Сильнее ветра 2. Горизонт свободы

Я ощущала жар его тела и, стараясь не отвлекаться на мужские пальцы, ласково бегающие по ткани моих штанов, ждала объяснений этому неозвученному, но громоздко повисшему между нами «но».

– Но есть обстоятельства, которые не позволяют остаться, – прозвучал страшный приговор. Всё-таки решился. –  Я не буду обещать тебе того, в чём я не уверен. Но я могу пообещать, что сделаю всё, чтобы вернуться.

Я впилась пальцами в дерево скамьи и прикрыла глаза. Чужое дыхание щекотало щеку.

– Я горжусь тобой, – услышала я что-то на невероятном, совсем не подходящем ему языке. – Безумно горжусь, моя девочка.

Тёплые губы мазнули вдоль шеи. Оставили жгучую дорожку поцелуев на покрытой мурашками коже.

– Ты почти справилась, Эм. Осталось совсем чуть-чуть. И ты пойдёшь дальше, несмотря ни на что. Я верю в тебя. – Послышался тихий смешок. – Никогда не думал, что скажу это вслух, но ты чертовски умна, Эмили Майерс. Я восхищён тобой. Твоей красотой. Силой духа. Я восхищён твоим умением так преданно любить.

Растерявшие всю холодность пальцы обхватили мой подбородок, потянули вниз. Заставили раскрыть глаза и встретиться со сгустившейся чернотой в лице напротив.

– Умением влюблять.

Запахло атомным взрывом.

– Максвелл… – Я прикоснулась ладонью к его щеке, чувствуя, как тело тянется, но душа… Душа сомневается. Провела большим пальцем вдоль иссиня-фиолетового контура. – Посмотри вокруг… ты видишь? – голос надломился. – Ты видишь, где я, чёрт возьми, нахожусь?

– Мне плевать, что происходит вокруг. Я вижу только тебя.

Чемпион собственноручно уничтожил каждый дюйм, чтобы прошептать мне в самые губы:

– Ты продолжишь работу над собой. Ты выйдешь отсюда. Ты начнёшь жить. Сделаешь даже невозможное, чтобы стать счастливой, – он гипнотизировал мой разум словами, размеренным глубоким тембром с лёгкой хрипотцой и ароматом. Дымчатым ароматом, который просто немыслимо спутать с чьим-то другим. – С этой секунды «невозможно» – для тебя всего лишь слово.

И меня разорвало. Я резко распахнула глаза, поражаясь тому, что он сказал так же… так же, как я!

– Я хочу, чтобы ты пообещала мне это, – в его голосе звякнул металл, взгляд стал жёстким. Въедливым. – Пообещай мне, Эм. – Максвелл крепче стиснул мой подбородок, заставляя неотрывно смотреть в густую смолу, растопившую радужку.

– Я обещаю…

На лицо чемпиона натекла удовлетворённая улыбка. Его пальцы разжались, коснулись моей щеки. Того самого места, где располагался небольшой крестообразный шрам, оставшийся после моего приступа в Лас-Вегасе. Рана от моих ногтей зажила, но наградила на память отпечатком. Маленьком уродством, которое сейчас безумно нежно целовали чужие губы.

– Береги себя, Эм.

Тепло его тела исчезло. Растворилось в воздухе так быстро, что я не успела даже подумать, чтобы успеть словить. Остался лишь запах.

Я неотрывно смотрела в отдаляющийся силуэт и чувствовала ту самую грань, когда невыносимо хочется догнать, упасть в объятия и попросить остаться. Но фигура уменьшалась в размерах, а я всё так же продолжала неподвижно сидеть на скамье, не предпринимая никаких попыток изменить будущее.

Максвелл неожиданно замер, будто ощутил мой беспомощный, тоскливый взгляд, пожирающий его крепкую спину. Обернулся.

– Так, какое мороженое ты любишь? – громко крикнул он.

Я улыбнулась. Широко, искренне. Как не улыбалась уже очень давно.

– Шоколадное с карамелью, чемпион.

Усмехнувшись, Уайт одобрительно кивнул, и, надев очки, продолжил свой путь к тем невообразимо высоким воротам, за которые я только что пообещала ему когда-нибудь выйти.

И я сдержу своё обещание… Обязательно сдержу.

Глава 3.

Эмили.

