Повешенный

Выйдя из кабинета Даниэля во второй раз, уже немного выпивший Уильям пришёл к логичному выводу, что оставаться на работе после многозначительных слов мистера Ридли нет никакого смысла. Он быстро собрал вещи, покидав все самое нужное в объёмную кожаную сумку, которую всегда таскал с собой на работу, чтобы ничего случайно не забыть, несколько раз тяжело вздохнул, обведя взглядом кабинет и ушёл. Возможно, впервые раньше окончания рабочего дня и без серьёзных задержек.

И он действительно спал три дня. Изредка выбирался из кровати, чтобы сжечь яичницу на сковородке или парочку тостов, и снова забирался под одеяло с книгой, забываясь в новом романе ДюМорье.

– Значит, – Алан уверенным движением собственника снимаемого Уильяму жилья оттеснил Уилла в сторону тростью и прошёл внутрь помещения, – у тебя сейчас очень много сил, чтобы высидеть скучный приём у Анхеля.

– Черт.

Это было наиболее безобидным, что вырвалось из Уильяма в следующие несколько минут. Подоспевший за Аланом в гостиную Уилл рухнул на диван и закрыл лицо ладонями, сокрушаясь так, словно он несколько лет проработал подмастерьем сапожника, а все его клиенты были последними ирландцами из рабочего района. Уильям забыл об этом приёме, на который он и Алан внаглую напросились. А теперь идти на него хотелось еще меньше, чем несколько дней назад.

Радио прокашлялось сводкой новостей и щёлкнуло выключателем. Лампочка грустно жужжала вместе со вторившим ей холодильником, и Уильям чувствовал, как вместе с ними дрожат и его нервы. Маккензи терпеливо слушал ругань Уильяма, рассматривая обстановку в доме, словно видел ее в первый раз. Несколько раз он останавливался около фотографий на стене, качал головой и начинал снова ходить кругами вокруг Уильяма. Ждать окончания тирады долго не пришлось, и Уилл, в последний раз выплюнув «Вот дерьмо!», откинулся на спинку дивана.

– Смотрю, ты уже в полной боевой готовности, – Алан скептично покачал головой, кивнув на кучу посуды в раковине и около неё.

– На себя бы посмотрел, – Уилл провёл ладонью по лицу. – Или мистер Маккензи неожиданно начал любить мыть посуду?

– Не скажу, чтобы начал. Я просто нанял себе домработницу, – Алан толкнул одну из чашек, водружённых на вершину стопки из тарелок, и та вскриком разлетелась о пол под любопытным взглядом Алана. – Приходит раз в неделю, когда меня нет, убирается. Меня все устраивает. Главное, не пересекаться с ней. Не люблю посторонних людей в своём личном пространстве.

Уильям криво усмехнулся.

– Меня же ты как-то терпишь.

– Ты особый случай, Уилл. – Алан приподнял тростью край ковра и ногой загнал под него осколки. – Ты хотя бы умеешь шутить. К слову, как бы мне ни была приятна твоя компания, мы уже изрядно опаздываем. Не хотелось бы разочаровывать этих испанцев прямо с порога. Не дойдя до него. К тому же, там будет слишком много людей. Придётся бороться за внимание к себе.

– Уверен, у тебя без труда получится это сделать.

– Без труда? – насмешливо вскинул бровь Алан, принявшись снова ходить кругами по гостиной-кухне. – Без труда, мой милый Уилл, можно было снять проститутку в борделе лет сто назад. И то там приходилось изрядно постараться, чтобы доказать свою финансовую состоятельность. Нынешние вышибалы – жалкая копия тех, кто охранял жриц любви в захолустных районах столиц. Все в этом мире достигается трудом. Даже секс.

Алан, несомненно, заметил, как насмешливо-иронично выгнулась бровь Уильяма, как морщинки пролегли на его еще молодом лице и с каким сомнением Уилл стал смотреть на гостя. Алан просто не мог не заметить этого. И все же Маккензи непостижимым образом проигнорировал летящие в него молнии взгляда Уильяма и, остановившись перед диваном, уставился на того сверху вниз, как мать на нашкодившего ребёнка. И Уильям даже чувствовал себя соответственно. В носу защипало, взгляд потянулся мутной плёнкой близорукости и захотелось тереть глаза до ярких оранжевых кругов.

– Ты закончил свои стенания? – Нога Алана нетерпеливо отбивала ритм. – Или дать тебе еще минут десять, чтобы ты смирился со своей судьбой? Можешь даже разбить пару тарелок, если тебе от этого станет легче. Не придётся мыть посуду.

Уильям насупился, засопел и замотал головой и руками. Протест проигравшего всегда был очарователен. Но не когда этим проигравшим был ты сам. Алан отступил. Но только чтобы тут же бросить в Уильяма очередной камень подколов и усмешек:

– Отлично. В таком случае надевай штаны, зализывай свои волосы гелем и пойдём. Сегодня у нас слишком много дел.

От общества Алана Маккензи Уильяма могла спасти только смерть. Но даже в этом Уилл не был до конца уверен.

