Как Манька Сорванец душу дьяволу продавала

От чувственного потрясения Петька вздрогнул и отчаянно завертелся, тщетно пытаясь отогнать от себя вероломно подкравшееся из темноты наваждение.

– У Мани ресницы длинные и пушистые, а губы розовые, будто малиновым вареньем перепачканы, – продолжала издеваться мать из соседней комнаты, – А ведь она отродясь помадами не красилась. Красавица, каких поискать, а руки золотые… золотые… золотые…

Голубоглазая красавица с пушистыми ресницами тянула к Петьке ручки с тонкими, изящными, обещающими наслаждение пальчиками, призывно и задорно смеясь и приглашая с собой в бескрайнюю синь. Парень пригляделся и оторопел – на девушке не было ни нитки! Колосья пшеницы заботливо скрывали от его жадных глаз все самые волнующие линии и изгибы, но Петька точно знал, что незнакомка согласна подарить ему всю себя без остатка.

Но незнакомка ли? Что-то до боли родное, беззащитно милое. Нос почуял едва уловимый запах солярки.

– Только твоя, – прошептала девушка едва слышно, но в захмелевшей Петькиной голове её тихие, но бесконечно желанные слова прозвучали, как свадебный колокол.

– Маня? – робко спросил он, протягивая к манящему, невыносимо доступному видению руку, и его горячие пальцы утонули в море пшеничных колосьев. Опьяняющая синева неба накрыла их с Волковой прозрачным куполом, не допуская бегства, но убегать пойманный Петька не собирался, – Маня, – понял он, падая в свою первую любовь, как в бездонную, неизведанную пропасть.

– Приснится же такое, – выругался он по утру, озадаченно разглядывая вставшее торчком и никак не желавшее успокаиваться одеяло, – С Сорванцом? Да пусть меня лучше Сидоровы бесы растерзают. Ни за что, – грозно нахмурился Рукавица, неохотно из-под взбесившегося одеяла выбираясь, – Мам!

Но работящая мать уже вовсю хлопотала по хозяйству.

Глава 5. Договор

Раскалённые докрасна глаза Дьявола мешали Маньке сосредоточиться, поэтому она стыдливо отвернулась, делая вид, что разглядывает банки с вареньем. Одно дело хитростью и упорством по соседским погребам промышлять, а другое – свои заветные желания озвучивать. Да и чего, собственно, желать-то? Вроде бы и есть у неё всё: и дом, и двор, и руки золотые.

А мотоцикла нет.

– Значит, так, – начала Сорванец издалека, – Для начала мотоцикл хочу, – а вдруг желание всего одно, и она продешевила? – Только мотоцикл – это же пустяк, по сравнению с тайной века, – добавила девушка поспешно, поглядывая на мифическое существо исподлобья.

– Само собой, Маня, мотоцикл для начала, – покладисто согласился Дьявол, опуская пышущие адским жаром глаза в пол, и Манька заметно приободрилась, – Ты какой мотоцикл хочешь?

– Иж «Юпитер», – девушка не верила своему счастью. Настоящий «Юпитер» у неё будет? У неё. У бедной маленькой сироты! Мужики от зависти сдохнут. Голова сладко закружилась, а рот наполнился вязкой слюной. Манька судорожно сглотнула и задержала дыхание, опасаясь дыхнуть и рассеять иллюзию, как дым.

– Там на заднем дворе свой «Юпитер» найдёшь, на тебя, Мария Волкова, оформленный. А ещё чего хочешь? – голос Дьявола напоминал шорох камыша. Правильно про него люди говорят, что искуситель.

– Давай тысячу рублей. Нет, лучше две тысячи, – выпалила девушка на выдохе, озабоченно хмуря высокий лоб.

– Что ж так мало? Возьми у меня в левом кармане сберкнижку на десять тысяч рублей. Это по-нашему, – теперь его голос журчал лесным ручейком. Вот, Дьявол! Вот, понятливый какой.

– На моё имя? – от восхищенья Манькины короткие вихры встали дыбом, – Сберкнижка?

