Мэри вспыхнула до корней волос. Она снова легла, отвернувшись к стенке, и обмерла, почувствовав его за спиной.
– Уже соскучилась? – вкрадчиво шепнул-выдохнул он, оглаживая её.
Словно водоворот подхватил Мэри, но, тренированная, она удержалась на ногах.
Женщина оглянулась, и её душа наполнилась светлым счастьем.
Она оказалась в летней кухоньке, предоставленной Артуру в качестве «номера в первоклассном отеле».
Тут было почти совершенно темно, только красноватый огонёк витал в черноте, как волшебное насекомое – Чёрнсын лежал в постели и курил.
– Мэри? – изумился он, торопливо гася сигарету.
Для него, Сына Князя Тьмы, темнота не была помехой.
Он «включил» Энергококон, невидимый снаружи, но помещение слегка осветилось, достаточно, чтобы и Мэри могла видеть.
Она торопливо глянула на окошки – оба были плотно завешаны красивыми, с вышивкой, занавесочками, дверь закрыта на щеколду, и, засмеявшись, Мэри забралась к Артуру в кровать, как и предсказывал это Глеб Орлов ещё там, в Городе.
* * * * *
Когда какой-то странный звук выдернул её из темноты сна, и Мэри рывком села в кровати, она не сразу поняла, где находится.
«А… это петух…» сообразила женщина, оглядываясь. Она обнаружила себя в той же постели в своей «семейной» комнатке.
Она вздрогнула, вспомнив вечер.
«Он ведает снами,» подумала она об Орлове. «Вдруг он просто навеял мне мечты об Артуре, а сам… Нет, нет, Глеб слишком его уважает…»
Она была наедине с детьми. Энн сидела на горшочке, играя снятым памперсом. Увидев, что мать смотрит на неё, девочка хитро улыбаясь, надела памперс нa голову, уже зная, какая последует реакция.
Да, Мэри кинулась «наводить порядок», а Энн только это и ждала. Она «включила сигнализацию», но, когда в комнату вошла Валентина Макаровна, девочка тут же замолчала, испуганно глядя на приблизившуюся бабушку.
– Что орёшь? – сурово спросила бабка. – Давай тряпки! – она обратилась к Мэри.
Покопавшись с критическим видом в куче одежды, бабушка выбрала плотненькое платице, секундой переодела девочку, надела носочки и резиновые сапожки.
– А памперс? – пискнула Мэри робко. – Она иногда заигрывается…
Не отвечая, Валентина Макаровна поставила девочку на пол.
– Без трусиков? – настаивала молодая женщина. – Насекомые же заползут…
– Тебе б в башку залезли, – спокойно отозвалась бабка. – Чтоб там хоть что-нибудь шевелилось.
Она подошла к кроватке Даниеля и, поджав губы, долго смотрела на него.
Он, как всегда лежал, разглядывая ручки. Бабка покачала головой.
Она достала огромное полотенце, скорее скатерть. Сняв с малыша всю одежду, бабка завернула его, как куклу, и понесла прочь.
– Стойте! – Потрясённая, Мэри подхватила дочку и кинулась за ней следом.
– Куда вы несёте его? Куда? – чуть ли не по плечо своей рослой свекрови, Мэри чувствовала себя настоящей курицей, у которой уносят цыплёнка.
Огромная дочка выскальзывала из её рук, женщина едва удерживала её.
«Это бред…» У Мэри голова шла кругом. «Что она делает?»
Она чуть не свалилась со ступенек. Артур сидел на крыльце и курил. Сунув ему Энн, Мэри снова заголосила: – Валентина Макаровна!
– Машка!
Она не среагировала.
– Мэри! – голос Глеба прогремел, как раскат грома.
Она дико глянула на Орлова, он шёл по двору с полными вёдрами воды. Мэри слышала, как за её спиной засмеялся Чёрнсын.
– Глеб! – Она уже чуть не плакала. – Твоя мама…
– Мария! – он отозвался сурово. – Она Хозяйка здесь!
Поскуливая, словно собачонка, Мэри потрусила за свекровью.
Валентина Макаровна вышла за пределы усадьбы, на луг.
Развернув Даниеля, она, что-то приговаривая, покатала его по траве, мокрой от росы, словно полено, как чурку какую-то!
Мэри стояла, окаменев, она даже вдохнуть не могла.
А Валентина Макаровна, сильно растерев малыша, закутала его и передала матери.
– Пойди, одень.
Мэри потрогала сына. «Он даже не холодный…» изумилась она.
Но тут мальчик по-настоящему поразил её.
Повернувшись к Валентине Макаровне, он ВЗГЛЯНУЛ на неё и чётко, даже сердито произнёс: «Баб!»
– Вишь! – умилилась та. – Он меня «баба» назвал!
Мэри не ответила. ЭТО было гораздо бОльшее.
Они даже не подумали учить его русскому. То, что сказал Даниэль, не было словом «бабушка». Это было слово «bad». «Плохая». Ну, или хотя бы «плохо».
Прижимая к себе сына, Мэри молча вернулась к дому.