***

Алан Маккензи решил, что прогулки на свежем воздухе будут полезны для здоровья.

В особенности, перед очередной пьянкой.

Уильям же не видел ничего полезного в прогулках под пронизывающим холодным ветром и накрапывающим не ко времени дождём. Осень ворвалась в город без приглашения, распахнув его двери пинком засушливого торнадо и присыпав сверху пылью и духотой. За первый месяц воздух высох до прозрачных трещин. Дышать было больно, и лёгкие горели от забившегося в них песка. Впрочем, и дождю жители Чикаго оказались не рады.

Порывы ветра на набережной озера забирались под одежду своими длинными когтистыми пальцами. Даже лёгкая щетина на лице вставала дыбом в жалких попытках согреть горящее холодом лицо. Голые ветви деревьев уродливыми черными пальцами дрожали от надвигающихся заморозков – ветер нещадно хлестал ими смельчаков, отважившихся выйти на улицу, и рябью пробегал по темной глади озера. Алан выбрал для прогулки день, совмещавший в себе все, что Уильям ненавидел с рождения в сырой осени Иллинойса.

– Улыбнись, Уилл, – Алан толкнул Уильяма лисьей мордочкой трости в плечо. – А то дворецкий Анхеля подумает, что я тебя насильно притащил, и вызовет полицию.

– Полиция не поможет мне прервать этот круг вечных страданий, – повёл плечами Уилл, сунув руки в перчатках поглубже в карманы.

Алан промолчал. Он еще несколько раз пытался завести с Уильямом пустую беседу о погоде и последних новостях, но Уилл упрямо молчал, смотрел под ноги и пинал попадающиеся камушки. Родной город казался ему чужим. Впитавшиеся в кожу узоры улиц незнакомцами встали перед Уильямом. Он видел свой город и не узнавал его. Вывески кофеен и магазинов с безделушками сливались в тусклые размытые пятна, а лица продавцов калейдоскопом переходили друг в друга, как мифическое чудовище. Город ревел жизнью, но этот рёв был предсмертным криком умирающего зверя и эхом раздавался в ушах Уильяма. Родной город стал ему чужим, стал незнакомым и болезным.

И Уилл болел вместе с ним.

– Чувствуешь? Память ускользает от тебя как песок. Не пытайся ее удержать. Только силы потеряешь.

Уильям оглянулся на Алана – тот только пожал плечами и подмигнул, прежде чем броситься через дорогу наперерез затормозившим машинам. Уильям, придерживая шляпу, кинулся за ним, жестами извиняясь перед оторопевшими и разозлёнными водителями. Алан бежал, шлёпал ногами по мокрому асфальту, перепрыгивал неглубокие лужи. Иногда он останавливался, чтобы посмотреть на своё отражение в одной из витрин. Но тут же продолжал свою погоню за невидимой добычей, оставляя Уильяму только жалкие попытки угнаться за ним.

Вскоре набережная сменилась ровными маленькими улочками. Длинные и неповоротливые, они рублеными жестами рассекали город на правильные фигуры. Особняк четы Куэрво занимал самое почётное место среди похожих на него домов. Грузный и неприветливый. Отливающий красным кирпичом и резной железной оградой. Он восседал во главе безвкусицы и вульгарности не только своим внутренним убранством, но и внешним обликом. Возможно, стоило убрать несколько деталей, подстричь разросшиеся кусты и покрасить проржавевший забор, и особняк вдохнёт новую жизнь. Но сейчас он медленно гнил вместе со своими хозяевами, расползался зеленоватым туманом и отравлял все вокруг себя.

Обвитая янтарными листьями арка впустила очередную парочку гостей – на этот раз Уильяма и Алана – под свою сень. Дверной молоточек несколько раз ударил по двери. На секунду Уиллу захотелось, чтобы никого не оказалось дома. Увы, тяжёлые мужские шаги раздались по ту сторону безопасности, и Уильям уже приготовился пялиться на хмурую кирпичную физиономию дворецкого, как женский голос остановил проворачивающуюся в двери ручку: «Я сама».

Мария Куэрво. Ее сияющий беспокойным блеском взгляд отрезал пути к отступлению любому, кто оказывался достаточно неосторожным, чтобы попасться в ее сети. Молодая и впечатлительная, она была обделена мужской лаской и заботой. По крайней мере, так говорил Уильяму Даниэль. И у Уильяма не было ни одной причины не верить другу. Взгляды, которыми Мария одаривала каждый раз Уилла, дарили обычно мужьям, а не малознакомым мужчинам. Впрочем, Анхеля это, судя по всему, не слишком сильно напрягало. Он всегда улыбался и только кивал, пока Уилл в очередной раз уворачивался от брошенного в него взгляда Марии.

Вот только сейчас бежать было некуда. Впереди Мария Куэрво, а сзади Алан Маккензи. И кто из них был молотом, а кто – наковальней, Уильям еще не определился.

