Иная реальность. Часть 1. Грань отчаяния

Подняв голову, Марк сурово посмотрел на брата.

– Врубаюсь…, – спокойно повторил он со вздохом и прибавил: – Родители сегодня ругались между собой или, может, кричали на вас?

Тимофей закачал головой в ответ и начал рыться в куче книг, завалившей весь стол. Заметив лежащий рядом смартфон, он тут же повеселел и, причмокнув губами, хотел было уже взять, однако его намерения сразу пресёк серьезный голос.

– Не трогай… В этом телефоне нет никаких игр…

Тимофей невнятно буркнул что-то и вприпрыжку побежал к двери. Через мгновение шкаф затрещал, послышалось тихое детское хлюпанье носом.

С молниеносной скоростью, бросив папку в ящик стола, Марк развернул вокруг своей оси коляску. Увидев лежащего на полу брата, прижимавшего обеими ручонками разбитый нос, из которого на пол капали алые капли крови, Марк одним махом подъехал к нему. В груди бешено колотилось сердце, словно кувалдой дубасило под рёбра.

– Тише-тише, Тимошка… Ты же мужчина, – медленно, чтобы не начать заикаться, успокаивал он брата, хотя внутри его всё колотилось. – В-встать мо-можешь? Дай руку… Во-вот так…

Поднявшись, Тимофей всхлипнул пару раз, волоча медленно ноги, подошел к кровати и сел, всё также держась за нос обеими руками. Казалось бы, ещё минуту назад он был полон энергии, а сейчас… Сейчас же он сидел неподвижно и глядел поникшим взглядом в одну точку.

В прихожей послышались глухие, весомые шаги, сопровождаемые слабым шарканьем. Именно эти шаги заставили Тимофея подвинуться вплотную к стене и ещё более испуганно смотреть большими круглыми глазами в сторону дверного проема.

При виде этих бедных глазёнок у Марка свело горло. Он хорошо знал, что за почти любую ошибку, любое падение отец не пощадит, и неважно, что вызвало эту ошибку. Поэтому, если что-нибудь случится, лучше всего было промолчать, скрыть следы. Но как быть сейчас, когда этот Шумахер разбил себе нос? Что делать? Может, сказать, что толкнул, взять всю вину на себя? Тогда точно не видать поездки. А это, вполне возможно, последний шанс. Тебе уже двадцать четыре. Заметил, с каждым годом из головы, как из дырявого ведра, утекает всё больше и больше правил, формул?

Эти мысли, которые, казалось, остановили время, вскоре прервал суровый мужской голос:

– Что здесь случилось? О… Вообще супер…

Немного повернувшись на коляске, Марк увидел, стоящего возле двери отца, который был, судя по всему, сильно ошарашен представшей перед ним картиной. Спустя пару минут, округлое, чисто выбритое лицо Владимира Михайловича налилось багровой краской, а на гладкой шее, сливающейся с ключицами, выступили тонкие жилки.

– Что это такое, Тимох? Объясни мне, – громко с оттенком нараставшего гнева произнес он, присаживаясь на край кровати. – Покажи… Отнял руки… Я сказал отними руки… Или ты ещё мозги себе вышиб? Обратно вкручу…

Сотрясаясь всем телом от страха, Тимофей, всхлипнув, нехотя подчинился отцу.

Маленький носик теперь был похож на синею с красным отливом сливу, а верхняя губа была рассечена. От этого вида у Марка по спине пробежали мурашки.

Да, это был пустяк в сравнении с тем, что ему представлялось, в непонятно откуда берущихся видениях. Однако, когда ты наяву наблюдаешь боль и страдания близких тебе людей, то это не идет ни в какие сравнения.

– Сколько мне вдалбливать тебе, ходи нормально? – распекал сам себя Владимир Михайлович. – Болит переносица?… Ты можешь объяснить, как это вышло?

– П-п-па-па не-не кри…, – Марк запнулся, услышав.

– Мало мне проблем с одним инвалидом… Так ты еще покалечь сам себя…

В правый висок, как будто кто-то ударил молотком. Марк стиснул зубы от тупой неожиданной боли, которая молниеносно распространилась по всей голове, сжав её в тиски. В ушах невыносимо звенело, причем на разные лады. Эта какофония заглушала всё вокруг. Мебель, стены, потолок рассыпались, словно были сделаны из песка. Начал вырисовываться знакомый, холодный, тёмный окоп.

«Нет, нет, только не сейчас», – завопил в мыслях Марк, всеми силами пытаясь не подавать виду, что с ним что-то не так.

Заперебирал руками по колёсным ободам, словно хотел куда-то сбежать, скрыться от всего. Да вот только куда? Нередко в мечтах рисовал: просторная, светлая аудитория, ряды парт ступенчато взбирались вверх. Марк сидел на первом ряду и что-то чертил на ватмане, время от времени посматривая на тёмно-зелёную доску, где мелом была начерчена трёхмерная, замысловатая, геометрическая фигура.

Тихо, лаконично тикали настенные часы. Будто бы намеренно попадая в их такт, цокал каблуками лаковых туфель сухой, невысокого роста, седой профессор, который прохаживался по аудитории.

