Брошенная целина

Иван успокоился. Парни отпустили его, он сел на траву.

– Будет, – сказал пожилой. – Всё будет делать, как хозяин скажет. Ты парень прав – холопьё. Мы… Извините, мужики, но правда сегодня не получится. Я – то ничего, этот тоже, хоть и баран. Тьфу на тебя! Этот хозяин, правда, запретил. Он – та еще тварь, честно говоря. Узнает, что тут кто есть, может и ментов вызвать. Зачем вам это? Извините, еще раз. Пошли отсюда, герой херов.

Они ушли. «Простите парни, что-то я сорвался», – сказал Ванька Немец.

Не договариваясь, начали собираться. Рыбачить расхотелось. Сложили и забросили в багажник удочки числом три. Выпивку, закуску обратно по пакетам. Было чувство какой-то потери, словно что-то украли.

– Как детство отобрали, – сказал в пустоту Костя.

Сели в машину, тронулись. Позади – падающее небо.

Когда вернулись в деревню, уже развеселились. Не трагично, в конце концов. Можно вообще на Обь рвануть рыбачить. Не сегодня, сегодня – поздно. На днях. Бредень взять.

Сидели на лавочке во дворе Шиллеров, о пустяках разговаривали, пока не возникли созвездия. Костыль заявил, что будет спать на сеновале, Немец решительно отказался.

Костя по лестнице забирался на сеновал, Славка снизу сдернул с него трико.

Расхохотались, брехливым хрипом откликнулся из конуры Рамзик.

– Спокойной ночи, Слав.

– Спокойной ночи, Кость.

Зарываясь в запашистое сено, Славка второй раз за день ощутил это – будто он пока еще не родился, вот-вот дожен, но не сегодня. Сегодня – покой.

***

Отчетливый щебет. Славка проснулся. Траву из кроссовок, футболку отряхнул. Очки в кармане. Сено вынул из волос. Спустился. Проскользнул мимо пса. Побрызгал на кустики. Осторожно ступая, шагал по селу. Раннее утро в деревне.

Приехал, подышал, подлечился. Пора.

Родная родина, деревня с речкой! Прощаюсь второй раз. Теперь окончательно.

Мычанье коров как гудок паровоза. Где-то щелкает бичом пастух.

Теперь уж точно навсегда.

Костя зашел в дом, на цыпочках прокрался в комнату Ивана. Тот спал, тяжело дыша, испарина выступила на лбу, неестественно вывернутая рука его, лежала поверх одеяла, краешек которого он крепко сжимал кулачком.

Костя потряс его за плечо.

– Ванька! Немец, блин. Проснись уже.

– Что такое? – разлепил с трудом глаза Иван.

– Уехал. Славка уехал! Еще на рассвете, наверное. Вот, СМСку написал: «Уехал, точка, теперь точно насовсем, запятая, копите деньги, до встречи в москве». Москва с маленькой буквы. Пиво будешь? – Костыль протянул открытую банку пива.

– Не буду. Ну, уехал. Понятно было, что уедет.

– Так я так понял, что он на несколько дней.

– Костя! Ты дурак совсем, что ли? У него даже сумки с собой не было.

– А ведь точно! – Костыль призадумался, пиво потягивая. – А еще говорил, что-то вроде тачка где-то ждет.

– Такси. Из города. Стояло в лесу возле трассы. Я же на речку ехал по обводной, видел. И с таксистом говорил. Он и сказал, что молодой парень из Москвы сюда приехал, заплатил за простой, чтобы в любой момент рвануть в город, скорее рано утром, потому что билет на самолет уже есть. Обратный билет.

– Ты знал?!

– Да не ори.

– Нет, а чё не попрощаться по-людски?

– Ну, не захотел. У тебя курево есть?

Костыль похлопал по карманам.

– Есть. А это, слышь, ты ему не сказал?

– Нет. Ты знаешь – уже много. А ты не скажешь. Якши?

– Окей, – вздохнул Костя. – Но как так-то? Как так? Пишет: теперь навсегда. Навсегда.

– Он приедет. Он обязательно приедет. Рано или поздно, хорошо бы летом. И тогда надо будет съездить на рыбалку на наше озеро. Обязательно с ночевьем, заплатить там этим барыгам. Согласен?

Костя кивнул.

Ровно через год Ваня Немец умрет от рака крови. И Славка действительно приедет в деревню. Горсть земли на крышку гроба, занавес слёз.

После поминок Вячеслав и Константин уедут на озеро, где берег не крутой, водка из горлА, мрачное молчание, падающее небо, а рядом на траве – не разобранные раскладные удочки числом три.

Сугробы

Метель, пурга, буран, снегопад, как только не называют. Февраль выдался снежным. Когда метели иссякли, приехал я из краевого центра в деревню к матери, откапывать родительский дом. Преимущество безработного – вольный график жизни в позе неоцененного гения. Самое время для добрых дел.

Я люблю со свежим снегом возиться. Гребешь, гребешь лопатой, размышляешь. Красота! Снежок лег безмятежно как одеяло, белый-белый, чистый-чистый, хочется набрать горсть, растереть лицо. И не трогать бы его, но надо же матери на работу ходить, в магазин. Да что там! Замело так, что и до бани не пробраться. Пробиваю тропинки, один черенок уже сломал, насадил лопату на новый, заранее припасенный. Кидаю снег монотонно, размерено, и настроение накрыло такое умиротворенное, созерцательное. Думается о том, что снег – символ чистоты, даже в Библии есть что-то такое: «…и паче снега убелюся…».

А вчера улицу чистил бульдозер – слава коммунальщикам – проехал, разгреб снег по сторонам так, что в результате двухметровый сугроб подпер калитки всем восьми домам на нашей улице. Тракторист – красавец! А что? Он работу свою сделал, а как там люди, так не его дело. Вот такие мы доброжелательные россияне. Сколько раз замечал: стоит народ на остановке, а на дороге – лужа, обязательно какая-нибудь проезжающая мимо машина прибавит скорость, и прям по луже, чтобы непременно одного, второго грязью обрызгать.

За день, я нормально отгреб, скребу лопатой уже по дну траншеи, смотрю – пробирается ко мне Серега, бывший одноклассник, живущий неподалеку.

Стандартно: «Здорово – здорово», «Из города? – ага», «Как оно? – нормально», Женился? – уже развелся».

Серега помялся, помялся, произнес ожидаемую фразу:

– Займи триста пятьдесят денег до завтра. Край- послезавтра.

– Нету, – отвечаю.– Денег. Сам бы у кого занял, только отдавать нечем.