Водород. Не трожте мальца, охламоны! Отберёте, ни рубля больше не дам!
Долгая пауза.
Николай (Поднимает указательный палец кверху). О! – мент родился! Давайте ещё по одной!
Натаха. Вот у тебя и родится! Дотрепешься, писатель липовый! Как тогда при менте-то самогонкой торговать буду? С тебя-то проку, как с козла молока, да и того меньше! Только – салат из миски наяривать!
Палыч. Ошибаетесь, дорогая Наталья Михайловна! При менте-то самая торговля и начнётся! Лопатой чирики грести будете, наволочек не хватит!
Натаха (Николаю). Наломался бы по ночам на конвейере, потаскал бы с наше вазелинчик, да понюхал! Выходила за писателя замуж, думала культурной стану, по театрам ходить буду. Вот они все мои театры! Этот… (Гладит себя по животу.) Да за ширмой – берет краповый, и во дворе ещё двое. (Наклоняется к Николаю и ловко вытаскивает у него из дыры в носке припрятанную выручку за самогон.) Вот, ворюга, у своей же законной таскает! Интеллигент хренов! Сил моих нет… Да поставь ты салат на место, чёрт патлатый!
Тамара (встаёт, положив руку на плечо дочери). А я согласна!
Вадим. На что согласна, лапочка ты моя?
Клавка. Я те дам лапочку! Второй-то глаз не чешется?
Вадим испуганно прикрывает стаканом другой глаз.
Тамара. Родить согласна Володе вот такую девочку, как Соня моя, или мальчика. Скрипачом бы стал замечательным, или ещё кем. Плохо одного ребёнка иметь. Скучно ему расти, бедному, а когда вырастет, – опоры никакой! Какая из меня опора? Федя мой уже три года, как «ушёл»… Сами знаете, подростки его – в пионерлагере… Он им пригрозил, деревенским-то, чтоб к нашим девчонкам в корпус не лазили, а они его подстерегли ночью у туалета и – бревном! Так до утра без сознания и провалялся…
Клавка. Ах ты, Господи!
Тамара. А утром уж поздно было… Мне, вы же знаете, за игру мою гроши платят, да и не только мне. Вон, Маргарита, пианистка наша, когда в Париж культуру местную вывозили, взяла с собой чемодан картошки да две банки огурцов. Долларов-то – тю-тю! Так весь пятизвёздочный отель на запах собирался! На таможне всю её картошку вдоль и поперёк изрезали, наркотики искали! А теперь и картошка – по шестнадцать рублей. Вот тебе и братики-сестрички…
Палыч (глядя в окно). Бабоньки, гляньте-ка, Митрофаныч опять в пивнушку шнауцера своего тащит! Обхохочешься на них глядеть! Большую кружку себе берёт, а ту, что помене, псу наливает. Хлебушка ему туда покрошит, и балдеют вместе, красота!
Тамара. Знаю, в наше время только сумасшедшие или влюблённые рожают, а я бы точно родила, было б от кого, да было б на что выкормить! Вон, молодёжь-то наша… Ребятня по спилась да в бизнес подалась, так все девчонки в моём дворе без мужей по ребёночку себе родили! А то уж лет пять после перестройки этой роддома пустые стояли. Боялись рожать. А теперь уж так паршиво стало, что и бояться нечего. Вот и берёт жизнь своё!
Натаха. А и права же ты, мать, точно я сумасшедшая! Не влюблённая же?
Николай. Влюблённая, ещё какая влюблённая – житья от тебя по ночам нет, даже пузо не спасает!
Натаха. А ну, кончай жрать! (Отбирает у него миску.) Положь ложку, я тебе говорю! Ишь, задок-то уже, как столик откидной, брюки по швам трещат! Сам пузо слепил, а теперь – «не спасает…»
Николай берёт со стола салатницу, отворачивается к окну и продолжает есть.
Вадим (сочувствуя ему). Солитёр у него, что ли?..
(Николаю.) Говорят, ваш брат, писатель, из космоса может подпитываться?
Натаха. Из холодильника моего! Хоть на ключ запирай! Утром детям – в школу, а дать с собой нечего, всё этот «солитёр» творческий за ночь слопал!
