Иная реальность. Часть 1. Грань отчаяния

Иная реальность. Часть 1. Грань отчаяния
Максим Бацкалевич

Обречён ли на одиночество человек с тяжёлой формой ДЦП? Балансируя на грани отчаяния и надежды, главный герой Марк настойчиво ищет пути выхода из замкнутого круга личностного оцепенения и физических ограничений. Разные слои реальности сменяют друг друга, удивляя взаимосвязями и способами артикуляции смысла.Преодолевая травму встречи с самим собой и обществом, Марк наполняет значениями свою иную реальность. Помогут ли творчество и любовь чувствовать себя живым и счастливым?

Иная реальность

Часть 1. Грань отчаяния

Максим Бацкалевич

© Максим Бацкалевич, 2025

ISBN 978-5-0062-5646-0 (т. 1)

ISBN 978-5-0062-5645-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рецензия

Максим Бацкалевич – писатель.

Это главный вывод, который я сделал, прочитав его повесть.

У Максима – нелегкая судьба. Он – инвалид с детства. И можно было бы без труда предположить, что если он будет писать, то – о своей болезни.

Но, – нет. Его интересуют иные темы, я бы сказал: более всеобщие, более объемные, если угодно. Например, война и искусство, и вообще искусство, как возможность человеку проявить себя, выполнить ту задачу, ради решения которой он послан на землю.

Его повесть многогранна, многослойна, и, если можно так выразиться, – многовременна. В ней переплетаются разные события, люди и времена, что делает ее безусловно очень увлекательной. Бацкевича интересует внимание читателя, он не просто поет потому, что у него есть песня – он хочет меня увлечь.

Но писателя, в первую очередь, выдает, конечно, не сюет (хотя он важен), и даже не идеи (которые трижды важны), но стиль.

«Солнечный, полный надежд день, превратился в стылую ночь». Привожу эту цитату, как образчик письма Бацкевича: с одной стороны, очень просто, с другой – метафорично и одновременно понятно.

Повесть молодого автора достойна того, чтобы прийти к своему думающему читателю и заинтересовать его.

Я искренно желаю автору всяческих успехов на литературном поприще. Он это вполне заслужил.

    Андрей МАКСИМОВ, российский писатель, член Академии Российского телевидения.

От автора

Название этой книги существовало с самого первого дня её рождения и стало своеобразным пророчеством, как для меня, так и для всего мира. Я никогда уже не буду таким, каким был в тот день, да и всё вокруг изменилось до неузнаваемости.

Что это был за день? – спросите вы меня.

27-го октября 2019 года. Обычный, пасмурный, осенний день. День, когда Covid19 казался далёким, будто бы чёрная туча на горизонте. Пронесёт стороной. Всё будет хорошо. Это был день практически за месяц до огромной катастрофы в нашей семье, которая перевернёт наше сознание, нашу жизнь навсегда. За время работы над этой книгой меня самого несколько раз переплавило в горниле судьбы. Это был день, уходящего быстрым шагом мира.

Для меня лето 2019 года выдалось благоприятным. Изданная исповедальная повесть Карцер души вызвала большой интерес у читателей и получила высокую оценку. Некоторые люди говорили, что, прочитав эту книгу, они стали совсем по-другому смотреть на жизнь. Это огромная радость и благодать, видеть, как твоё детище приносит пользу другим. Однако в этом кроется тяжелая ноша: а что писать дальше?

Планка была поднята довольно высоко. Нужно было либо победить свой страх – и прыгнуть, либо остаться, с затухающим успехом Карцера души. Мой выбор сейчас перед вами, дорогой читатель. И только вам решать, что это взлёт или падение. Эта книга может показаться очень тяжелой и жёсткой. Моя задача показать реальную картину жизни героев этого повествования. А жизнь – штука сложная, особенно, когда ты потерял её смысл, когда внутри тебя пустота и прах. У меня нет желания пересказывать все три сюжета-матрёшки этой книги. Очень надеюсь, что перед моим монологом будет критика от одного из самых великих литераторов нашего времени, Андрея Макаровича Максимова, с которым мне выпала честь быть знакомым. Весьма ценно будет получить его оценку. Также с нетерпением жду рецензии от Александра Николаевича Логинова, моего редактора и наставника.

Желаю вам приятного прочтения и благодарю за то, что уделили время этой книге. Пожалуйста, делитесь своими впечатлениями. От вашего мнения зависит, будет ли вторая часть этой повести

ПРОЛОГ

«Один небольшой штрих грифеля по девственному альбомному листу – это мой глубокий вздох. По его стезе идут остальные линии, которые, слившись в очертание будущего наброска? дарят мне дыхание, с помощью которого я могу видеть, как на заре пробуждается луг, как к восходящему солнцу тянется кровавый цветок, как с первым лучом света какой-то старик надевает сбрую на тощую лошадь, как по жгучим пескам Сахары бедуин ведёт на север навьюченных верблюдов, как катится по руслу безымянная речушка, как падает снег на пути неизвестного вагона.

