Истории, написанные при свече

Франсуа же крикнул:

–Берта, я ведь не шучу!!! Не сделаешь по-хорошему, я ведь выпью и отравлюсь, я всё видел!!! Говори скорее, а то выпью ведь!!!

Принцесса Фредерика-Берта ещё хуже испугалась и кое-как промямлила:

– Нет, не надо, не пей, я… я признаюсь, я насыпала Ульрике в фужер змеиный яд, хотела отравить её, погубить, потому что ревновала тебя к ней…

После этого Франсуа широким жестом руки бросил хрустальный дорогой фужер на пол, и чуть не ставшая роковой, посудина с резким звоном разбилась на мелкие осколки, а несколько глотков шампанского с ядом, что были налиты в том фужере, растеклись по полу…

Все, и, особенно, сам Франсуа, с облегчением вздохнули, порозовели и начали уже приходить после пережитого в себя, радуясь, что горя всё-таки не случилось, а Кит даже на радостях перестал плакать, только шмыгал тихо носиком, он, конечно, испугался сейчас больше всех…

… Примерно, полчаса все сидели, не издав и звука, обдумывая, каждый по своему, случившееся, и постепенно приходя в ясное спокойно сознание после такого сильного испуга. А старый седой Хлодвик-Карл подумал и принял окончательное решение. Он первый прервал молчание и по-старчески грубо крикнул служанку:

– Диана, глупая девица, где ты ходишь? Сейчас же уберись здесь, подмети все осколки от разбитого фужера и вытри разлитое шампанское, только будь осторожна, предупреждаю. Чтобы беды не случилось, там был яд, чтобы и тряпку, которой будешь вытирать, сразу выбросила, и руки потом хорошо помыла!

Молоденькая служанка удивилась таким словам короля, но не посмела что-то спросить у его величество и поспешила сделать всё, как он велел…

Только Диана, выполнив работу, убежала, Хлодвик-Карл Ротенбургский встал и по-старчески прошамкал:

– Вот теперь мне действительно стало всё понятно, и я могу принять верное решение! Ульрика, Франсуа, сейчас пойдём втроём в мой кабинет, объясниться с вами хочу, горемычная парочка, но сначала, ты, дочь, верни мне то топазовое колье, что дарил при сватовстве тебе Франсуа, ты не достойна такого подарка! И, вообще, дочь, я разочарован в тебе окончательно. Я не понимаю, откуда в тебе такая жестокость, просто бесчеловечность! В кого ты такая бессердечная и жестокосердная? Твоя мать, прекрасная Августа-Генриетта, была сама добродетельность и благочестие, я тоже, вроде, не безжалостный, хотя и строгий. Я разочаровался в тебе, дочь, я от тебя такого никак не ожидал…

Фредерика-Берта, раздосадовано пождав губы и прикрыв стыд на лице крупными прядями своих тёмно-русых волос, сняла с шеи топазовое ожерелье и подала отцу с мыслью: « Какая же я глупая! Ведь знала, что никогда не делала ничего подобного, как с этим ядом, совершенно не умею это делать, зачем взялась тогда?».

…Хлодвик-Карл же с важным, но миролюбивым выражением на морщинистом лице с седой бородой слегка сгорбившись под весом дорогой красивой меховой накидки, прошёл к себе в кабинет. В сморщенной украшенной перстнями руке он держал топазовое ожерелье, а за ним скромно шли Франсуа и Ульрика.

… Они, конечно, немного переживали, не понимая, для какого объяснения Хлодвик-Карл позвал их к себе в кабинет, но все их опасения и ожидание гнева рассеялись без следа, сменившись приятным удивлением, когда король миролюбиво с доброй насмешкой произнёс:

– Ну, что, кутюрье из Франции, полюбилась тебе немецкая королева? Не стойте с повинными лицами, горемычная парочка, я всё сейчас понял. Я уже тогда, когда Ульрика в ответ на мой упрёк в супружеской неверности упрекнула меня в том, что я сам виноват в этом, уже задумался над правотой её слов. Я ведь, правда, всё равно не могу забыть и разлюбить мою чудесную Августу-Генриетту, не могу смириться с её потерей, тем более, не молодой и болезненный я уже человек. Я выбрал-то Ульрику тогда на балу, потому что она юна и прекрасна, чтобы поднять себе же самооценку. Мне хотелось, чтобы рядом со мной была красивая и величавая молодая и изящная в манерах королева, чтобы мне завидовали короли других стран, чтобы был почёт, и держал себе, как предмет гордости, наряженную в эти шикарные платья работы Франсуа. Но никогда я не любил Ульрику, и я, не желая того, причинил ей много страданий. Я ни мнения её не спросил, не приложил ни капли сил, чтобы добиться её расположения, не приложил, мы очень мало общались, потому что мне, человеку в почтенном возрасте просто не было интереса общаться с молоденькой восемнадцатилетней девицей, которая ровесница моей дочери. Я поступил глупо, я не подумал о разбитом сердце Ульрики, не подумал, что она не готова к такой жизни, какую я ей предложил, что ей нужен муж более модой, равный ей по статусу и общими интересами муж, который будет её любить и уважать. Такой, как Франсуа. Но, если раньше я ещё колебался, то после инцидента с ядом в шампанском, я понял, как ты, Франсуа, любишь Ульрику, что это не просто мимолётные амуры, что это – истинная любовь. Меня поразила мысль, что ты был готов спасти жизнь Ульрики ценой своей собственной жизни, если бы моя глупая дочь вовремя не одумалась, ты же погиб за Ульрику! Я, как бы не любил женщину, никогда бы не смог любит её больше своей жизни, а ты полюбил Ульрику именно такой самой сильной и необъяснимой любовью! Так что, кутюрье для королевы, возьми это топазовое колье и подари той, кто будет тебе достойной невестой: Ульрике. Конечно, вы те ещё хитрые ужи, устроили там за моей спиной интрижки, но вы оба такие простосердечные люди, что эти попытки были не оскорбительны скорее, а очень наивны и тщетны. Так что, мне кажется, у вас получится настоящая любящая семья. Что касается развода, я быстро разберусь, так как тогда из-за моей дочки у вас ничего не вышло: созову тех же матрон, пусть засвидетельствуют девственность Ульрики. А потом уже пойдём в церковь с Ульрикой с жалобой от неё, что брак должен считаться недействительным по неспособности мужа, и всё. Всё, я исправлю свою ошибку, заберёшь, кутюрье, королеву своего сердца, во Францию и уже законно обвенчаетесь там, будете уже мужем и женой, уже нечего будет скрывать и стыдится…

После этого старый сморщенный король соединил их руки, а сияющий от счастья Франсуа, дрожащими, от переполнявшего молодого человека ликования руками одел на изящную шею Ульрики то самое красивое топазовое колье, что завещала ему подарить избраннице его мама и тихо с придыханием произнёс:

– Моя невеста…

… И эти слова для них были слаще любого мёда, пьянили счастьем без единой капли вина…

… Они смотрели друг другу в нежные бледноватые аристократично красивые лица со счастливыми улыбками, распахнутые большие глаза, светло-табачного и голубого цвета, и, сияя от ликования, не могли сдержать слёз. Тихие ручейки так и текли по их нежным озарённым улыбками лицам…

Настоящие слёзы счастья…

…Хлодвик-Карл же поправил седые волосы и седую окладистую бороду и сказал:

– Ладно, давайте, готовьте всё к переезду во Францию, к своей свадьбе, а я пойду, созову матрон для осмотра Ульрики, чтобы сделать развод, но сначала всё-таки выпорю дочь!

… Скоро послышался поросячий громкий визг, крики кронпринцессы Фредерики-Берты и свист розг, а Франсуа и Ульрика сели обсуждать всё, что им предстоит в ближайшее время организовать. И вместе приняли решение забрать в свою семью во Францию и Кита, и Герду, те более, что у такого известно кутюрье, как Франсуа, были богатые гонорары…

А потом был осмотр матрон, которые подтвердили девственность Ульрики, разборки в церкви и долгожданный вердикт признать брак его величество Хлодвика-Карла Ротенбургского и девиц Ульрики недействительным. После чего Все четверо, как и договорились, уехали во Францию.

Глава-эпилог « Счастливое семейство Жаккар…»

А уже во Франции Франсуа создал для Ульрики ещё один швейный шедевр: её шикарное пышное, изысканное украшенное золотым тонким кружевом светло-кремовое подвенечное платье с бордовыми пионами на лифе, и состоялось красивое венчание и очень весёлая свадьба Франсуа и Ульрики, которая теперь стала Ульрикой Жаккар, женой кутюрье Франсуа Жаккара…

И, хотя гостей было не много, зато все желали счастья молодожёнам и искренне веселились, а Кит и Герда от счастья за своих дорогих близких людей чуть ли не прыгали до потолка и были главными весельчаками и крикунами на свадьбе.