– Уилл, – взвизгнула сеньора Куэрво, – спасибо, что пришёл. Я уже собиралась обидеться на тебя. Даниэль обещался, что ты составишь нам компанию. Ждала тебя с самого полудня. – Она перевела взгляд на Алана, и ее улыбка тут же потухла, сменившись звериным оскалом. – Ну проходите, что стоите?

Алан пожелал Марии прекрасного вечера и прошёл вперёд. Уильям замешкался – это стало роковой ошибкой. Мария тут же возникла у него на пути, опершись одной рукой о косяк и закрывая путь дальше. Если бы не алая помада, она, несомненно, облизнула бы губы, и от одной мысли об этом Уиллу стало нехорошо. Они несколько раз одновременно шагнули в сторону в попытках разойтись в неожиданно узком дверном проёме. И каждый раз Мария оказывалась все ближе к Уильяму, а щеки последнего пылали все сильнее. Казалось, прошло несколько часов, прежде чем Алан, сжалившись над другом, позвал его, вырывая из хищных лап Марии. Уилл несколько раз горячо извинился, протиснулся мимо Марии, прижимая к груди шляпу, и выдохнул только когда увидел ухмыляющееся лицо Алана.

– Вот тебе смешно, а она меня пугает, – шёпотом посетовал Уильям, оглянувшись и еще раз натянуто улыбнувшись Марии.

– Не тебя одного, – Алан смахнул пыль с комода и подцепил пальцем одну из маленьких картин-масок на стене. – На месте Анхеля я бы выгнал горничную и весь этот сброд лентяев. Здесь пыли столько, словно она тут с Французской революции. А это уже, знаешь ли, долгое время.

Лакеи тут же окружили их роем, отбирая шляпы, пальто и даже трость Алана, потому что он «мог кого-нибудь ею поранить». Алан только неодобрительно нахмурился и хмыкнул, но спорить с ними не стал. Уилл закатил глаза – всегда бы Алан так изображал воспитанность и этикет, как сейчас.

Холл гудел ульем маленьких облачённых в костюмы муравьёв. Было приятно осознавать, что некоторые лица выглядели знакомыми: в толпе Уилл даже разглядел нескольких своих пациентов – одному пришлось пару лет назад вытаскивать пулю из черепа. Жаль, нельзя было в анамнезе написать «дубоголовость». Лица политиков выглядели такими же серыми, как на газетных листках. А парочка местных актрис заливисто хихикала над низеньким старым камердинером Анхеля. Из столовой уже доносился аромат жареного мяса, и плотно сомкнутые двери спасали наготовленную поварами еду от того, чтобы быть съеденной еще в первые пять минут нахождения в особняке.

Алан привычно остановился в стороне ото всех и жестом позвал одного из официантов. И впервые Уильям посетовал на свой рост. Среди низеньких разъевшихся политиков, миниатюрных женщин и даже на фоне Алана Уилл умудрился выделяться. Ему было хорошо видно каждого находящегося в холле гостя, и ни один из них не упустил возможности пробежаться по Уиллу и Алану взглядом. Ни один. Кроме стоящей поодаль Кэтрин.

Через несколько минут вернулась Мария вместе с мужем. Но смотрела сеньора Куэрво опять только на Уильяма, и он даже немного согнул колени, прячась за возникшей перед ним группкой людей.

– Скажи, – сквозь плотно сжатые зубы протянул Алан, – чем ты так насолил ей, что она раздевает тебя взглядом?

– Задаюсь этим вопросом каждый раз. – Уилл физически ощущал неудобство от нахождения рядом с Марией, и сейчас оно было как никогда сильно. – Если бы я знал.

В столовую их пригласили через десять минут и сорок восемь секунд бессмысленных распинаний Анхеля. Все это время Уилл пытался напиться бокалом шампанского и терроризировал взглядом секундную стрелку на наручных часах – даже она была интересней того, что говорил хозяин дома. Но за столом поток слов из Анхеля не иссяк. Напротив, он только с новой силой хлынул на опешивших гостей, и все кивали, переглядывались и взглядами вопрошали, когда же это закончится.

Закончилось это еще через пятнадцать минут и шесть секунд. Уильям при встрече отмерял каждую речь Анхеля. И ни одна из сегодняшних еще не успела сместить с пьедестала рассказ сеньора Куэрво о том, как его семья оказалась в Америке. Эти два часа Уильям хорошо помнил даже спустя почти десять лет. Он помнил каждую пылинку, пролетевшую у него перед носом в тот вечер, и взгляд Марии Куэрво, который не поменялся ни на йоту.

Громко прокашлявшись, Анхель поднялся со своего места и сжал в руке ножку бокала.

– Какой сегодня чудесный вечер! – По лицам присутствующих только слепой не заметил бы скрытой глубоко внутри радости от присутствия в доме Анхеля, которой не было. И возможно, у Анхеля была близорукость. – Я рад, что здесь собрались все мои самые близкие партнёры, без которых наш маленький, но прибыльный бизнес никогда не стал бы столь процветающим, как сейчас. Господин сенатор. Для нас особая честь видеть вас сегодня здесь.

Анхель коротко кивнул сидящему чуть поодаль от Уильяма мистеру О’Брайану.

– Помолимся.