Джек Ричер: Без права на ошибку

Ричер, все еще сидевший на кровати, наклонился вперед.

– Если бы планировалось убийство, у каждого из нас было бы по винтовке M-шестнадцать с подствольным гранатометом. Плюс длинноствольные автоматы. А может, даже пулеметы М-шестьдесят на треногах. Времени для установки хватило бы. Пальнули бы по первому этажу из М-шестнадцать двумя фосфорными гранатами, спереди и сзади одновременно – Армстронг либо сгорел бы в постели, либо мы застрелили бы его при попытке сбежать через окно или дверь. Атаку назначили бы на четыре часа утра. Невероятное потрясение, полная суматоха – в кавардаке легко перестреляли бы ваших агентов. Дом разнесли бы в щепки. И уйти смогли бы нормально, а потом все свелось бы к обычному преследованию беглецов, что в глуши не очень-то хорошо, но доля везения – и мы бы, скорее всего, улизнули. Вот вам еще один вариант с персонажем Эдварда Фокса.

В комнате повисла гнетущая тишина.

– Я вам не верю, – сказала наконец Фролих, не отрывая глаз от фотографий. – Это не пятничный вечер. Это снято совсем в другое время. Вас там вообще не было!

Ричер в ответ не произнес ни слова.

– Так были или нет? – спросила Фролих.

– Посмотрите-ка вот сюда, – сказал Ричер.

Он протянул ей еще одну фотографию. Снимок фотоаппаратом с телеобъективом. Она с мобильным телефоном в руке сидит у окна в квартире над гаражом и вглядывается в темноту. Ее тепловая сигнатура обозначалась в странноватых красных, оранжевых и фиолетовых тонах. Но это была Фролих. Несомненно. Казалось, фотограф находился от нее так близко, что мог дотронуться.

– Я тут звоню в Атлантик-Сити, – тихо объяснила она. – Ваши друзья-музыканты уехали благополучно.

– Хорошо, – ответил Ричер. – Спасибо, что присмотрели за ними.

Она переводила взгляд с одного инфракрасного снимка на другой и молчала.

– В общем, и бальный зал, и его родной дом – дело ясное, – сказал Ричер. – Два – ноль в пользу нехороших ребят. Но на следующий день их победа стала разгромной. Я имею в виду вчерашнее мероприятие около церкви.

Ричер передал Фролих последнюю фотографию. Обычную, не инфракрасную, снятую сверху, с большой высоты. Армстронг в теплом пальто шагает по лужайке общественного центра. Фигура освещена золотистыми лучами вечернего солнца, отбрасывает длинную тень. Вице-президент окружен толпой людей, но голова его видна хорошо. И на ней снова грубо нарисовано перекрестие прицела.

– Я засел в церкви, наверху, – объяснил Ричер.

– Церковь была заперта.

– С восьми часов утра. А я находился там с пяти.

– Там же все обыскали.

– Я был на самом верху, где колокола. На верхней ступени деревянной лестницы за крышкой люка. Лестницу я посыпал перцем. Ваши собаки сразу потеряли интерес и вернулись на первый этаж.

– С собаками работало подразделение местной полиции.

– Работало очень неаккуратно.

– Я собиралась вообще отменить это мероприятие.

– Надо было.

– Потом хотела попросить Армстронга надеть бронежилет.

– Без толку. Я бы целился в голову. День был, Фролих, чудесный. Солнечно, небо чистое, ни ветерка. Воздух плотный, прохладный. Настоящий воздух. Я был от Армстронга в паре сотен футов. Мог бы попасть ему прямо в глаз.

– А здесь Джон Малкович или Эдвард Фокс? – спросила она после паузы.

– Я убрал бы Армстронга, а потом еще три-четыре секунды стрелял бы по толпе, чтобы задеть как можно больше людей. В основном, думаю, полицейских, но прихватил бы женщин и детей тоже. Постарался бы их не убивать, а только ранить. По возможности в живот. Так эффективнее. Люди разбегаются, многие истекают кровью – массовая паника неизбежна. Чтобы скрыться, думаю, времени бы хватило. За десять секунд выбрался бы из церкви, а потом растворился в окрестных кварталах. Нигли ждала в машине поблизости. Подкатила бы сразу, как только услышала бы выстрелы. Так что я, скорее всего, стал бы героем Эдварда Фокса.

