Лабиринты чужой души. Книга 2

– Что они тебе сделали?

– Ничего! Подбежала девочка, она до этого тоже плакала на лавочке. И тому хулигану сзади подножку подставила, он упал, ударился носом, стал размазывать кровь по лицу.

Тот, что держал меня за руку, орал ей:

– Кто тебя звал сюда, Любка?

– А чего меня звать? Отстаньте от девчонки, не получите по шеям, – огрызнулась она, и завернула ему руку за спину.

Потом пнула под зад:

– Пошел вон, оба пошли отсюда, придурки!

Мальчишка прищурился и зашипел на нее, как змея:

– Я скажу в детдоме, что ты грязная и дерешься, – попадешь в темную комнату!

– Директор узнает, что вы детей обижаете, – самих туда отправит.

Мальчишки убежали. Я глянула, а у девочки на лице, руках и ногах, – везде синяки и кровь.

– Поэтому она плакала?

– Да, она сказала, ее алкаш один побил.

Когда он пришел, мама Любина пьяная сидела за столом с алкашами, он отдал ей две бутылки водки. И ввалился в комнату вслед за Любой.

– А сколько же девочке лет?

– Десять, кажется.

– Чего же она весь день сидит на лавочке, и никуда не уходит? – заволновалась мать малышки.

– Так она детдомовская. Отпросилась мать проведать. А потом убежала из дома через окно. Тот дядька и наставил ей синяков, который за нею в комнату приперся.

Мы потом подружились, сидели на лавочке и разговаривали. Я отломила ей кусок от булочки и колбасы. Ты не будешь ругаться?

– За что же корить тебя, солнышко, если все правильно сделала?

Верочка прижалась к Миле:

– Мы сидели и ели булку с колбасой, и еще болтали ногами. Мне было так хорошо, будто она моя сестра, – подняла дочка распухшие глаза на маму.

У Милы от волнения забилось сердце и закралось подозрение: дядька мог не только просто побить девочку.

– Доченька, покажи, где вы сидели с Любой.

– Пойдем. Я ей так и сказала, что ты поможешь.

Мила погладила девочку по голове:

– Моя ты умница. Ну-ка, вспомни: что на ней надето? На улице – то прохладно.

– Только большущий сарафан и комнатные шлепанцы, вроде.

Мила еще больше утвердилась в своем подозрении.

– Подожди, найду что-нибудь теплое для нее, и пойдем.

И задумалась: что взять для бедняги, какого она роста? Она забралась на стул возле шкафа и достала с антресолей вещи старшей дочери, которые вполне могли сейчас пригодиться.

Скоро Вера уже бежала к лавочке, где все еще сидела полураздетая девочка с грустными, почти взрослыми глазами. Столько отчаяния и растерянности было в них, что у Милы заныло сердце. Появилось такое же щемящее чувство, какое испытала три года назад, когда узнала историю появления Верочки в детском доме. Люба смахивала сейчас на экзотический цветок, сорванный безжалостной рукой из родной почвы.

Мила надела на девочку теплые вещи, и спросила:

– Люба, скажи, тот дядька только бил тебя, больше ничего не делал?

– Он бил меня, порвал платье, за все хватал, делал мне больно, а потом свалился и уснул. Я выскочила в окно совсем раздетая, с веревки сняла мамин сарафан, что сох после стирки, за сараем оделась. Больше туда не пойду, потому что боюсь. То брат, то дядьки там пристают.

Мила удивилась:

– А что же мама?

– Она всегда напивается водки, и тут же начинает орать, что я нахлебница, и мне пора зарабатывать деньги в семью.

Мила сочувственно пожала плечами:

– Если у вас такое творится, лучше тогда в детдоме жить?

– Так я там два года и живу. Когда брат ко мне лез, бил и рвал на мне вещи, я ударила его кастрюлей с солеными огурцами. Мать их всегда много солит для закуски. И убежала из дому, жила в подвале дома рядом со школой. Кто-то из жильцов написал жалобу, меня забрали в милицию и определили в детский дом.

– И с тех пор ты не была в школе?

– Почему? До вчерашнего дня училась. Теперь не знаю, как там с синяками покажусь.

– А зачем же вчера пошла в родительский дом?

Девочку подняла горящие глаза на Милу:

– А я, может, хочу, чтобы в семью взяли, и я стала артисткой цирка! Чем я хуже других? Для этого нужен отказ матери от меня. А она кричит, что не будет этого делать: раз она дала мне жизнь, я по гроб обязана заботиться о ней. И должна начать это делать уже сейчас.

Мила покачала головой:

– А, знаешь, Люба, пойдем к нам в гости. У нас есть ванна, одежда старшей дочери. Отдохнешь. Приведешь себя в порядок, переночуешь у нас. Никто тебя ругать не будет. Я предупрежу директора. Не в таком же виде в детдом возвращаться.

У Верочки загорелись глаза:

– Мамуль, и чай с пирогами будем пить?