Лишь благодаря этому дыханию, я могу ощущать прелый аромат обнажившейся под острым лезвием плуга мокрой земли. Могу услышать тихий шелест падающих листьев в парке, весёлый щебет синичек, бешеный лай собак, который разносится по всему чёрно-белому морю тайги.

Это дыхание даёт мне возможность почувствовать то, что чувствуют совсем незнакомые для меня люди. От этого порой бывает жутко. Потому что ты будто бы вселяешься в другого человека. Видишь то же самое, что и он. Идёшь туда же, куда идёт он. Думаешь точь-в-точь, как он. Люди бывают разные. У каждого своя уникальная судьба. Больше всего меня печалит, когда собственным умом понимаю, что этот человек сейчас сделает большую ошибку, которая приведет к фатальным последствиям, но ничего нельзя изменить. У меня нет никаких прав для того, чтобы вмешиваться в жизнь других людей.

Если бы я мог выразить всё это в словах, то уверен, что это заняло бы несколько сотен страниц, на которых описывались бы различные истории из жизни этих людей. Быть может, словом можно больше передать смысла, чем одной линией. Хотя, сколько необходимо слов, чтобы рассказать до мельчайших деталей о том, что нарисовано на полотнах Да Винчи, Караваджо, Рафаэля, Пикассо? Есть ли вообще такие слова в мире?

Однако одна картина не способна выстроить сюжетную линию, поведать о том, что было до или после. Это только просто маленький кадр, который показывает то, что делается в данный момент. Картина – это история, ограниченная границами холста. В то время как слова, правильно уложенные автором в тексте, в силах нарисовать в воображении читателя ничем не ограниченную картину.

Но не совсем логично сравнивать живопись и литературу. Это два противоположных столба, на которых тысячи лет держится наша цивилизация. Всякий художник, писатель, поэт вносит в этот мир что-то новое.

Каждому своё.

Возможно, мои рисунки бездарны, но именно благодаря им, я пока еще жив. Если Господь отнимет у меня это дыхание, то…».

Глава 1

Поставив три жирные точки, Марк тяжело вздохнул и, захлопнув серую книжечку, сунул её в щель между стеной и шкафом, стоящим подле кровати. Затем приподнявшись на локтях, он посмотрел на монохромный дисплей часов, которые расположились на полке в дальнем углу комнаты.

– Без пяти минут десять… Что-то я провалялся слишком много…, – пробормотал себе под нос Марк.

Через закрытую дверь в ещё сонную, с приглушенным оранжевыми шторами светом, спальню врывались разные звуки уже ожившей квартиры. С кухни доносился звон посуды, назойливый визг блендера, который заглушал голоса. В соседней комнате бубнил телевизор, слышался непринужденный детский смех.

– Новый день… Вдобавок еще выходной… Если так подумать, то у меня после окончания школы вся жизнь – сплошной выходной… Помню, придёт суббота, хочется посидеть в компьютере… А теперь сиди, хоть до посинения… Ладно, хватит болтать.

Марк потянулся к одежде, лежащей на спинке инвалидного кресла, как вдруг вся комната зашаталась в разные стороны, всё вокруг потемнело…

***

– Э, э, малец, вставай. Нужно убираться отсюда, пока немчура нас не заметила.

Еле разжав заледенелые веки, Марк увидел перед собой пожилого человека в лощёной от грязи и крови гимнастёрке, который, став на колени, портянкой обматывал его плечо.

– Чё ты с ним возишься, Потап… Пулю в лоб. Тебе же не впервой, – хихикнул широкоплечий с одутловатым лицом верзила, стоящий рядом.

Ничего не говоря, Потап обернулся. Верзила отступил на пару шагов, медленно потянувшись увесистой рукой к нагану, заткнутому за пояс. Его маленькие, глубоко посаженные глаза пылали гневом, желваки ходили на щеках, заросших рыжей щетиной. Он делал вздох за вздохом, раздувая мясистый нос.

На несколько минут возникла напряжённая ситуация, которая дала Марку время, чтобы немного прийти в себя и оглядеться.

Он сидел на каком-то ящике на дне траншеи, прижавшись спиной к неотёсанным бревнам. Его окоченелые пальцы сжимали цевье «мосинки». Во всём теле была слабость и дрожь. Левое плечо то ныло, то нестерпимо жгло, словно в него тыркали каленым гвоздем. Во рту было сухо и горько.

Неподалеку на голой земле, покрытой толстым слоем черной вонючей жижи, сидело пять или шесть человек в таких же гимнастёрках. Между этими людьми царила мёртвая тишина, которую нарушал лишь стон. На пропитанных кровью, потом, дымом суровых мужских лицах был виден страх, как будто они были малыми детьми, брошенными на произвол судьбы.