Журнал «Юность» №10/2024

– Ну зачем обязательно на виду у всех? В девять утра? Почему не сесть вечером дома, спокойно, в одиночестве, – спорит соседняя радиостанция, эдакий внутренний голос номер два.

– Дома?! Серьезно? А когда у тебя дома спокойно-то было? В котором часу он спать ложится? То-то же. Поэтому когда, как не сейчас, где, как не здесь: витражные окна, лирическая музыка, ты наливаешь бокал игристого. Или тебе приносят коктейль… – убеждает первое радио. Все, надоело слушать мысли. То доброе радио включается, то злое, это почти невыносимо. Она толкает тяжелую прозрачную дверь и садится за свободный столик. Впрочем, в девять утра все столики свободные. Но она располагается в самом в темном уголке.

Официант летит мимо – кажется, он и не знает, что в зале кто-то есть, и даже вздрагивает, когда слышит:

– «Лимончелло-тоник» будьте добры.

– Хочу вас предупредить, что это алкогольный коктейль, – вскидывает брови официант.

Хорошо хоть не посмотрел как бы между прочим на часы – девять утра же. Она бы со стыда сдохла.

– Да что в этом такого, – продолжает внутреннее радио, которое доброе. – Там алкоголя-то градусов семь…

– Но все равно, с самого утра… – сомневается злое радио. – Одно дело вечером бокальчик выпить. Или хоть за обедом. Но не сейчас же.

– А психолог сказала, что надо радовать себя, – возражает доброе радио.

– Помнишь, сказала, подумайте, что вас радует, что восстанавливает ваши силы. Вы так много делаете для своего ребенка: возите его к специалистам, занимаетесь с ним дома, сопровождаете его в быту, и только вы знаете, как это сложно.

– Да что уж прям сложного, – отмахивается злое радио. – Многим еще труднее. Ну да, речь плохо понимает, поведение хромает, истерит, спит неважно. Зато кое-что говорит? Да, говорит: просит попить, на ручки, поиграть даже просит. Многие о таком и не мечтают даже с семилетками, а ему и четырех еще нет. В глаза смотрит, на имя отзывается… Даже части тела знает. И пазлы собирает. Не зря мама тебе что вчера по скайпу сказала? «Никакой он не аутист!» Нет, понятно, что диагноз у него есть. Но все не так плохо, как у многих. К тому же вряд ли психолог имела в виду, что тебе неплохо бы нажраться. Еще раз повторю – тебе грех жаловаться.

– Я не жалуюсь! – орет доброе радио. – Я просто хочу выпить этот чертов коктейль. Да, в девять утра. И пошло все к черту.

– Хорошо, – наконец сдается злое радио. – Но тебе через два часа забирать его с занятий. Как ты его пойдешь забирать опьяневшая? Ну ладно, может, с этого коктейля тебя и не развезет, но будет же пахнуть. Что о тебе подумают?

Все, это конец, это конец. Сердце прыгает, как мяч под ладонью баскетболиста. Вдохнуть она уже не может, значит, скоро следующий этап: затошнит, откуда-то снизу к горлу подступит горечь. Когда она несколько месяцев назад поняла, что у нее панические атаки, то прочитала в «Википедии»: Гиппократ называл их «разлитием черной желчи». Как же точно, поразилась она тогда. Именно это она и ощущает.

Неловко затолкав себя в туалет, умывшись и глотнув воды с осадком из-под крана, она понимает, что внутри все почти успокоилось. Теперь бы полежать. Никакого коктейля уже не хочется. Да и право злое радио: как же быть с запахом?.. Но и уйти неловко – заказ-то уже сделан.

– Ваш «Лимончелло-тоник», – улыбается официант. – Что-нибудь еще? Приятного ве… Приятного дня!

Коктейль напомнил желтые круглые конфетки из детства – как там они назывались, «Лимончик»? Вкусные были. Интересно, сейчас они продаются? Что-то она их с девяностых и не видела. Может, купить? Жаль, сын не оценит: он ест примерно пять продуктов и не пробует ничего нового, даже конфет…

– Пей быстрее, надо еще в магазин зайти! – зудит злое радио.

– Зачем в магазин? – удивляется доброе радио.