Николай часто подёргивает спиной, доедая салат, громко стучит ложкой по дну.
Вадим. А что ему делать, если власти местные писателей с бюджета скинули?
Натаха. Жаль, что не докинули! Расплодили нахлебников! Нам классиков-то за всю жизнь не перечитать, а тут ещё эти строчат, как сороки…
Палыч (Тамаре). Да ты садись, садись, дочка! В ногах, как говорится, правды нет, если она вообще есть…
Тамара. Да вот, показалось мне… А сяду, так ничего и не сбудется. Дни эти пустые – один за другим, сплетни да долги… Свету нету, воздуха!
Филя (из-под стола). Мамочка, роди меня, обратно!
Тамара. А хоть бы и обратно! Сил уже никаких нет! Голову приклонить не к кому.
Соня встаёт, обнимает мать. У Тамары на глазах слёзы. Соня шмыгает носом.
Палыч. Ну, сырость развели… Всю душу скособочило! Мы для чего тут собралися? – для тепла, для радости! Гадостей у всех своих хватает, не разгребёшь… Чего ими делиться-то? Вон, самогоночка – через край уже! Налили бы тёпленькой, а то холодной никак не согреюсь! Трясёт что-то. На грипп не похоже, уж два месяца, как трясёт. Ещё в Польше начало. Может, малярия какая-нибудь, а может, нервы? Наша работа челночная – ой и нервная! Так и гляди, чтоб не обвели, не обобрали, да не прибили! Забыл уж, когда вволю спал, может, только в КБ своём, за кульманом. В начале месяца всегда делать было нехрена. Наташ, налей тёпленькой! И – на боковую. Можно я за ширмой, на топчанчике часок придавлю?
Натаха. Иди, иди, Палыч… Чай не впервой уже. Только за ширмочкой у нас – Кандагар! Лучше уж – в комнату. Одеяло в тумбочке.
Палыч встаёт из-за стола, подходит к плите, делает вид, что изучает конструкцию самогонного аппарата. А сам, опуская двумя пальцами стакан в неполную банку самогона, пытается зачерпнуть. Стакан падает в банку. Палыч закрывает собой место преступления и затихает, потом, помявшись на месте, уходит ни с чем.
Водород (Тамаре, отодвигая от себя стакан с водкой). А ты, и правда, согласна? Не шутишь?
Тамара. Нет.
Водород (встаёт). Я ведь и жениться могу, если надо…
Тамара. Да разве ж в женитьбе дело? Лишь бы мы по сердцу друг другу подошли, да Сонечка вам понравилась! Она у меня просто золотая… (Гладит Соню по голове.) Умненькая, тихонькая, как мышка.
Водород. Ну, тогда прямо сегодня и перебирайтесь ко мне. Вещи уж завтра перевезём. Хотя, какие вещи? Я вам всё новое куплю, и себе, а то хожу, как…
Вадим. Ребята, вы это всерьёз, что ли? Так за это выпить надо! Натаха, наливай по полной! Горько молодым, горько!
Элька. А нам… (Гладит плюшевую собаку.) Всё сладко, да сладко! Скоро вырвет! Бе…
Вадим. Я тебе дам – «бе»! Кто за тобой убирать-то будет?!
Палыч (Эльке). Не зря тебя Плюмом зовут, чистый плюм и есть, такой тост испоганила!
Все. Горько!
Водород и Тамара целуются через стол. Соня тянет маму за платье. Из коридора с пустым стаканом в руке, укутанный в одеяло и в шапке, показывается Палыч. Из-под стола протягивает кружку мгновенно проснувшийся Филя. Выходит из-за ширмы смурной Ромка и тоже ищет себе стакан.
Клавка. Эк вас всех на любовь-то потянуло… Как баранов на водопой!
Ромка. За любовь – это дело святое. Люби, пока жив!
Николай. И другим жизнь давай, если можешь!
Натаха. Тут ты у нас спец!
Николай. В бракоделах не ходим, девки – ни одной!
Элька. Да что же это такое?! И не боятся ничего. Вот так взяли, и сошлись?! А любить? А любовь?..