Наверное, после долгих пар Марк с удовольствием сбежал бы по широкой мраморной лестнице вместе с друзьями на улицу. Свежий ветер трепал бы его волосы. Весёлые разговоры. Смех. Бурные обсуждения планов на вечер.

Однако это были всего лишь мечты, пустая игра фантазии, за которой ничего не стояло. Мечта, словно мираж, к которому ты постоянно стремишься и никогда не достигаешь, спотыкаясь об острые камни реальности.

Вот и сейчас один из таких булыжников с самого утра хорошенько огрел Марка, причинив лютую боль. По наитию подъехал к столу и опёрся на него локтями. Пытаясь успокоиться, посмотрел в окно, но кроме ярких бегающих точек не смог разглядеть ничего. Что творилось в комнате, тоже не слышал.

В голове сгущались чёрные, грузные мысли, образовывая какой-то нервный комок, который с невероятной скоростью увеличивался, сдавливая мозг.

«Отец сказал правду… Из-за меня родители не могут никуда выехать, потому что я не способен самостоятельно сходить в туалет… Из-за меня моя семья не может ночевать в деревне, так как я задыхаюсь там… Из-за меня отец упрекает маму, что она не хочет заниматься огородом… Три года назад дедушка ослеп тоже из-за меня… У него было воспаление легких… Вместо того, чтобы взять его к нам, вылечить, мама побоялась, что я заражусь, и положила дедушку в больницу… А он… Лучше бы я…».

Марк стиснул зубы, чтобы не заплакать. Однако, как назло, по щекам всё равно скатилась пара скупых слезинок, которые он в тот же момент смахнул, как только ощутил чью-то руку на плече. Оглянувшись, Марк расплывчато увидел мамин силуэт.

– Сынок, пошли кушать. Там я приготовила твоё любимое мясо по – французски и нажарила оладьев. Пойдём, а то всё остынет, – прорвалось сквозь затухающий звон.

Немного замявшись, Марк с большим трудом отыскал в себе силы улыбнуться.

– Хорошо, мам, скоро подъеду… Мне тут срочно надо найти одну книгу, – на ходу придумал причину, чтобы еще несколько минут побыть одному.

– Может, тебе помочь?

Екатерина Евгеньевна, подойдя ближе, со вздохом взяла пару книжек из завала, который творился на столе. Тонкие, бледные пальцы с быстротой сложили их в стопку и отправили на полку.

– Когда я приучу твоих братишек к порядку? Не знаю, как быть, – удручающе произнесла она, поправляя упавший на ухо локон. – Ты был бы совсем другим…

– Никто, никогда не узнает, кем я был бы, – оборвал Марк мать, подобрав с пола бумажную стрекозу, поделку брата.

– Удивительно, как это Костику удаётся так склеивать… С первого взгляда она кажется живой… А если присмотреться, то… Крылья, одно уже, второе длиннее… Лапы кривые… И что с неё…

Швырнув стрекозу на залитый солнцем подоконник, он покачал головой и продолжил свой бутафорский поиск.

– У каждого своё предназначение, сынок, – прошептала Екатерина Евгеньевна, прижав Марка к себе. – Я хотела, чтобы ты выздоровел, чтобы ходил, чтобы ни от кого не зависел… Мы с папой делали всё ради тебя… Возможно, этого было недостаточно… Пожалуйста, извини…

Марк чувствовал тёплое мамино дыхание, ласкавшее с каждым произнесенным словом его макушку, трепетное биение её сердца, терпкий запах охры. Ему было жарко, душно в этих сковывающих объятьях, из которых не терпелось ускользнуть поскорее.

– Мама…, – начал было, пытаясь вырваться.

Но в тот же самый момент из кухни донёсся гулкий звук разбитого стекла. Затем на несколько секунд в квартире наступила такая гробовая тишина, что можно было разобрать, о чем говорили соседи сверху. Тишина, которая настораживала и пугала.

В памяти почему-то вспомнился тот летящий по серому, нависшему над окопом небу, снаряд. Вспомнилось вот такое же, как сейчас, лютое напряжение ожидания следующей секунды. Пронесёт или зароет тебя в землю окончательно?

– Бездарь, что я тебе говорил? Не ставь себе под руку чашку… Машешь своими граблями… Что ты тут делаешь? Ешь? – наконец раздалась целая канонада, – Зачем сюда пришел? А это что горит? Пошла красавица, бросила на огне котлеты… Катя… Кать…

Этот монолог, состоящий из каких-то обрывочных фраз, ругани, непонятных вопросов сотрясал воздух, как взрывная волна, которая рушит всё на своём пути, проникая в трещины сознания.

Наспех поцеловав сына в лоб, Екатерина Евгеньевна сказала немного поникшим голосом:

– Ладно, Маркуша, пойду разбираться, что там такое творится… Ищи свою книгу и подъезжай на завтрак…

– Мама, закрой, пожалуйста, дверь… Сейчас буду, – отозвался Марк, перекладывая книги.

После щелчка дверной ручки он бросил это ненужное дело, откинулся на спинку коляски и, глубоко вздохнув, закрыл глаза, будто бы собираясь нырнуть на глубину. Туда, куда бы не доходила бесконечная суета дней. Там, где не было бы ни душевных мук, ни телесных страданий, ни распрей, которые порой доводят до слепой паранойи.