Фролих поднялась и подошла к окну. Уперевшись ладонями в подоконник, уставилась вдаль.

– Это катастрофа, – резюмировала она.

Ричер промолчал.

– Я совсем не ожидала от вас настолько высокого уровня, – добавила она. – Даже не подозревала, что вы прокрутите полномасштабную диверсионную операцию.

– Обычно убийцы – не самые кроткие люди на свете. А именно они устанавливают тут правила, – пожал плечами Ричер.

Фролих кивнула:

– И еще я не знала, что вы позовете кого-то на помощь, тем более женщину.

– В общем-то, я вас предупреждал, – отозвался Ричер. – Говорил же, что ничего не получится, если вам останется только сидеть и ждать, пока атака не начнется. Настоящий убийца и не подумает заранее оповещать о своих планах.

– Да, понимаю, – сказала она. – Но я представляла себе одиночку.

– В таких случаях всегда есть кто-то на подхвате, – сказал Ричер. – Одиночки бывают только в кино.

– Значит, докладу комиссии Уоррена[9 - Комиссия Уоррена – неофициальное название специального органа, созданного преемником Джона Кеннеди, Комиссии президента по расследованию убийства президента Кеннеди. Пришла к выводу, что преступник – снайпер-одиночка Ли Харви Освальд.] вы не доверяете? – В стекле отразилась ее ироничная полуулыбка.

– Так ведь и вы тоже, – покачав головой, сказал он. – Ни один профессионал никогда в эту чушь не поверит.

– Сегодня я что-то мало ощущаю себя профессионалом, – сказала она.

Нигли встала, подошла к Фролих и села рядом, прислонившись спиной к стеклу.

– Обстановка, – сказала она. – Вот о чем вам нужно думать в каждом случае. Вообще, все не так уж плохо. Мы с Ричером были специалистами отдела уголовных расследований армии США. Нас учили очень многим вещам. В основном нас учили думать. Быть изобретательными. А еще беспощадными, конечно, и уверенными в себе. И куда более жесткими, чем те, с кем мы имели дело, а некоторые из них были люди очень жесткие. Так что мы нетипичный случай. Таких специалистов, как мы, по всей стране наберется не больше десятка тысяч.

– Десять тысяч – это много, – возразила Фролих.

– Из двухсот восьмидесяти одного миллиона? А сколько из них сейчас в подходящем возрасте, свободны и имеют причину заниматься подобным? Статистически доля таких на уровне погрешности. Так что не парьтесь. Ваша работа в принципе невыполнима. От вас ведь, по сути, требуется, чтобы подопечный был уязвим. Потому что он политик. Он должен работать на публику. Нам бы и в голову не пришло позволять человеку делать то, что делает Армстронг. Никогда в жизни. Для нас это совершенно немыслимо.

Фролих повернулась лицом к комнате. Судорожно сглотнула и как-то неопределенно кивнула неизвестно кому.

– Спасибо, – сказала она, – за то, что пытались поднять мне настроение. Но теперь придется о многом подумать.

– Например, о периметре, – сказал Ричер. – Охватывайте площадь радиусом в полмили, никого не подпускайте к охраняемому объекту и следите, чтобы как минимум четыре агента в любое время находились от него на расстоянии вытянутой руки – буквально. Это все, что вы можете сделать.

– Нельзя, – покачала она головой. – Подобные методы сочтут чрезмерными. Даже недемократичными. Таких недель, как эта, в ближайшие три года предстоят сотни. А четвертый год, когда срок подойдет к концу, окажется даже хуже: команда будет надеяться на переизбрание и контролировать все станет еще сложнее. Лет через семь Армстронг сам выдвинется в президенты. Видели, как это происходит? Толпы народа повсюду – от Нью-Гэмпшира и далее. Городские собрания в непринужденной обстановке. Сбор средств. Словом, полный кошмар.

В комнате воцарилась тишина. Нигли отделилась от подоконника и прошла через всю комнату к письменному столу. Из ящика, в котором лежали фотографии, достала две тонкие папки.

– Вот это письменный отчет. – Она указала на первую. – Основные моменты и рекомендации с точки зрения профессионалов.

– Ладно, – поблагодарила Фролих.