Соня не вернулась домой после занятий сегодня. В любом другом городе на это можно было бы закрыть глаза, как на то, что девушка просто прогуливает вечер где-нибудь в другом месте. Но только не в нашем городе – мрачном, уединённом месте, где трезвость была скорее исключением, чем нормой. В таком месте трудно было думать оптимистично.
С того момента, как Соня исчезла, меня охватило необъяснимое чувство вины. Я должен был приложить больше усилий, принять больше мер предосторожности, чтобы уберечь её. Двадцать один год – слишком юный возраст, чтобы быть поглощённой ужасами, которые таил в себе Кранц на своих с виду очаровательных улицах, когда-то запятнанных кровью.
Когда от полиции не поступало никаких вестей уже двое суток, мне пришлось взять дело в свои руки. Я пересилил себя и позвонил ее родителям – они не были моими самыми большими поклонниками. Предки Сони невзлюбили меня с того момента, как она представила им меня; они громко перешептывались за моей спиной тем вечером, что я плохо влияю на их дочь, что я помешаю ее многообещающему будущему в Польше.
В конце концов, ситуация достигла точки кипения, когда их дочь поставила перед ними ультиматум: либо они смиряются с нашими отношениями, либо теряют общение с ней. Как ни больно, наверное, это было делать им, они выбрали первое, предпочтя погрязнуть в своих предрассудках, но уже молча. И теперь, даже в бешенстве от этой ситуации, я уже ожидал услышать их молчаливые обвинения в трубке в мой адрес.
Я затаил дыхание, набирая в очередной раз хорошо знакомый номер родителей своей девушки. От безразличного холода ответа её отца у меня в жилах застыла кровь.
«Нет. Мы не знаем, где она», – отрывисто сказал он и резко повесил трубку.
Какого черта??! Разве вы не её родители, чтобы хотя бы немного побеспокоиться о местонахождении своей единственной дочери?!!
Не обращая внимания на их тотальный игнор, я решил найти её сам. Она была где-то там, возможно, напуганная и одинокая, и я не успокоюсь, пока снова не заключу её в свои руки.
Для выполнения этой задачи я обратился к руководству колледжа КСТ «Колледж сервиса и туризма», где она училась гостиничному делу, затем связался с друзьями Сони – никто из них не располагал никакой информацией, нужной мне. Каждый тупик был жестоким ударом по параноидному разуму. Последний раз её видели, когда она выходила из областной научной библиотеки в шесть часов вечера. После этого она для всех превратилась в призрака – исчезла, не оставив после себя никаких следов.
Все, начиная с запаха арбузной жевательной резинки в машине, ее дешевого слащавого аромата духов, который все еще оставался на подушке кровати, и заканчивая ее расческой, в которой до сих пор были её белёсые обесцвеченные пряди, – все с болью напоминало мне о ней. Каждая из этих вещей рассказывала свою собственную историю Сони – слайды её яркого присутствия в моей квартире когда-то на фоне зияющей пустоты её отсутствия в моей жизни уже несколько недель.
Каждый день без нее был ужасным круговоротом злости, в первую очередь на себя, и постепенно угасающего отчаяния, сменявшегося бесполезными телефонными звонками и рутинными допросами поздно очухавшихся полицейских. Хмурая осень Кранца удушающе набросила тень на мою жизнь, отказываясь вновь ослабить свою хватку.
Соня найдётся. Я найду её… Неважно, какой ценой.
Дарья Азарова
Кранц, наше время
Мои темно-красные выпрямленные волосы, тщательно уложенные в блестящий высокий хвост, переливались под флуоресцентными фиолетовыми лампами помещения. Я досконально изучала свой вид в узком зеркале гримерки, расположенной за главной сценой ночного клуба «Никс».
– Дарья! Скоро твой выход! Живей, живей! – крикнул Андрей, менеджер клуба. Его обветренное лицо, наполненное неуместным беспокойством за выход каждого артиста, просунулось в дверь гримерки. – У тебя нет времени на всю ночь!