Глядя на собственное отражение в зеркале, я провела ладонью вдоль кромки ворота белого халата и склонила голову набок. Мокрые кончики прядей коснулись основания шеи, и несколько капель, скатившись по распаренной коже, сорвались вниз. За три месяца, проведённых в клинике, я успела привыкнуть к новой длине волос, что само по себе являлось очень сомнительным достижением.

Человек способен привыкнуть ко всему. К новой причёске. К душевным ранам.

Слабо улыбнулась своей копии и, завязав пояс халата, вышла из ванной.

Кэти сидела на краю кровати и неотрывно смотрела в экран телевизора, по которому шёл экстренный выпуск новостей.

– … сегодня ночью в тридцати милях от Нью-Йорка была взорвана медицинская лаборатория, принадлежащая известному бизнесмену Александру Миллеру, – тараторила журналистка в микрофон. – По официальным данным, погибло семь человек, десять получили ранения. Взрыв прогремел в третьем часу ночи, и, несмотря на ночное время, двум очевидцам всё же удалось сделать несколько кадров. Как вы видите, масштабы урона поражают…  Теракт или личная вендетта? Ответа на этот вопрос мы не получили. Александр Миллер пренебрегает общением с прессой и отказывается от любых комментариев…

Когда картинка столба чёрного дыма сменилась фотографией молодого мужчины, я сделала несколько шагов вперёд, чтобы лучше рассмотреть лицо с острыми чертами и пронзительно ледяным взглядом. Но Кэтрин, заметив моё присутствие, тут же подскочила и, схватив пульт, нажала кнопку.

Экран потух, и я сконцентрировала всё своё внимание на сестре, которая, особо не скрываясь, шарила по моему телу озабоченным взглядом.

«Что она постоянно на нём ищет? Колотые раны?»

Не сложно предугадать, что Кэти изо всех сил сдерживается, чтобы не спросить, всё ли в порядке. За последние восемь часов она задала мне этот вопрос одиннадцать раз, и на девять из них я отреагировала молчанием. Я поступила бы так и с непроизнесённым вслух двенадцатым, но плескавшаяся в глазах сестры тревога заставила прикусить язык.

– Всё в порядке, Кэти. Правда.

Сестра подозрительно сощурилась, пытаясь найти подвох в моей преждевременной капитуляции. Но, так ничего и не обнаружив, расслабилась.

– Ты голодна? Я заказала ужин. – Она кивнула в сторону заставленного тарелками подноса.

– Очень. – Оценив аппетитность спагетти в томатном соусе, я взяла свою порцию и забралась с ногами на огромную кровать.

Некоторое время мы ели в полной тишине. Я скользила взглядом по довольно простому номеру отеля, не цепляясь ни за что конкретное. Лишь странная, с кучей завитков позолоченная люстра на секунду дольше удержала внимание, и то только потому, что висела прямо надо мной и вызывала стойкое опасение за собственную жизнь. Вторую пробоину в голове я не переживу.

Ноги затекли, и я, вытянув их вперёд, упёрлась ладонью в матрас, отмечая, что покрывало в клинике было более приятным на ощупь.

Я освободилась от белых стен тридцать шесть часов назад и сразу же кинулась смотреть авиабилеты до Майами. К моему огромному разочарованию, с местами возникла проблема, и ближайший рейс, которым я могла покинуть душащий меня Чикаго, планировался только через пять дней. Я не могла ждать. Потому сообщила Кэт, что доберусь на машине. Я думала, придётся уговаривать и биться в судорогах, чтобы мирно отправиться в не столь короткое путешествие, но сестра отреагировала удивительно спокойно. Она не стала спорить, а сразу же дала своё согласие с условием, что поедет со мной. Я была не против её компании. К тому же мы так и не поговорили, и я решила, что совместное маленькое турне станет идеальной обстановкой для нашего откровенного диалога.

Паста оказалась очень вкусной, и я, облизнув испачканные соусом губы, спросила:

– Сколько осталось до Авентуры?

– Четыреста миль, – наматывая на вилку лапшу, ответила Кэти.

Я сжала пальцами стакан яблочного сока. Всего четыреста миль отделяло меня от родителей Эйдена.

– Они… – я нервно сглотнула, – они точно не против нашего визита?

– Конечно! Грейс миллион раз повторила, как ждёт нас!