– Купишь жвачку, – безапелляционно рекомендует злое радио. – Еще можно дезодорант. Какой-нибудь дешевый – «Фа» или «Дуру». Они пахнут за километр, дай бог, никто не заметил твое «Лимончелло». И ведь не вкусно тебе! На хрена деньги тратила?

– Конечно, с тобой никакого удовольствия, – обижается доброе радио. – Ты же все всегда портишь. И всегда я у тебя плохая, и все будет плохо, и всего недостаточно, и вообще, остается только умереть.

– Да ты и сама знаешь, что я права! Хуже жить можно, но почти некуда… Хотя тебе грех жаловаться, конечно. Да ты пей, пей быстрее! А то опоздаешь…

Не опоздала, пришлось даже ждать, энергично пережевывая жвачку и принюхиваясь к своему дыханию. Черт, сумка маленькая, и дезодорант с кричащим ароматом «Бали» (интересно, как они поняли, что на Бали пахнет именно так?) положить некуда…

Кордебалет Большого театра, как она называла юных клиентов развивающего центра, наконец начал выходить к родителям в коридор. На цыпочках, взмахивая руками, артистично рыча, пища и вскрикивая…

– Занимался очень хорошо, – резюмирует терапистка, как тут называют педагогов. – Учились инструкциям из двух действий. Например, «Закрой дверь и выключи свет!». Вы дома повторяйте, пожалуйста. На горшок, конечно, не садится, но ручки моет теперь очень хорошо…

Она кивает и думает: заметит ли что-нибудь терапистка? А вдруг сделает выводы? Может, заранее оправдаться, что она вообще-то не пьет? Или это будет глупо?

– Ой! Вы только посмотрите! – вытаскивает ее голос терапистки из очередного прослушивания радио. – Он сам надел обувь! Впервые сам надел обувь. Дай пять! Маркуша, ты молодец!

– Пойдем! – велит матери Маркуша, не обратив внимания на похвалу.

А у нее выступили на глазах слезы, как, впрочем, бывает, если она выпьет.

Наталия Сумарокова

Родилась в 1984 году в Москве, живет в Королеве. По образованию математик-инженер, окончила факультет «Прикладная математика» в МАИ. Работает в ИТ-сфере. Читать любит с детства, а писать – с недавнего времени. Окончила курсы в Школе писательского мастерства Band.

Немузон

Написать…

Написать что-то…

Написать хоть что-то, слово за словом, не вдаваясь в смысл, чтобы расписаться и…

И ничего.

Антон резко потер лицо ладонями – спать хотелось жутко, глаза резал свет монитора, но до полуночи и сдачи текста осталось четыре часа пятьдесят восемь минут. Он вовсе не жаворонок и привык ложиться тогда, когда некоторые уже вставали, но пятый день подряд поднимал себя на рассвете, чтобы поймать музу до того, как релиз-менеджер поймает его самого.

Муза не любила рассветы.

Результатом героического поведения стал только недосып, туман в голове и ненависть к текстовому редактору.

А может, муза не любила Антона? Как и Рита…

Он вздохнул. Наивная мечта стать писателем была так приятна до того, как он предпринял реальные шаги к ее осуществлению. «Нет несбывающихся мечт, есть только ленивые жопы!» – с абсолютной уверенностью вещал популярный блогер-гуру-не-пойми-чего, на тренинг которого его затащила подруга. Мм… ладно, никакая не подруга, увы… Коллега. Рита. Которой, видимо, надоело в обеденный перерыв выслушивать нытье Антона о том, что в гробу он видал ваши кейсы и баги, все это скучно, пошло, то ли дело создавать росчерком пера новые волшебные миры…

Перо, что ли, купить?

После того тренинга Антон настолько поверил в себя, что записался на другой курс, профильный, узконаправленный, который должен был привести его к заветной цели – написать Великий Роман.

Антон был неглуп и самокритичен. И понимал, что начинать надо с малого, лучше с рассказов. Слов меньше. Всего-то восемь тысяч знаков. Да он себе техзадания длиннее писал!

Вот и писал бы дальше…

Мигающий курсор на белом экранном листе гипнотизировал… Куда делись полчаса? Антон с досадой отшвырнул мышку, случайно задев рукой один из проводов, воткнутых в пилот на столе: вспыхнула ярко-синяя искра и монитор, а с ним и комната – все погрузилось во тьму. Вместе с сознанием Антона.

* * *

– В ухо ему!

– В нос, нос, так смешнее.

– Отдай!