза еще месяц назад, с первого дня не пропустила ни лекции и успела подружиться со всеми.

Наша новая одногруппница оказалась самой маленькой среди девочек, ниже миниатюрной Оли. Из-под цветастого платка на голове у нее не выбивалось ни одного волоска, и о том, блондинка Варвара или брюнетка, оставалось только гадать. Вокруг тонких бедер была обернута и заткнута спереди юбка, сшитая из трех полотнищ разного цвета: в красную клетку, в голубую клетку и черного. Квадратные нашивки с узором на плечах простой русской рубахи напоминали широкие погоны.

Сходство с манекеном, на какие в музеях надевают народные костюмы, завершал грязно-белый холст, которым в несколько слоев было наглухо замотано ее лицо. Варвара почувствовала мой взгляд, хихикнула из-под своей тряпицы и шутливо замахнулась березовым веником, но вдруг смутилась и выбежала вон.

Наша группа сидела в парно?й за длинным столом на двух скамьях лицами друг к другу. В стенах между бревнами торчал высушенный мох, капли застывшей смолы выступали из щелей в древесине. Пахло сосной.

На праздник в баню я пришел голым – это казалось мне само собой разумеющимся. Но только я один был такой. Оля, Викуша, Анжела, пухленькая Аня – все были разодеты и с прическами из салона. Даже Светка пришла не в коже и железе, как обычно, а в шикарном, хоть и чуточку старомодном платье с блестками: наверно, купила его в каком-то комиссионном.

Лера была в прозрачном платьице из белой вуали. Тугой лифчик сдерживал груди, которые при каждом движении так и норовили выпрыгнуть наружу. Случайно или нарочно, она то и дело касалась под скатертью коленкой моей голой ноги. Оля с другого края обстреливала нас ревнивыми взглядами.

Лера потянулась за чашкой, наложила себе крупно наструганной редьки с медом и принялась уплетать за обе щеки незамысловатый салат вприкуску с хлебом. Ломоть у нее в руке был размером с полбуханки.

– Ты чего не ешь? – Пробубнила она с набитым ртом.

Я хотел привычно ответить, что нет аппетита, но из горла вырвался странный деревянный скрип. Лера непонимающе уставилась на меня.

Дверь в предбанник хлопала не переставая. Варвара составляла на скатерть всё новые яства: огурцы, грибы, квашеную капусту с клюквой, репу под хреном и наконец бочонок соленого снетка, в который Аня тотчас запустила пухлую ладошку и начала одну за другой таскать рыбешек в рот.

Только раз хозяйка устроилась передохнуть на краешек скамьи, но не просидела и минуты, окинула жующих взглядом невидимых под белым полотном глаз, взяла прихватки огненно-красного цвета и пошла доставать из банной печи главное лакомство.

Когда Варвара водрузила противень на стол, девочки заахали от изумления. В птичьей туше с румяной корочкой на вид было никак не меньше трех пудов.

Аня полезла с вилкой, но хозяйка предупредила жестом: горячо! Девочки разлили шампанское. О том, что я не пью спиртного, все знали, и даже не предлагали. Я сначала стеснялся своей наготы, но уже успел забыть об этом и поднялся со скамьи за квасом как ни в чем не бывало. Лера с игривой улыбкой покосилась на мой пах, но тут же ее карие глаза наполнились ужасом. Я сам посмотрел вниз и понял, в чем дело: вместо того, что должно быть, между ног у меня торчал тонкий деревянный сучок, на конце раздвоенный на две веточки.

Лера испустила протяжный вопль, который подхватила Викуша, потом Оля, Светка, пухленькая Аня и остальные, все разом уставившие взоры на мое деревянное естество. Девчоночий крик на одной ноте слился в какой-то неживой механический звук, похожий на пожарную сирену. В это же время помещение стало заполняться дымом. Источником его были угли, которые стоявшая у печи хозяйка зачем-то выгребала лопатой из устья и расшвыривала по полу вокруг.

Светка заметила это и кинулась на нее с кулаками, но Варвара вперед метнула горсть головешек на подол Светкиного вечернего платья с блестками. Ткань занялась. Спасать Светку бросилась Лера с кувшином кваса в руках, но вместо кваса из горла сосуда почему-то вдруг хлынуло постное масло. Столб огня взметнулся до самых потолочных досок. Лерино прозрачное одеяние тоже вспыхнуло. Объятые пламенем, девочки кружились по парно?й как две балерины и визжали от нечеловеческой боли.

У двери уже трещал огонь. Единственным выходом оставалось окошко под потолком. Рослая Анжела попыталась выбить его бутылкой, но мутное стекло оказалось на поверку бычьим пузырем – пустая бутылка из-под шампанского отпружинила от него и чуть не ударила Анжелу по лбу. Тогда Викуша протянула ей нож.

Подсаживая одна другую, одногруппницы начали карабкаться по полка?м вверх. Когда из-за застрявшей в оконце Ани возникла заминка, Анжела снова пришла на помощь и волейбольной подачей в зад отправила ее, перепуганную до смерти, на спасительный воздух.

Один я никуда не спешил, отхлебнул прямо из кувшина кислого кваса и сел обратно на скамью. Поток кислорода из открытого окна сделал свое дело: огонь облизывал уже ножки дубового стола. Возле печки догорали Лера со Светкой, успевшие превратиться в две бесформенные угольно-черные кучи.