Быть танцовщицей Гоу-Гоу – не совсем то, о чем я мечтала, когда переезжала из родительского дома с большими грезами о столице полуострова и рюкзаком, полным одних надежд и амбиций. Только надо было сразу учесть, что пребывание в Кранце не принесет мне ничего перспективного без должного образования. А чего я ожидала?… И все же соблазн ярких огней ночного клуба и постоянного жирного оклада было достаточно для того, чтобы я застряла в этой гавани бессонных ночей и блестящих блесток.
Я натянула свой провокационный наряд – гламурный костюм, вдохновленный эпохой диско, с ослепительной короткой юбкой с блестками, сверкающими белыми сапогами на платформе и неоновыми аксессуарами, дополненный ярким макияжем для создания завораживающего образа на сцене. Этот образ часто вызывал множество непрошеных комментариев от пьяных мужиков. Но меня беспокоил не наряд и даже не пошлые подвыпившие клиенты, которые всю ночь на меня пялились. С ними я могла справиться и сама. По-настоящему меня пугала мысль лишь о том, что я могу застрять в этой обстановке еще лет на десять или более.
Подрисовав в последний момент пухлые губы карандашом и подведя глаза, я уверенно направилась к главной сцене с колотящимся о грудную клетку сердцем. Мечтательные и атмосферные ритмы клуба с завораживающими отступлениями и неземным вокалом на заднем плане, всегда успокаивали, отгоняя назойливые мысли о моем неопределенном (или дотошно определенном) будущем.
В то время как в Никсе царила оживленная атмосфера, под его блеском и гламуром сине-неоновой дымки от кальянов, то тут, то там слышались переговоры теневых встреч и загадочных сделок в вип-зонах. Завсегдатаи с опаской поглядывали друг на друга через оправу черных солнцезащитных очков. Незнакомцы, ускользающие в ночь. Слишком многое скрывалось под поверхностью, не попавшей в ослепительный свет сцены.
…
Когда последний клиент наконец-то вышел из моего зала обслуживания, где я каждый вечер разносила напитки и подрабатывала танцовщицей на шесте, я облегченно вздохнула и закрыла малый зал клуба, переходя в главный. Там все ещё была небольшая тусовка, но моя смена, к счастью, уже закончилась. Я рухнула на один из высоких табуретов у барной стойки, попросив стакан воды у Олежки – юного бармена Никса.
Это была долгая ночь, полная легкомысленных туристов, готовых спустить все на разноцветные шоты и развлечения, и потных купюр, переданных через стойку. Громкая поп-музыка теперь звучала лишь приглушенно, танцующие огни постепенно потухали до успокаивающего свечения, и наконец-то наступало чувство покоя.
Из затихающей толпы гуляк внезапно возникла высокая фигура Дамиана Новака, его всегдашняя аура беззаботности нарушила мое долгожданное спокойствие, как сигнал тревоги перед штормом. Дамиан, как он был известен мне ещё со школьной скамьи, был загадкой. Его ледяные серо-голубые глаза и необычный темно-пепельный оттенок волос, который был у него всегда, сколько я его помню, придавали ему особо притягательный вид в неоновых огнях. Но его грубый язык порой пробирал сильнее, чем самый суровый Балтийский ветер.
Я, естественно, приятно удивилась, заметив его в качестве посетителя нашего клуба, но сильно засомневалась, что он пришел сюда поболтать со мной о жизни, особенно после того, как он залпом осушил бокал водки с содовой.
Мы дружески завели беседу на некоторое время, пока натянутый разговор не зашел в тупик от моего вопроса из далека о его личной жизни.
– Я не строю отношений, – хмыкнул Дамиан, и его тон похожий на удар пустой бутылки из-под виски об асфальт, почему-то расстроил меня.
Я молча наблюдала за ним, ощущая горечь на языке, напоминающую о том, как спиртное проникает в мое горло.
– А почему нет? Одиночество – это… отстой, – мой голос был едва слышен за заключительными битами последнего трека ночи.
Мужчина тяжело взглянул на меня, и его взгляд заставил меня внутренне содрогнуться.
– Втягивать людей в свой бардак – еще больший отстой, – отрезал он, допивая второй бокал.
Я смотрела, как он стремительно направляется к выходу, и его аура таинственности тянулась за ним, как тень, ускользающая от меня.