– Ну, конечно, – Дьявол посадил сытого серого в коробку и жестом показал на свои мешковатые штаны, – Не стесняйся, дева, лезь в мой карман. Ну, смелее.

– А я и не стесняюсь, – Манька стыдливо запустила ловкие воровливые пальчики в левый Дьяволов карман и удовлетворённо присвистнула. Действительно, сберкнижка. Девушка с любопытством развернула заветную книжечку и растянула губы в белозубой улыбке. Красивым почерком было написано её имя: Мария Волкова, – Скажи мне одно, уважаемый Дьявол, это правда происходит, или я газами надышалась?

– Правда, Маня, правда. Дальше говори, – размеренная речь Дьявола гипнотизировала и усыпляла. Манька Сорванец незаметно ущипнула себя за левое бедро и скорчилась от боли. Больно! Значит, всё по-настоящему? – Может, чего-то нематериального хочешь? Для души?

– Нематериального? – Манька задумчиво почесала бритый, как у пацана, затылок, – А, точно, знаю, чего хочу. Хочу, чтобы в моих руках всё поломанное целым становилось!

– Э, нет, подруга, этот дар тебе от Бога дан. Сколько ОН отсыпал, столько и положено, а я в ЕГО дела лезть не хочу, не тот случай. Ты и так мастерством многих технарей превосходишь. Так. Стоп. Ты ж у нас девушка?

– Ну, вроде как.

– Может, тебе в любви помочь? – запел Дьявол голосистым соловьём и мило улыбнулся, – Все девушки любви хотят. Могу любого парня в тебя влюбить.

– Ну, оно-то замуж пора, конечно, – смутилась Манька, покраснев до корней русых волос, – Но как-то я не думала об этом.

– Самое время, Маня, – зазвенели над её головой звонкие свадебные колокольчики, – Самое время подумать.

Коварная мысль вспыхнула в мозгу маленькой искоркой и разгорелась буйным пламенем, превращаясь в лихой пожар. Соляркой от неё пахнет? Никто не позарится? Ах, Петька. Ах, грубиян! Самое время поставить непочтительного парня на место и жестоко ему отомстить. А ещё Петька Рукавица – самый красивый мужик на селе и за его пределами, и все незамужние девчата от зависти позеленеют. Если уж и целоваться с кем-то в этой жизни, то только с самым пригожим и завидным молодцем.

– Ну, – Манька никак не могла произнести своё желание вслух, и покраснела ещё гуще, окончательно оробев и засмущавшись.

– Хочешь, чтобы твой извечный обидчик Петька Рукавица тебя в жёны взял? – прогремело в низких сводах погреба майским громом, и девушка почувствовала, как приятно защекотал ноздри запах скорой грозы.

– Хочу, – подтвердила она, словно в бреду, чувствуя, как к горлу подкатывает раскалённый ком, и… потеряла сознание.

Очнулась Маня, лёжа возле запертого погреба Ужицких носом в песок. Сумка с инструментами валялась рядом раскрытая, а в руке девушка крепко сжимала одну из самодельных отмычек. Сильно болела голова и тошнило. Манька с трудом перевернулась на спину и уставилась на полную луну слезящимися от попавшей в них пыли глазами.

Почудилось. Ну, а чего она хотела? Не бывает на свете ни чудес, ни Дьявола, ни исполнения желаний, а замок с потайной дужкой вполне реален. Видно, расстроилась, что отпереть не получилось, вот плохо и стало. Ещё и поужинать забыла, пока о деле думала и готовилась. Голодный обморок.

Манька Сорванец повернулась на бок, оттолкнулась непослушными ладонями от земли и присела, покачиваясь, как пьяная. Надо собираться и идти домой спать. Кого она себе в мужья заказала? Красавца Петьку? Совсем, видно, ум отказал. Чертыхаясь и потирая ушибленный лоб, девушка неспешно собралась, поднялась, закинула сумку на плечо и неуклюже поковыляла, держась за больную голову, к калитке заднего двора. Такие, как Петька, на таких, как Манька, если и глядят, то с насмешкой и презрением. Петька Рукавица – не её поля ягода, пора бы это понять.