… А ровно через девять месяцев у Франсуа и Ульрики родилась чудесная маленькая доченька, которую они назвали нежным и коротким французским именем Люси. И Герда стала замечательной помощницей своей старшей сестре, а Кит – добросовестным помощником Франсуа. Семья жила более чем благополучно, там всегда царили уют, любовь, нежность, взаимоуважение, веселье и шутки. Ульрика часто для всей компании играла на клавесине и пела красивые романсы и смешные комические куплеты, а все ей дружно подпевали, а ещё Ульрика радовала Франсуа тем, что читала ему вслух те книги, которые он так давно мечтал прочесть. Когда однажды они оба возликовали от оттого, что заметили… что зрение у Франсуа стало улучшаться!!! Радовалась этой новости вся семья.

А Франсуа радовал Ульрику тем, что всегда утром рано на рассвете, когда, сохраняя свою старую привычку, выходил на прогулку вместе с Китом, то приносил жене или подарок или шикарные букеты из прекрасных цветов Прованса: синении, маков, пионов и роз…

Изредка Ульрика наряжалась в шикарные роскошные платья, которые шил для любимой жены Франсуа, и посещала с ним театр, они оба полюбили музыку.

А Кит здорово подружился с Гердой, а к дружбе их расположил один момент.

– А почему, Кит, ты так хорошо относишься ко мне и не смеёшься надо мной? Я ведь такая некрасивая девочка… – удивлённо спросила Герда.

Кит озорно улыбнулся, стрельнул кокетливо своими зелёными глазами в сторону Герды и ответил:

– А кто тебе сказал, что ты некрасивая девочка? Твой глупый жестокий папаня Ханс? Так знай, что он сущую чепуху тебе сказал, ты – красивая, я тебе это по секрету, как мальчик говорю…

А когда маленькой Люси Жаккар исполнилось три годика, и она стала милой девочкой, которая любила играть с большими мягкими красивыми куклами, что ей сшил папа, Ульрика была уже настоящей красивой молодой мадам двадцати одного года, а Франсуа в свои двадцать три года стал самым богатым и известным в Европе кутюрье.

Кит тоже в свои девятнадцать лет вырос в красивого крепкого высокого юношу и самостоятельного очень востребованного потного, который тоже хорошо зарабатывал, а Герда в юные восемнадцать лет за три года хорошей жизни выросла в такую красавицу! Ещё старшую сестру превзошла! Лицо красивое, румяное, нисколько его красоты не портят веснушки, глаза голубые бездонные, фигурка точёная, женственная, как у Афродиты, высокая, статная, а из смешных рыжих косичек получилась такая красивая грива волос! Длинные, ниже пояса, огненно-рыжие, густые, блестящие! И очень уж Герда по-хозяйски любила покомандовать Китом, а тот смеётся, а слушается и любуется ей.

А однажды набрался храбрости и сказал Герде:

– Слушай, Герда, мы с тобой эти три года так хорошо дружим, и я даже привык к твоим дамским капризам, что, по-моему, нам ничего не остаётся, как тоже обвенчаться и стать мужем и женой. Ну, что ответишь на это?

– Да, сейчас! – с достоинством ответила Герда.

– Так я не понял, это был уже отказ или, как вы девушки, любите набивать себе цену, фразой «я подумаю»?

Тут Герда мило улыбнулась и ответила:

– Кит, дурачок, это означает, что я согласна!

… Так поженились Кит и Герда, и спустя год у них родилась в браке дочка Жоржета, а у Франсуа и Ульрики двойня: Альберт и Сьюзи…

… Что ж, на этом я закончу историю Франсуа и Ульрики, они нашли своё счастье, и их близкие тоже, а верить или в эту красивую историю любви или нет, решать, дорогие читатели, только вам.

Дружба, которая сделала меня лучше

Предисловие

Однажды в царские времена сидели на веранде, и пили ароматный зелёный чай две пожилые помещицы-дворянки. Тихо было в летнем саду под сенью юных берёз на деревянной веранде, которая пахла древесиной и травами, что сушились здесь. Аромат чая располагал к беседе двух пожилых дам.

– Какое у вас красивое поместье, Татьяна Ильинична! И хозяйка вы приветливая, я очень рада, что попала к вам, у вас в поместье отдыхаешь душой… – произнесла Тамара Дмитриевна Головина, гостья.

– Ах, что вы, Тамара Дмитриевна, не хвалите меня, кушайте лучше малиновое варенье… – отвечала с добротой и радушием Татьяна Ильинична Мёдова, хозяйка поместья.

– А скажите, голубушка Татьяна Ильинична, почему вы такая добрая? – вдруг спросила Тамара Дмитриевна.