В течение следующих нескольких дней слова Дамиана бесконечно прокручивались в моей голове. Что он имел в виду, говоря о "своём бардаке"? Что он скрывал?… Может быть, речь шла о Соне Крушицкой и её таинственном исчезновении пять лет назад? Я слышала, что они вроде как были парой, когда она исчезла без вести…
Я не знала ее лично, но знала людей, которые знали, и слышала, что те, кто близко дружил с этой девушкой, считали, что она попросту сбежала от чрезмерно строгих родителей и перебралась жить в Польшу… На ее месте я бы непременно взяла Новака с собой. Хотя я очень сомневаюсь, что он вообще способен выйти за пределы нашей области. Он здесь слишком глубоко врос корнями. Так же, как и я.
Соблазн выяснить о нем хоть чуточку больше был непреодолим. Все свободные минуты в баре после смены теперь уходили на поиски высокой фигуры Дамиана в толпе. В те редкие дни, когда он обычно заходил, я заканчивала смену пораньше – с нетерпением ждала, чтобы хоть мельком увидеть и переброситься с ним парой слов.
Кровавое бегство
Кира Рубинина
Ванкувер, Канада
Кира выбежала из роскошной высотки, где находился лофт Дэна МакКанни, дыхание сбилось, сердце девушки колотилось в бешеном ритме. Её некогда сверкающие изумрудные глаза теперь были затуманены страхом и невыразимым ужасом. Она только что была участником ссоры, которая вышла из-под контроля. Хуже того, её руки окрасились в тревожный красный цвет, как результат этого кошмара, от которого ее чуть не стошнило на ступеньки здания… В животе у нее все сжалось, когда девушка подняла остекленевший взгляд на безоблачное ночное небо, выдыхая тёплый воздух.
Что бы ни произошло на двадцать девятом этаже этого сияющего небоскреба всего несколько минут назад, это было нехорошо. Совсем нехорошо.
Торопливо доставая ключи машины из кармана, Кира нечаянно уронила их на асфальт. Когда она наклонилась, чтобы поднять их, её тело неудержимо сломило от накопившегося адреналина. Шуршание листьев в ночной тишине проезжающих неподалёку машин, только усиливало её тревогу. Наконец, дрожащими руками, ключи всё-таки попали в замочную скважину, ибо факт, что можно было использовать пульт от ключей, в таком состоянии попросту перестал существовать для нее. Водительская дверь с тихим щелчком открылась.
Машина, черная Mazda CX-9 2018 года выпуска, всегда была для нее безопасным местом, где Кира могла успокоить нервы и вернуть контроль над собой в моменте скорости. Но в эту кошмарную ночь спокойствие казалось неуловимым.
Когда она опустилась на водительское сиденье и захлопнула дверь, из динамиков автомобиля сразу заиграла мелодия. Видимо, телефон подключился к блютузу авто. Это была песня Эллиотта Смита, которая часто играла в подборке плейлиста.
«Выпей, детка, посмотри на звезды, Я поцелую тебя снова, за решёткой…» – мрачные строки песни затронули её сердце, и на глаза навернулись слезы.
Они каскадом потекли по неестественно бледному лицу, словно вторя меланхоличным строкам песни, и, проскользнув мимо дрожащих губ, попали на футболку. Его футболку… Видимо, в спешке сборов, девушка забыла, что находилась в ней.
От осознания этого факта она неудержимо зарыдала, ее грудь вздымалась в ритме с песней, наполнявшей затихшую машину.
Вытирая испачканные кровью руки о несчастные джинсы в отчаянной попытке избавить пальцы от тошнотворного оттенка, она повернула ключи в замке зажигания. Двигатель взревел, прорезав тишину парковки, словно подражая ее дикому страху и полному опустошению.
Кира направила машину сначала медленно, а затем все резче от величественного здания, где остался ее партнер. В туманной голове роились леденящие душу исходы произошедшего.
То, что случилось там, было далеко от того, что она могла себе представить ещё несколько дней назад, и кульминация этого события заставила её оцепенеть от шока.
Не зная, что ждет её впереди, все казалось неопределенным и пугающим, как и тусклый путь, прочерченный фарами в надвигающейся темноте. Но одно можно было сказать с уверенностью: ей больше всего нужны были ответы на вопросы о том злополучном письме.