От мысли, что Петька никогда не обратит на неё внимание, Маньке почему-то стало бесконечно грустно и обидно. Девушка даже всхлипнула пару раз. Колючие заросли шиповника надоедливо цеплялись за её одежду, мешая отступлению, но упавшая духом, неудачливая воровка не обращала на них никакого внимания. Машинально она отперла калитку, вышла за двор и уже через пару метров застыла на месте, как бестолковая овечка.

Он стоял, эффектно освещённый полной луной, в зарослях сорной травы, приветливо поблёскивая в лунном свете огромной новенькой фарой. Двухцилиндровый, с четырёхступенчатой коробкой передач. Иж «ЮПИТЕР»! Манька почувствовала, что ей снова становится плохо, и осела в высокую траву, словно холщовый мешок с тыквами. Рука сама собой нащупала в глубоком левом кармане что-то шершавое.

– Царица небесная-я-я, – ошеломлённая девушка обессиленно завалилась на спину и на несколько мгновений отключилась, уставившись в ночное небо отрешённым взглядом, – Что же это? Неужели повезло? – не помня себя от потрясения, она поднесла к лицу маленькую книжечку с недвусмысленным и лаконичным названием, – Сберегательная книжка, – даже в лунном свете эти знакомые буквы образованная Манька Сорванец не спутала бы не с какими другими, – Царица небес… бес. А на чьё имя?

Следующий, но уже менее продолжительный обморок не заставил себя ждать – всё-таки зря она вчера вечером не поужинала.

Глава 6. Наваждение

Вышедший до ветру Петька застал мать во дворе охающей над сломанными пионами.

– Как же я сразу не заметила? Пока по хозяйству хлопотала, не увидела. Ах, негодники! Чтоб вам пусто было, – сетовала та, горестно всхлипывая, – Такую красоту изломали.

Что-то, вроде стыда, заставило виновного в порче цветов парня порозоветь и приняться торопливо оправдываться.

– Ежи, мама, – заявил он, пряча бесстыжий взгляд, – Я вчера большую ежиху видел. Чую, их лап дело: всю красоту, вами созданную, загубили. Надо протраву на ежей поставить.

– В кого ты бессердечный такой? – решительно возмутилась мать и бросила на сына полный укоризны взгляд. Видимо ночной вандализм расстроил добрую женщину ни на шутку, – Тут же след мужского ботинка! Какие ежи, Петя? Кто тебя безобидных зверюшек травить учил? Ежи – не крысы…

– Нам в магазин не надо? – вскинулся почуявший разоблачение Петька, понимая, что его грязный ботинок, которым он неосторожно вступил сегодня ночью в мокрую клумбу, сдаст его с потрохами, – Хлеба, мороженого?

Только две вещи моментально расстроенную мать успокаивали: первая – размышление о будущей невестке, вторая – сливочный пломбир. Петька был не столько любящим сыном, сколько тонким психологом. Во всяком случае, считал он себя именно таковым, и его тактика снова сработала!

Петькина мама, молодая ещё брюнетка сорока пяти лет, после смерти мужа носила платки, не выщипывала брови и не красила волосы, стараясь казаться старухой, но всё равно была весьма и весьма хороша собой. Особенно прекрасно становилось её не по-деревенски светлое и гладкое лицо, когда она думала о чём-то приятном.

– Мороженого? – прошептала притихшая женщина мечтательно, и её тонкие губы растянулись в удовлетворённой улыбке, – А почему бы и нет?

– Я мигом, только зубы почищу, – произнёс обрадованный Петька и живо умчался по своим санитарным делам.

Несколькими минутами позже радостный оттого, что его досадная ночная несдержанность нивелируется добрым поступком, он поспешил в избу переодеваться. Надел новую клетчатую рубашку, тёмные брюки, сшитые у портнихи на заказ, после секундного замешательства кое-как сбил с изгвазданных ботинок землю и обулся.