Господин осветитель. Сборник современных пьес в стихах и прозе

Клавка (отбиваясь). Вот жеребина-то! Откормили на свою голову защитничков!

Верка (подходит к ним). Везёт же кому не надо!

1 без лица. А тебе надо?

(сажает Верку себе на колени).

Филя. Положь бабу, где взял! Девок тебе мало?

Верка (нехотя отправляясь на своё место). Вот когда не надо, он всегда тверёзый!

Подходят Тамара и Соня.

Тамара. Сонечка, может, нам уже пора?

Соня. Ну, мам, я ещё торт не пробовала. Давай, побудем ещё немножко!

Палыч (Вадиму). На, огурчика свежего приложи!

Магнитофон, взвизгнув последний раз, умолкает.

Натаха (девицам, тяжело дыша, двумя руками придерживая живот). В Афгане ваш Рома, вертихвостки, а может, и – в Чечне. Куды вы его вчера таскали? Пожалели бы парня, ему на работу устраиваться, а вы всё по дачам, да по барам. Ничего из вас путного не выйдет, боулинг один да три пера!

Николай (с миской салата в обнимку). Зря ты на них ворчишь. Ворчи не ворчи, а всё, что нарождается на земле, заполняет освобождающиеся, только ему предназначенные ячейки. Алкаш – свою, торгаш – свою, музыкант – свою, и даже зек тоже – свою. Закон природы! Иначе все связи нарушатся, и этот мир полетит к чертям! И не нам эти клетки ломать и тех, кто в них сидит, с места на место пересаживать! На то повыше нас есть! (Перекрестившись, тычет пальцем в потолок.)

Натаха. Ну ты даёшь, писатель, это, что ж, и детей воспитывать не надо? И учиться им не надо? Всё одно – своя клетка?

Николай. (наяривая салат большой ложкой). Всё одно – своя!

Девицы ставят в магнитофон свою кассету.

Чёрненькая (пританцовывая). Мы Ромку сейчасиз Кандагара-то вытащим!

Беленькая (к обоим без лица). Ну что, охрана, разомнёмся?

Ревёт тяжёлый рок. Девицы и двое без лица изображают что-то робото-механическое, но потом сбиваются и пускаются в русский перепляс! Пыль летит столбом.

Натаха (хватаясь то за голову, то за живот). Кончай безобразничать! Вы не Ромку из-за ширмы вытащите, а дитё моё сейчас вытрясете! А ну, брысь отседова! Сейчас рожать буду!

Девицы, похватав кое-что со стола, вылетают за дверь. Оба без лица усаживаются на свои места.

Ромка (из-за ширмы). Краповые береты… Суки, ложись! Вертушки прут… Та-та-та-та!

Натаха (подходит к ширме, захватив со стола банку огурцов). Ромаш, может, рассолу?

Ромка (отодвигая шторку, выставляет голую ногу). Та-та-та-та…

Шторка опять задёргивается.

Натаха (бабам). Фу ты, чёрт, напугал как! И ведь не был он ни в каком-таком Кандагаре, и в Чечне ентой самой не был. В стройбате служил под Козельском. А кого у нас в стройбат берут? Тех, кто языка не знает, больных, да бывших зеков. Так что ему этот стройбат хуже Кандагара показался. Да и косить под бывшего афганца по-пьяни выгодно. Везде нальют, везде пожалеют…

Николай. Жалостливый у нас народ, дружный! (Встаёт из-за стола.) В поту ли, в брюликах, в навозе ли, а все – тут! (Сжимает кулак.) Накось, раскидай! Что, слабо? (Грозит кому-то этим кулаком.) Вот те, выкуси! (Суёт фигу под нос соседу по столу.) На классы у них пошло деление… Видали мы эти классы! Стакан бормотухи, и – амба всей перестройке! Были классы, и нету! Одни классики остались. Прыг-скок! (Падает, хватаясь за скатерть, волочит её за собой.) Силён народище русский…

Верка (удерживая руками посуду). Это мы ещё, старичьё двужильное – русские, а у этих… (Кивает на обоих без лица.) Интернет да сникерс заместо души!

Клавка. А всё этот чёртов телек! Что по нему день и ночь показывают, то у наших дурней и в голове!

Николай (усаживаясь на своё место). Криминальные университеты. С утра Деррик начинает… Потом, то Коломбо ручками сучит, то Мисс Мапл наяривает, а к вечеру наши менты долбячут почём зря!

Вадим (морщась от боли). Наши ещё ничего, не заматерели. А вот к ночи Рембо-хринембо, да Крюгеры с рейнджерами нагрянут! Те уж – наповал!

Клавка. Бедная ребятня наша… Есть Бог-то? Дунул бы сверху да топнул, чтоб все эти ящики разорвало да полопало!

Тамара. Полопаются, на новые копить начнёте! (Язвит.) Ведь не «в концерты же ходить, после вазелина…»

Верка. В самую точку, Том! Я к Натахе с ночной заскочила, а она коронное блюдо своё, салат оливье, перед телеком рубает, аж с пуза на восьмом месяце горошек сыплется.

– Что смотрим? – спрашиваю.

– Ужастик!

– Ну и как?

– Да ничего. – Икает. – Только крови маловато…

И это – с дитём в пузе!

Натаха и бабы обуваются и опять усаживаются за стол, гремят посудой, разливают…

Тамара (Водороду). Владимир Владимирович, а вы, и правда, женились бы! А то ведь жизнь, она как речка, глядь, и утекла вся!

Водород. Моя, Томочка, не утекла, так усохла. Хворь совсем одолела, зараза! Вот и селёдку эту, нельзя мне её жрать, и это нельзя, и то! (Пинает тарелки.) Кто за меня теперь пойдёт-то? Да и не сегодня-завтра – сяду опять. А утешальщики жёнке сразу найдутся! Поздно мне рога-то отращивать. Нет уж, бабы… А вот, если б родила мне какая ребёночка, моего, родненького, не какого-нибудь чужого, приблудного… Клянусь, так прямо на руках с дитём бы и носил, пока жив! В золоте бы ходила, одни ананасы с конфетами ела. Ничего бы для неё не пожалел! Эх, бабы! Всем вам лысых с барсеткой подавай, побогаче, да чтоб колёса с шипами! Отольются вам эти шипы кровавыми слезами! Молодость, пока и кожа, и рожа ещё есть, профукаете, да проерепенитесь, всё недотрог из себя корчите, а потом, когда, глядь, и кожа не та, и рожи уж не осталось, спохватываетесь и выскакиваете с перепугу вот за таких, как Веркин! И носите его потом на спине заместо картошки. Так с картошки-то хоть польза!

Филя (поднимает голову, уже повисшую на грудь). Цыц, меня не трожь! Я мал, мал, а как врежу!

Пытается ударить по столу, промахивается и ныряет под скатерть. Выползает уже возле ног Водород а, пугается и прячется обратно, но чуть поодаль появляется снова и, накрывшись каймой скатерти, как простынёй, укладывается спать лицом к залу.

Верка. Вот как повезло-то сегодня, тихо, мирно, без скандалу. Я тебя, Водородушка,

завсегда буду звать мужика укладывать!

Вадим. Ты бы его лучше приспособила себя в постельку укладывать, а то мужика…

Под окном слышны детские голоса: «Дядя Володя, дядя Володя, дайте на сникерс, дайте на жвачку!»

Водород (стоя у окна, запускает пальцы в кошелёк на поясе, вынимает крупную купюру). Не тебе, не тебе! Я в твои годы уже зарабатывал. Ванечка, на, держи, только не потеряй!

Слышится топот и гвалт. Кто-то истошно визжит…