В то время как сквозь дым я наблюдал за исчезающими в оконце один за другим девичьими задами, туша на противне зашевелилась и расправила конечности. Я понял, что это не гигантская птица, а женщина. Она засопела и поползла в мою сторону, на ходу опрокидывая посуду на льняную скатерть. Пышные груди раскачивались при движении, сморщенные обгорелые соски на них напоминали две черносливины. Я дождался, пока ведьма приблизится, и с размаху всадил в одну из ее грудей попавшуюся под руку вилку. Когда я вырвал ее обратно, на зубьях остался кусок жирного мяса.

– Ядый мою плоть имать живот вечный, – прошипела она, давясь хохотом, вцепилась пальцами мне в руку с вилкой и мясом на ней и стала пытаться засунуть мне в рот эту частичку себя.

В следующий миг мы уже барахтались на полу. Кожа мертвечихи под моими пальцами похрустывала точь-в-точь как корочка курицы из духовки. Я изловчился и еще раз ткнул ее своим оружием, на этот раз промеж ребер. На голый живот мне закапало топленое сало.

– Мати! Уд не отломи! – Взвизгнула Варвара из дыма.

И тут же между ног у меня хрустнуло. Она замерла. Этой секунды было довольно, чтобы сбросить с себя ведьму и выбраться из-под стола, о который я напоследок крепко приложился затылком.

Во мгле передо мной проявились тонкие руки, покрытые струпьями от ожогов. Я увернулся и бросился к полка?м, куда уже подбиралось пламя. За окошком зияла чернота. Наполовину просунув туловище наружу, я вдохнул полные легкие уличного воздуха и внезапно проснулся.

Во рту стояла горечь, а в носу – запах гари. Я машинально ощупал промежность: всё было на месте, и только череп от привидевшегося во сне удара трещал не хуже, чем от настоящего. 4:31. 26 декабря. Я посмотрел на экран и положил телефон обратно на тумбочку, но через минуту снова протянул к нему руку. Быстро пролистал ленту «ВКонтакте» и открыл местные новости.

В разделе происшествий писали об очередном изувеченном трупе в лесу. В этот раз погибла пожилая пациентка Хиловской лечебницы, тело ее обнаружили в болоте неподалеку от территории. Некто с псевдонимом Чертовка53 цинично сообщала в комментарии под статьей, что ехать в этот «с позволения сказать, санаторий» и стоило-то разве только за смертью. Кажется, она сама недавно вернулась с лечения.

После шел репортаж о трагедии в кремле, причиной которой эксперты назвали ветер аномальной для зимы двенадцатибалльной силы по шкале Бофорта. Имя единственной жертвы не разглашалось. Сообщали только, что ею стала паломница из Великого Новгорода, мать двоих детей. Крест вошел в левую лопатку и разорвал сердце пополам, смерть наступила мгновенно. Епархия выражала скорбь и вместе с ней надежду на помощь прихожан в восстановлении храма.

В обсуждениях под статьей не было ничего интересного, если не считать краткого исторического исследования от пользователя под ником Профессор. Он цитировал Псковскую третью летопись за 1400 год: «Бысть боуря велика, и с Святыи Троицы крест боуря сломила, и пад на землю и весь разбися». В числе прочих знамений (затмение солнца, луны, «хвостатая звезда», непонятные «два месяца в небе рогами друг другу») событие сулило горожанам череду страшных бедствий, что отметили начало XV века в истории Псковской вечевой республики. К сообщению было прикреплено с десяток отсканированных страниц из Полного собрания русских летописей.

Горелый запах, который я чувствовал во сне, а потом при пробуждении, никуда не делся. Не стерпев, я вылез из-под одеяла и прошелся с инспекцией по обеим комнатам, кухне и прихожей. Пахло везде, но у входа, как мне показалось, сильнее всего. Памятуя о том, как в сентябре заискрил счетчик на лестничной клетке и Точкин заливал его пеной из личного огнетушителя, я решил проверить, всё ли там в порядке.

Наяву я не забыл уже натянуть штаны, вышел в подъезд и посветил телефоном на электрошкаф. В двери напротив осторожно зашевелился замок.

– Не спится? – Приветствуя меня, Точкин тронул фуражку за козырек. Несмотря на ночной час, на нем был оливковый китель и такого же цвета брюки с острыми стрелками.

– Вы запах горелого не чувствуете?

– Никак нет, – лейтенант прикрыл дверь за своей спиной и повел носом с ответственным видом.

Я отмахнулся, что, наверное, приснилось, и уже собрался уйти, но был остановлен вопросом:

– Кошмары мучают?

– Да.

– А какие? – Полюбопытствовал сосед.

– Эротические, – ответил я в расчете на то, что допрос на этом будет окончен.

– Пойдемте чаю выпьем. Травяной будете?

Жилище его с одной комнатой, крохотной кухонькой и прихожей, где вдвоем было не разойтись, зеркально повторяло наше за вычетом задней спальни. Мы давно не встречались, и, рассмотревший меня получше в свете люстры в прихожей, Точкин был поражен моей худобой.

– Нервное истощение, – просто объяснил я.

Он покачал головой, но не сказал ни слова и церемонным жестом пригласил меня в комнату.

Шторы была раскрыты. Сквозь тюль пробивался свет трех дворовых фонарей.

– На диван присаживайтесь, – крикнул Точкин из кухни, хотя иной мебели для сидения в комнате всё равно не было.

Хозяин на секунду забежал в помещение, в одиночку подтащил к дивану-книжке стол-книжку и распахнул одну створку.